Наперегонки со смертью - Андрей Воронин

II

Банда и Олег сидели на открытой веранде маленького придорожного кафе, расположенного на въезде в красивый старинный городок Трутнов, раскинувшийся в долине за Седетскими горами, и, поминутно поглядывая на дорогу, за обе щеки уплетали что-то совершенно немыслимое, что в этом заведении носило название «свиное колено».

Представьте себе огромный, невообразимых размеров кусок свинины, с трудом умещающийся на вашей тарелке, с аппетитной прожаренной корочкой и костью, торчащей из него, с овощным салатом и картофелем фри в качестве гарнира — и вы поймете, что такое «свиное колено». И представьте себе к тому же, что вы почти сутки провели за рулем, стараясь разобраться в дорогах чужого государства и ехать как можно быстрее, но не превышая установленной скорости, и при всем при том не держа во рту даже маковой росинки, — и вы поймете, какой кайф ловили ребята, жадно поглощая это великолепное блюдо и запивая его, забыв обо всех гаишниках на свете, отличным чешским пивом.

И наконец, что их безмерно и приятно удивило, — вежливая официантка осталась вполне довольна десятью долларами, которыми они оплатили этот великолепный обед на двоих.

Настроение у ребят улучшилось.

Буквально час назад, пересекая границу Польши и Чехии, они обогнали на КПП конвой из трех грузовиков, на тентах которых крупно было начертано — «Чехавтотранс». Они вели эти машины от самой Лодзи и успели хорошо рассмотреть чернобородых водителей явно не славянских кровей.

Теперь друзья были точно уверены, что это именно те самые грузовики, которые им были нужны. И в одной из этих фур ехала Алина.

Теперь оставалась только самая малость: достать из тайников оружие и, выбрав удачный момент, освободить девушку.

Ребята не сомневались в успехе.

— Ну что, Банда, может, пришло время позвонить ее отцу? — вдруг спросил Востряков, и Сашка удивился: ведь он думал о том же.

— Да, я думаю, надо позвонить. Ведь уже двое суток, как я уехал из Москвы. И четыре дня, как выкрали Алину…

* * *

Три звонка в кабинете Большакова прозвучали один за другим.

Сначала телефон заверещал длинными нетерпеливыми трелями. Так он звонит только по междугородней связи. Владимир Александрович, не отходивший от телефона все эти дни, нетерпеливо схватил трубку:

— Алло! Я слушаю!

— Это Москва? — донеслось до Большакова сквозь треск телефонных линий.

— Да, да, Москва! Кто это?

— Владимир Александрович?

— Я. Кто звонит?

— Ваши деловые партнеры, — и Большаков сразу узнал этот проклятый акцент. Ошибки быть не могло — звонили похитители его девочки.

— Что с Алиной? Где вы?

— Мы уже далеко. Как насчет нашего предложения?

— Господи, я на все согласен! Я поеду, куда скажете и когда скажете. Только отпустите мою дочь!

— Владимир Александрович, а вам Не кажется, что было слишком опрометчиво с вашей стороны подключать к нашим переговорам Федеральную службу безопасности?

— Я им ничего не сказал! Они знают только о том, что у меня украли дочь. Больше я им ничего не говорил!

— Но они прослушивают ваши телефоны и следят за вашим подъездом.

— Вы ошибаетесь!

— Нет. Исчез наш человек, который понес для вас пакет.

— Клянусь, ФСБ тут ни при чем! То есть здесь ни при чем. Алло! Вы слышите меня?

— Хорошо слышу, можете так не кричать. Вы нарушили наш договор, и теперь мы считаем себя свободными от всяких обязательств по отношению к вам. В ваших услугах наша сторона более не нуждается. Можете и дальше работать в своем очень закрытом институте в Химках.

— Подождите, а моя дочь?

— Какая дочь?

— Та, что вы похитили.

— Ах, эта девушка!.. Вы ее вряд ли когда-нибудь увидите. Она уже слишком далеко. Вы все испортили. Можете взять пистолет и застрелиться, генерал…

— Что?

— Папа, не слушай! Со мной все будет… — ворвался вдруг откуда-то голос Алины, но тут же оборвался, так же внезапно, как и появился.

— Алло, Алинушка! Что с тобой? Где ты?

Но трубка была уже мертва, отзываясь на все его крики лишь безжалостными и безжизненными короткими гудками…

* * *

Исфахалла звонил из маленького придорожного венгерского мотеля, прямо из комнаты, где они собрались, и Алина хорошо слышала каждое его слово. Иногда через неплотно прижатый к уху араба микрофон до нее даже долетал далекий голос отца.

