Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

Воронцов слушал его и покусывал по дурной привычке мундштук трубки, сплевывая в открытое окно крошки эбонита.

Черт его знает, этого Антона. Снова плетет очередную заумь. Ну, даже если и написал от тюремной тоски человек книжку, что из того? Мало ли, кто что писал? Любую легенду можно приспособить к чему заблагорассудится. Тем более такую универсальную. Силы света — силы тьмы, их вечная борьба, да в любой религии можно найти что-то подобное. Гадание самой обычной цыганки тоже применимо к каждому, было бы немного воображения и желание найти в них рацио…

— Хорошо, полистаю твоего Андреева на досуге. Только давай все же поконкретнее, на уровне фактов, а не легенд. Можешь?

— Могу, естественно. — Антон словно был несколько разочарован тем, что на Воронцова сказанное им не произвело ожидаемого впечатления. Словно не убедился еще межзвездный дипломат, с какого типа землянином имеет дело. — Просто в свете моей информации тебе кое-что в дальнейшем станет легче оценить. Поскольку законы исторического материализма в нашей ситуации еще менее применимы. А я, как и положено Даймону, буду продолжать наставлять тебя и способствовать исполнению возложенной на тебя миссии. — Предупреждая готовое вырваться у Воронцова возражение, Антон поднял руку. — Не спорь, слушай. Разве ты не понял еще, что ни от твоей, ни от моей воли объективный ход событий практически не зависит? Ты же ведь за много лет до знакомства со мной мечтал встретить свою Наташу. И верил, что это случится. И с мужем она разошлась не по моей прихоти, и друзей себе ты выбирал сам…

— При чем тут еще и мои друзья?

— Все в свое время узнаешь и поймешь. Один из земных философов еще в прошлом веке сказал: «Не воображайте, что неучастие в политике убережет вас от ее последствий». Я хочу сейчас просто несколько спрямить твой путь и насколько это возможно — помочь тебе.

…Когда Антон перешел в своем рассказе к моменту, когда так и не названные по имени представители сил Тьмы нарушили конвенцию и перешли к активным в их понимании действиям, чтобы вытеснить форзейлей с Земли и, естественно, включить ее в сферу своего влияния, Дмитрию стало смешно. Слишком все это не соответствовало его представлениям о Высших Разумах, о целях и нормах взаимоотношений инопланетных цивилизаций, далеко обогнавших человечество в своем развитии. И если бы не реальность всего уже происшедшего, проще и удобнее было бы прекратить затянувшуюся мистификацию.

— Ничто не ново под луной, — сказал он, когда Антон сделал короткую паузу. — Если хочешь, все это здорово напоминает ситуацию вокруг Турции в августе четырнадцатого года. Когда и Антанта, и Германия из кожи лезли, чтобы перетянуть ее на свою сторону… Плохо кончилось для большинства участников. А у вас во что это выльется? Опять «звездные войны»?

— Уникальная способность у вас, людей, немедленно сводить все к знакомым примерам. Абсолютно ведь ничего общего между нашими делами и началом первой мировой… Хотя… Примитивно, конечно, до крайности, но какая-то аналогия есть.

— Мало ли что примитивно, — ответил Дмитрий несколько даже с вызовом. — Главное, такой подход себя оправдывает. Воображение просто надо иметь. Пацану палка автомат заменяет, зрителю в театре намек на декорацию — весь реальный мир, и так далее… Зато экономия средств и мозгов.

— Ну, пусть так, при случае мы это тоже обсудим, а сейчас я бы все же хотел с нашим вопросом покончить. Поверь, свои проблемы мы предпочитаем решать сами, но в игру оказались, против всех правил, активно вовлечены земляне, твои соотечественники. У нас существует твердая, многократно подтвержденная и гарантированная договоренность — разумное население планет, не входящих в галактические сообщества, не может и не должно быть объектом или субъектом прямых контактов. И вдруг они нарушили конвенцию…

— Как Паниковский, — пошутил Воронцов, но вскоре у него настроение шутить, ерничать, подначивать и провоцировать собеседника прошло. И надолго. Потому что дальше Антон начал говорить вещи слишком серьезные и теперь даже для Воронцова убедительные.

Несколько десятилетий назад те, чужие пришельцы, до сих пор лишь пассивно наблюдавшие за Землей, перешли к активным действиям. Причем настолько осторожно, что форзейли долго ничего не замечали. Но по ряду косвенных признаков, малозаметным, но постепенно нарастающим отклонениям происходящих на Земле событий от предсказанных теорией и статистически наиболее вероятных стало очевидно, в чем причина, и главное — цель этих флюктуаций. Антон без ложной скромности поставил такое открытие себе в заслугу.

Метод вмешательства был прост, эффективен, хотя и требовал для своей реализации достаточно продолжительного времени. Не более десятка специально подготовленных для работы в земных условиях агентов путем тщательно просчитанных микровоздействий на узловые точки ноосферы, причем разнесенные по времени и пространству, должны были в итоге настолько сместить мировые линии исторического процесса, что к некоему моменту Земля автоматически оказалась бы естественным союзником тех, враждебных Антону пришельцев.

— Да, а почему ты никак их не называешь? — спросил Воронцов. — Странно звучит: «те», «они», «противник», «неприятель»… Имя-то у них должно быть?

Антон странным образом замялся.

— Понимаешь, я не могу назвать их по имени… Это, как бы тебе сказать, не принято.

— Что, суеверие такое? «Про серого речь, а серый навстречь»? Или наоборот — «Не поминайте имени божьего всуе»?

— Мне сложно тебе ответить. Ни то, ни другое, и все же… Если хочешь, давай назовем их агграми. Тебе удобно будет?

— Да ради бога. Хоть агграми, хоть дуггурами…

— Нет, дуггурами нельзя, это совсем другое…

«Ну и ну, — подумал Воронцов. — Суперцивилизованные пришельцы, и такой ерунде придают значение…»

— Ну пусть аггры, о чем тут спорить. Продолжай, я слушаю со всем вниманием.

И Антон продолжил.

Сам по себе коварный и вызывающе неэтичный образ действий аггров усугубился еще и тем, что они сначала косвенно, а потом и впрямую начали привлекать к своим операциям людей. Иначе случиться и не могло, поскольку никакие, даже самые деликатные исторические корректировки без сознательного участия людей просто невозможны. Как бы ни были могущественны аггры, на практике их разработки должны были осуществлять земляне. И некоторые из них посвящались, пусть и не полностью, в суть происходящего. Трудно сказать, как долго могло сие безобразие продолжаться, если бы…

— Если бы им все не испортила женщина, — сказал Антон со странным удовлетворением в голосе. — Одна их весьма способная сотрудница, отвечающая за европейскую часть Союза, отобранная, очевидно, не слишком тщательно, а скорее, просто чересчур вжившаяся в роль, самым банальным образом влюбилась. Как это ни смешно звучит. Влюбилась в твоего ровесника и соотечественника, забыв, естественно, свой служебный долг. Все рассказала своему избраннику, морально и технически разоружилась, захотела, как у вас принято говорить, простого человеческого счастья. Естественно, ни одна спецслужба, хоть земная, хоть галактическая, таких измен своим сотрудникам не прощает. Предатель и дезертир отзывается или изымается, а затем с ним поступают в соответствии со сложившейся практикой и местными обычаями. Та же судьба ждала и означенную отступницу. Но ее друг оказался на высоте… — В голосе Антона прозвучало неприкрытое одобрение. — Совершенно неожиданно для всех он вдруг вмешался в предопределенный ход событий, с помощью нескольких своих товарищей разработал и осуществил удивительно простую и эффектную операцию, не только переиграл прибывших для устранения девушки профессионалов, но и вообще удалил их за пределы Земли… Боюсь, ты в это не поверишь, но так и было. По-моему, он сам не подозревал, с какой могущественной и беспощадной силой вступает в борьбу.

— Кто его знает… Раз ты сам признаешь, что он победил, значит, план боя в конечном итоге был правильным. Молодец парень. Таких я люблю. А что случилось дальше?

— Вот это сказать затруднительно. Потому что дальше пока ничего не случилось. Все произошло буквально только что. Накануне нашей с тобой встречи в Новом Афоне. Собственно, и встретились мы с тобой в связи с этой историей.

— Не совсем понял… — Воронцов, выигрывая время, поднялся и взял оставленную на столе банку с трубочным табаком, неторопливо стал набивать трубку и раскуривать, затем вернулся и снова сел, но не на стул, а на подоконник, спиной к свету. — Какая связь, прямая или косвенная, существует между тобой, мной, нашей встречей в Бомбее, в Сухуми и здесь, между Книгой, Наташей и той космической оперой, что разыграли мои земляки?

— Есть связь, есть… — Антон прямо светился от радости, которая распирала его, как рассказчика, приготовившего слушателю мастерски закрученную историю с эффектной развязкой. — Еще немного, и все узнаешь. Чуть-чуть терпения…