Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

их сейчас нету, в Сухуми зачем-то подались. Должно быть, скоро прилетят. Ваня уже прибежал бы, если бы узнал, что вы здесь…

Мы упаковали у Ксении икону в несколько мешков, обернув ее старым одеялом, и закрепили на седле. По бокам привязали мешок с сухарями и крупой. Провожая нас, молодая женщина спросила меня, стесняясь:

– Батюшка, мне очень хочется монахиней стать. Как это сделать, подскажите!

– Ксения, для такого дела нужно как следует помолиться. И если ваше решение серьезное, Бог все устроит…

Через год она приняла монашеский постриг от иеромонаха Ксенофонта.

Разбрызгивая лужи по дороге, мы, счастливые, двинулись неторопливо через село, ведя лошадь под уздцы. Но неожиданности только подстерегали нас.

Воскресшая душа моя, хвали Господа со скорбной земли сей, дабы впоследствии восхвалять Его непрестанно в вышних. Как Христос взошел на Небеса и воссел одесную Отца, объедини, самосущный Отче, всецело дух мой с жизнью Возлюбленного Христа. Наполнись вечной жизнью, сердце мое, ибо наполнение пустым миром не имеет в себе никакой жизни. Стань единой, душа моя, с жизнетворной и оживляющей святостью Божественной благодати, воскресни до последнего предела ум мой, и весь превратись в прозорливые очи Небесной мудрости, чтобы всегда и всюду зреть в совершенстве Бога, Всего во всем.

МИНЫ

Без Тебя, Боже мой, не нужен мне этот воздух земной, отравленный и ядовитый, и нисколько не нужен даже воздух Небес, где обитают Ангелы, если я не зрю Тебя всецело в сокровенных недрах духа моего. Без Тебя, Иисусе, не знаю, есть ли кто иной, более страдающий, чем я, грешный сын земли сей? А с Тобою, Сладчайший Христе мой, не ведаю, есть ли кто-либо более блаженный, чем я, неведомо как сподобившийся неизреченной милости Твоей. Оживи меня, Спасе мой, всецело и всесовершенно, ибо если тело мое, ум мой или сердце останутся хотя бы единой частью своей мертвыми, то как воскресшему духу пребывать в них? Ты – святость, Ты – источник жизни моей, в руки Твои полностью и безраздельно предаю все, что я считал до этого времени своим: тело, чувства, ум, сердце и дух мой, – освяти их истиною Твоею!

Когда мы проходили мимо сельсовета, нас остановил новый глава Псху, худощавый высокий мужчина лет сорока пяти, имевший поддержку у абхазов.

– Эй, эй, Георгий, постой-ка минуточку! Ты мне три месяца назад обещал паспортные данные представить, где они? Хочешь, чтобы я тебя законом прижал? – грозно накинулся он на инока. Тот с усилием сдержал свой гнев:

– Некогда было, Зиновий. В следующий раз принесу…

– Я тебя выгоню отсюда к… – Председатель выругался, не обращая внимания на то, что рядом священник. Евстафий набычился. Его скуластое лицо подернулось бледностью.

– Да ты сам туда катись, куда меня хочешь отправить… Чего ты меня законом пугаешь?

Они стояли друг против друга, нервно дыша и сжимая кулаки. До этого мирно стоявшая лошадь, которую капитан держал за поводья, вдруг повалилась на спину вместе с иконой и нашими мешками, с хрустом давя сухари, которыми они были набиты. Инок начал тянуть животное за уздечку, пытаясь поднять его с земли. Но лошадь каталась на спине, нелепо дергая ногами. Я молился изо всех сил, пытаясь изменить ситуацию.

– Зиновий, под мою ответственность: обещаю вам, что он обязательно принесет паспорт, как только придет на Псху в следующий раз!

Председатель перевел угрожающий взгляд на меня и неожиданно смягчился.

– Ладно, верю. А что это ваш конь тут разлегся? – Он ударил коня сапогом в круп. Тот покорно встал как ни в чем не бывало. – А Уголовный кодекс, Георгий, я лучше твоего знаю: шесть лет в Магадане отсидел, – бросил нам вслед новый глава администрации.

Через село мы прошествовали молча. Уже в лесу до сих пор молчавший Евстафий сказал мне, обернувшись:

– А иконе-то нашей, должно быть, полный каюк.

– Наверно, – печально ответил я, не представляя, как могла уцелеть большая икона под стеклом, если на ней катался на спине здоровенный конь. Дома мы с трепетом развернули узел, ожидая, что из него посыплются осколки стекла и части поломанной иконы. К нашему изумлению, мы обнаружили совершенно целый киот, и даже на стекле не было ни единой трещины.

– Выходит, икона сама себя уберегла. Похоже, она чудотворная… А я думал, что одни щепочки да стеклышки привезем! – задумчиво высказал инок предположение.

Харалампий ожидал меня в радостном возбуждении: