Большие Надежды (СИ) - Варвара Оськина

в сколько-нибудь приличную речь. Она раскраснелась, отчего перестала походить на бледную немочь, прикусила, а потом поджала нижнюю губу, которая была чуть больше верхней, и гневно нахмурилась. Артур и сам не знал, зачем это заметил. Просто… увидел и вспомнил, что у той же Лины рот был какой-то более правильный, и, если она сердилась, это походило на гримасу у куклы. Мэй же, на удивление, выглядела более человечной в своём гневе. Что он там говорил про покой? Хант опять было усмехнулся, но улыбка тут же превратилась в оскал, когда Флоранс заговорила:

— Вы ублюдок! Жестокая мерзкая тварь, которая мыслит лишь категориями мясника. Всё, что вам дано, — убивать. Бездумно. Бессмысленно. Бесконечно. Но кто дал вам право на этот раз? Кто?! Вы не Канцлер, не Суприм и не Бог, чтобы так отбирать жизни! Я не спрашиваю, чем провинились четыре подопытные. Чёрт с ними! Возможно, в их головах крылись планы предательства, мятежи или заговоры. Вы же везде ждёте подвох! Даже от проклятых железяк на нитках. Но дети? Нерождённые дети, которые виноваты лишь в том, что этомыгде-то ошиблась. Я и ещё с десяток людей! Так какого дьявола вы наказываете их, а не нас? И насколько нужно быть никчёмной мразью, чтобы сделать это исподтишка! Вы абсолютно омерзительный гнусный моральный урод…

Последние слова Мэй заглушил многоголосый возмущенный гул проснувшейся толпы, который прервался едва слышным:

— Хватит.

Решив, что на этом характеристика его личности вышла достаточно исчерпывающей, Артур слегка поднял руку, чтобы остановить поток новой брани.

— Давайте по существу. Что вы хотели?

— Хотела?! — взвизгнула Мэй, и Артур поморщился.

Ей не шла истеричность. Вся её натура говорила, что именно она самый рассудительный и дельный человек из всех, кого встречал Хант. Но в этот раз, кажется, что-то случилось внутри самой Флоранс. Что-то очень глубокое и потаённое, о чём не знала она сама. И поэтому Артур заметил, как подозрительно заблестели её глаза, когда она прошептала.

— Нет уж! Так просто вы от меня не отделаетесь. Снимите эту чёртову маску, я хочу высказать вам в лицо, какая вы тварь!

— Вы забываетесь, Флоранс Мэй.

— А вы берёте на себя слишком многое! Снимите эту дрянь, я ещё не закончила.

— Зато на этом закончиля.

— Трус!

— Даю последний шанс подумать, прежде чем вы снова откроете рот.

— Плевать! Пусть все знают, какой вы ублюдок!

Её голос вновь улетел болезненным эхом куда-то в темноту невидимого здесь потолка, и стало тихо. Настолько, что показалось, будто уши вдруг заложило. Артур чуть склонил голову, отвёл от себя едва заметно дрожавшую руку, чуть ощутимо успокаивающе сжал тонкие пальцы, а потом тихо проговорил, разрывая эту тягостную пелену:

— Вдох-выдох, Флоранс. — Он внимательно следил, как в её глазах мелькнуло удивление, а потом она вдруг неожиданно послушно медленно выдохнула. Ну вот. Так уже лучше. — Полегчало?

Последовала короткая пауза, пока Мэй непонимающе пялилась на свои пальцы, зажатые в его кулаке, прежде чем отступила. Она резко отдёрнула руку, и послышался короткий истеричный смешок.

— Я не знаю… — долетел до Ханта шёпот, и он снова посмотрел ей в глаза.

А те были едва ли не чёрными. Похоже, полыхавшее внутри инферно эмоций резко схлынуло, оставив после себя два уголька. Артур поморщился от досады. Ну почему с Мэй всегда так… непредсказуемо? Он вздохнул.

— Либо говорите, зачем пришли, либо уходите.

— Вы их убили. — И в черноте глаз что-то дрогнуло. — Вы. Их. Убили. Зачем?

Хант помолчал, прежде чем тихо ответил:

— А зачем вы убиваете неудачную культуру в пробирке?

— Но люди не бактерии! И даже не скот, — опять прошипела Мэй. — Это слишком жестоко.

— Это селекция.

— Это убийство.

— Приходится убирать то, что не может жить.

— Всё ещё не вижу противоречий. Вы палач!

Артур вздохнул.

— Мы ограничены в ресурсах и времени, — проговорил он тихо. — А значит, нам просто необходима жестокость и беспощадность ко всему, что мешает. К тому, что становится слабым, больным, старым или ущербным. В этом и суть нашего общества, Мэй. Общества, свободного от ненужного сострадания.

Она промолчала. И Артур увидел, как на мгновение сжались кулаки, прежде чем Флоранс прикрыла глаза и резко втянула ртом тёплый воздух. Ожидаемо, тот не принёс облегчения, поэтому она сжала зубы, пытаясь хоть как-нибудь успокоиться.«Ох, девчонка… Что же тебя так задело?» Хант снова посмотрел в сторону Мэй. Теперь казалось, что она не дышала, неподвижно замерев перед ним, и он нахмурился.

— Мы ведь свободны от сострадания. Верно? — будто невзначай уточнил Артур и небрежно поправил перчатки. — Вы, я, эти люди и дети вон там, внизу.

Он кивнул в сторону уходивших в темноту капсул с плескавшимися в них эмбрионами, будто маленькими крылатыми насекомыми, чьё название Артур уже и не помнил. Зато его наверняка знала Мэй. Так что он вновь повернулся к замершей и парапета девчонке, которая, видимо, только сейчас окончательно поняла, где оказалась. Забавно. Как она вообще его отыскала? Хант заинтересованно чуть наклонился вперёд, но Флоранс смотрела на простиравшиеся у неё под ногами ровные ряды с наполненными телами контейнерами и не обращала на него никакого внимания. Она медленно шевелила губами, словно считала или хотела что-то сказать. Увы, похоже, совсем не то, что требовалось от неё прямо сейчас. Артур выпрямился и скрестил на груди руки.

— Так, вы со мной согласны, Флоранс Мэй? Мы все здесь ждём ваш ответ, — с нажимом проговорил он, не сводя с неё взгляда. И когда пауза подозрительно затянулась, повторил уже медленнее. Так, чтобы его голос пробрался прямо Мэй в мозг. — Вы свободны от сострадания?

Артур видел, как она вздрогнула, но так ничего и не сказала. И это дурацкое то ли упрямое, то ли растерянное молчание вдруг разозлило его. В конце концов, они здесь не одни. Вокруг них в распахнутых настежь дверях застыли несколько лаборантов, которых, вероятно, привлекли громкие голоса. А значит, они слышали всё до последнего слова. Весь их странный, скандальный разговор. И Артур знал, что как только они оба покинут чёртову Ферму, о неподобающем поведении Мэй сразу доложат в Канцеляриат. И это вдруг пробудило внутри него настоящее бешенство. Бога ради! Не Башня, а настоящий гадюшник.

Сжав в бешенстве кулак, он услышал тонкий треск ткани и поднял на Флоранс рассерженный взгляд, но она лишь поджала бледные губы. Вот ведь зараза! Ну почему этой девчонке всегда надо быть настолько упрямой?

А вокруг них уже начали тихо переговариваться.«Ну же! Ты ведь знаешь, что надо сказать!» Кажется, он был готов уже хорошенько потрясти это тщедушное тельце, чтобы из клацанья