(Не) настоящий ангел - Амалия Март

она.

— Да, но у нас там важное заключение контракта, встреча, подписание доп. соглашений, — обрастает деталями моя ложь. Чем больше деталей, в которых моя мама не сечет — тем правдоподобнее. Знаю, она очень серьезно относится к работе и это отличная отмазка. Я не люблю ее обманывать, но что уж там. Ложь во благо же для чего-то существует?

Мама, например, не в курсе, что с предыдущего места я уволилась и перебежала к конкурентам. Ее бы удар хватил, узнай она, что я и полгода не продержалась там, и причины не важны. Она из тех, кто всю жизнь проработал на одном месте и считает, так и должно быть. С — стабильность. Н — надежность. С — советское воспитание.

— И во сколько ты освободишься?

— Поздно, мам. Поздно вечером. Совсем сегодня никак. Может завтра?

— Но завтра Антоша уезжает, — удивленно говорит она в трубку.

Я в курсе. Потому и предлагаю. И несмотря на то, что дурацкое сердце екает на этом имени, падая в обморок куда-то в желудок, продолжаю говорить с почти натуральным сожалением:

— Жаль, конечно. Но мы с ним виделись, когда я приходила кота кормить.

— Анге́лия, ну как же так? Надо обязательно собраться всем вместе! Вы же такие друзья.

О, боженька, откуда она это взяла?! В какой вселенной она живет?

— Ну, в другой раз, значит.

“Лет через десять. Когда он соизволит притащить свою задницу в очередной раз” — ехидно подмечаю в своей голове. Я как раз остыну и обзаведусь “мужем” в списке контактов. И будем квиты.

Мама вздыхает в трубку. Звание дочь года еще никому не отдали? Руки чешутся получить. Полная энтузиазма, за пару минут общения со мной, мама перешла в грусть-печаль. Класс.

— Ну что делать, раз надо…

— Угу, — киваю собственному отражению, будто маме.

— Ладно, тогда завтра созвонимся. Все равно надо приехать. И ключ отдать, и тетя Валя тебе подарочек привезла за то, что ты за её котом смотрела.

Это она, видимо, пару новых швов на его морде еще не видела.

— Как здорово! — господи, никогда еще столько фальши в моем голосе не было, теряю хватку. — Ну тогда до завтра, мам?

— Пока, котеночек, — мама прощается ласковым прозвищем, а я завыть готова.

Нагромоздила лжи из-за собственной слабости, расстроила маму. А она… “котеночек”. Как в детстве. Тогда мне ужасно не нравилось, и я все время кричала ей: не называй меня так! А сейчас от щемящей тоски натурально умираю.

Значит, я котеночек. Большая дикая кошка, скорее, но сути не меняет. Все окончательно становится на свои места. Вот, почему мы с Арсеньевым как кошка с собакой. Черт, теория Иды работает. Ненавижу, когда она права.

Померив маленькую комнатку шагами минут с пятнадцать, я решаю, что это совершенно невыносимо оставаться здесь, в четырех стенах, наедине с самой собой на целый день. Поэтому выкидываю из шкафа теплый свитер, джинсы и, взглянув в окно, добавляю пальто. И собираюсь.

Поеду на работу.

Проверю допник для конторы, которую мы вчера навещали, поизучаю банки с краской. На худой конец, отвратительный эспрессо поцежу возле окна, ностальгируя по старым добрым временам.

Все, лишь бы не думать о том, о чем думать нельзя.

Мне всегда нравилось это ощущение расслабленных сверхурочных. Когда горишь проектом и сидишь в пустынном офисе вечерами и выходными, когда уже можно позволить плеснуть себе в чай немного коньяка из запаса щедрого шефа для лучшей циркуляции крови и идей. Стянуть с себя туфли под столом, убрать волосы в лохматый пучок, закрепив карандашом. И просто погрузиться в работу, ни о чем другом не думая.

Но те дни давно в прошлом.

Офис — чужой и не уютный, тишина — тяготит, на ногах потрепанные жизнью кеды, которые эротично не стянешь, да и незачем. И главное — о работе не думается. Даже здесь, среди стекла и холодного бетона, с видом на дергающийся экран и три тысячи писем в рабочей почте — я сомнамбула во плоти. А еще дико хочется курить. Красиво так, с затягом, глядя в окно и мечтая об облегчении. А сверху залить все это чашечкой кофе. Тремя. Но не крепкими, чтобы в удовольствие. Порадовать себя мелочью, оставить вместо горечи сладость.

Но я бросила.

А если я что-то решила, никогда не иду на попятный. Поэтому остается только кофе.

Единственное преимущество новой работы — капсульная кофе-машина прямо в кабинете с разнообразием выбора и вид из окна, пока ждешь напиток по капле. Но сегодня и это меня не радует — в корзинке возле чудо-аппарата один вонючий эспрессо. Да гребаный стыд, хоть что-то хорошее со мной может случиться или эта черная полоса уже перешла в беспросветную дыру?

На кофе меня откровенно срывает. Я зло открываю дверь кабинета и выхожу в общий коридор. Где-то здесь должен быть запас этих долбаных капсул, я видела, как какая-то прекрасная женщина пополняла его у нас в четверг, а значит, она откуда-то его брала.

Если бы не резиновая подошва кедов, стук моих обычных каблуков слышали бы и на первом этаже, отвечаю. Я настолько чеканю шаг, что, кажется, плитка готова пойти трещинами. Чертов офис я практически не знаю. Прогулка до туалета и до приемной шефа — все мои скупые телодвижения здесь. Интуитивно заворачиваю за угол, видела, туда обычно стекается народ, и обнаруживаю что-то типа столовой. Закуток с парой столов и микроволновкой. Не густо для такого большого офиса, Тарелкин, оказывается, скупердяй.

Кулер с водой, холодильник, еще одна кофе-машина. Ага! Роюсь в корзинке возле нее, но и тут облом — один никем не востребованный эспрессо.

— Да что за срань! — не выдерживаю и громко ругаюсь.

— Не могу не согласиться.

Я оборачиваюсь на чей-то голос и невольно морщусь. Думала, я тут одна, а оказывается, еще одна рабочая лошадка притаилась прямо за спиной. Девушка мне не знакома, хотя я и не так, чтобы всех по