Предложение Исфахаллы застрелиться моментально высвободило всю ту ярость, которая копилась все эти дни у нее в душе. Они везли ее в своем «БМВ» теперь куда-то на юг, совсем не в Чехию.

Они проехали уже Словакию, почти всю Венгрию и специально сняли эту комнатушку в пригороде Дебрецена, чтобы позвонить ее отцу.

Теперь уж она не ждала от них ничего хорошего. Не надеялась на освобождение или на спасение. Она, по существу, смирилась со своей участью. Но этот подлый звонок, специально сделанный, чтобы побольнее ранить отца, окончательно взбесил ее.

И как только Исфахалла провякал про то, что Владимиру Александровичу пришло время застрелиться, Алина кошкой метнулась к проклятому иранцу, одним ловким ударом ребром ладони по шее свалила его с ног, вырвав телефонную трубку, и закричала:

— Папа, не слушай! Со мной все будет хорошо…

Но договорить не успела — подскочивший Хабиб так сильно ударил ее в лицо, что девушка, еще не успев упасть, тут же потеряла сознание, заливаясь кровью из в очередной раз разбитого носа…

* * *

Не прошло и трех минут, как телефон снова взорвался длинными трелями междугороднего звонка.

— Алло! — подскочил к аппарату Владимир Александрович. — Алина, это ты?

— Нет, это Александр. Бондарович, телохранитель Алины, помните?

— Ах, да, Саша, конечно.

— Что, у вас есть новости?

— Только что звонили эти бандиты, и на секунду трубку удалось схватить дочери.

— Что они сказали?

— Что я могу застрелиться. Что Алина далеко и больше никогда ко мне не вернется.

— Подонки!

— А ты откуда, Саша?

— Из Чехии, из Праги. Пансионат «У святого духа».

— Господи, что ты там делаешь?

— Здесь Алина. А что, они вам не сказали?

— Нет… А почему Прага?

— Они ее вывезли сюда.

— Господи!.. Саша, ты ее видел? Как она?

— Нет, пока ничего не знаю. Мы с другом только сели им на хвост. Мы точно знаем, куда придет конвой…

— Что за конвой?

— Три грузовика, в одном из которых вывезли Алину.

— Саша, но почему Чехия? Почему ничего нельзя было сделать здесь? Может, нужно было подключить органы? И вообще, как они смогли вывезти ее из страны?

— Это долгий разговор, Владимир Александрович. Знайте только, что все нормально.

Через полчаса мы войдем в контакт с бандитами.

— Что это значит? — в голосе Владимира Александровича зазвучало такое неприкрытое волнение, грозящее вылиться чуть ли не в истерику, что Банда поспешил закончить разговор:

— Все будет хорошо. Мы обязательно освободим Алину. Мы еще позвоним вам, Владимир Александрович. Знайте, все будет хорошо. Я вам это обещаю, слышите?

— Да, да, Саша:..

— До свидания, Владимир Александрович.

— Саша, подождите…

Но второй раз за вечер разговор оборвался на полуслове, — в трубке зазвучали короткие нервные гудки.

* * *

— Олег, здесь что-то не так.

Банда, повесив трубку, обернулся к Вострякову, и Олег поразился, увидев неприкрытую тревогу на его лице.

— Что не так? Что-то случилось?

— Кажется, да.

— Что тебе сказал Большаков?

— Ему только то, буквально передо мной, позвонили бандиты, и он слышал голос Алины.

— Как? Они же еще…

— О чем я и говорю. Мы ждем конвой здесь, а кто-то в это время звонит Большакову в Москву, и Алина у него в руках.

— Я ничего не понимаю.

— Вот это-то и самое страшное. Неужели мы с тобой ошиблись? Неужели это не наш конвой? Ведь это значит, что мы потеряли Алину. Ты понимаешь, Олег?

— Банда, что за паника? Мы пока ничего не знаем. Но это еще ничего не значит, — Востряков, заметив, как безвольно опустились плечи друга, как на лице его появилось выражение усталости и отрешенности, испугался за него. Он толком не знал, что надо говорить, но чувствовал, что если сейчас, буквально в эту самую Минуту, не встряхнуть Банду, не вывести его из состояния оцепенения и апатии, случится непоправимое — Банда сдаст. И вот тогда надежды на спасение девушки будут потеряны навсегда. — Банда, ты, как баба. Ты услышал звон и, не зная, откуда он, начал паниковать. Через двадцать минут конвой прибудет на склад. Мы знаем уже, где это. Мы разработали план, а ты — как последний козел. Сосцал, что ли?

— Я тебе сейчас дам в морду.

— Дай, если легче станет после этого. Как ты себя ведешь? Алина ждет твоей помощи, а ты раскудахтался, как непотребная курица! Возьми себя в руки, старлей!