Забрать ее душу - Харли Лару

земли, как личинки, когда стало холодно и сыро. Радио начало трещать сообщениями о пропавших туристах, и я знал, что звери кормятся, но это не займет их надолго.

Дела становились все хуже.

Голлумы пробудились. Весь лес пропах их гнилью. Грибы распространялись как сумасшедшие. Если бы слуги Бога-люди не давали Ему того, чего Он хотел, тогда Он послал бы вместо себя Голлумов: бледно-белых существ, которые молча бродили по лесу, их интеллект намного превосходил интеллект Эльдов.

Мне оставалось только надеяться, что они ее не найдут.

Я припарковал свой грузовик у дороги и отступил в темноту деревьев. Я наблюдал, как ее тень скользит мимо освещенных окон, я слушал, как она напевает, готовя ужин, и как ее ноги в носках шаркают по деревянному полу, когда она танцует.

Я знал, что лучше не влюбляться в человека. Люди должны были быть игрушками, а не сокровищами. Но это причиняло боль. Черт, было больно.

Даже монстры не смогли убедить ее принять вечность. Возможно, я был просто слишком бесчеловечен, чтобы понять ужас вечности, страх, который охватывал человека, когда приходилось принимать решения о загробной жизни.

Демоны иногда клялись друг другу в верности одним лишь взглядом, и все же она не могла просто…

Она не могла. Не было смысла зацикливаться на этом. Она не могла, и с моей стороны было бы разумно держаться от нее подальше.

Но я не мог.

Просто чертовски фантастическое затруднительное положение со всех сторон.

Черепа, которые я расставил, чтобы напугать Эльдов, сгнили, поэтому я оставил единственную известную мне вещь, которая могла отпугнуть их: одну из мерзких маленьких безделушек, которые так любили либири. Палочки, кости, бечевка — и рыбий глаз, символизирующий око Глубинного, обычно отпугивал Эльдов.

Это также напугало Рэйлинн, но, по крайней мере, заставило ее покинуть дом на несколько дней. Поскольку она спряталась в городской квартире, найти ее будет сложнее. Она в безопасности, по крайней мере, на некоторое время. Что означало, что я мог всерьез похотиться за ведьмой.

Найти Эверли оказалось непросто. Она больше не была с Хэдли, каким-то образом сумев избежать тщательного надзора Кента за ней. Каждый ее запах, который я улавливал, улетучивался так же быстро, как ветер, а я никогда не был силен в медленном, но уверенном искусстве выслеживания. У меня никогда не хватало терпения, а теперь, когда это мне понадобилось, у меня просто не хватило навыков.

Но я знал кое-кого, кто хорош в этом.

Было около часу ночи, когда я встретил Зейна у залива. Дождь превратился в туманную морось, похожую на помехи в тумане, медленно накатывающиеся с воды. Мир был тихим и тусклым, и вишенка на косяке Зейна вспыхивала в темноте.

— Я удивлен, что ты все еще здесь.

Зейн выпустил струйку дыма изо рта, когда заговорил.

— Я думал, ты сбежишь, как только получишь гримуар.

— Я так и планировал. Проблема в том, что у меня нет этой чертовой штуки. Его украли у нее, у Рэйлинн.

Зейн взглянул на меня широко раскрытыми глазами. Он знал, насколько важна была эта несчастная книга, как вся моя свобода зависела от того, чтобы стереть свое имя с ее страниц.

— Но я знаю, у кого он, и я надеюсь, что ты сможешь помочь мне найти ее. Что-то скрывает ее запах.

Я нахмурился. Мне не хотелось признавать, что я не самый лучший охотник, но Зейн уже знал это. Не стыд заставлял меня избегать возлагать всю вину на себя.

Что-то скрывало запах ведьмы, затрудняло ее выслеживание, разбрасывало его во все стороны, так что я никогда не знал, на восток или на запад.

Зейн пожал плечами, передавая мне косяк. — Я сделаю все, что смогу. У кого он? Ты знаешь имя?

— Эверли Хэдли. Юная ведьма.

— А-а-а.

Зейн издал медленный стон.

— Чертова ведьма? Серьезно?

— Серьезнее некуда.

Я затянулся, в очередной раз желая, чтобы травка, которая у них на Земле, была хоть немного похожа на травку в Аду. За последние годы их запасы улучшились, но это все равно было ничто в сравнении. И, черт возьми, мне нужен был кайф.

Я начинал расстраиваться. А когда я был расстроен, я становился безрассудным.

Сейчас я не мог позволить себе быть безрассудным. Ни с гримуаром, ни с Рэй.

Зейн покачал головой.

— Забей, Леон. Забудь о гримуаре, возвращайся в Ад..

Я с трудом мог поверить в то, что слышал.

Зейн говорил мне сдаться?

— Ведьма не призовет тебя, поверь мне.

Я нахмурился.

— С чего это? Почему я должен рисковать?

— Она не станет, — настаивал он, забирая косяк обратно. — У нее уже есть Архидемон.

Я чуть не подавился последним вздохом. Мурашки пробежали по моим рукам, а пальцы похолодели.

— Откуда, черт возьми, ты это знаешь?

— Потому что он чуть не убил мою девушку, — мрачно сказал Зейн. — Вот откуда.

Я сделал паузу.

— Архидемон чуть не убил твою… Ты заключил сделку с человеком?

— Да.

Зейн гордо ухмыльнулся, но выражение его лица омрачилось.

— И у этой девушки есть ещё одна чертовски большая проблема, которую нужно решить.

Он быстро оглядел меня с ног до головы.

— Я сделаю все возможное, чтобы она тебя не увидела.

— Почему это?

— Потому что она тебя вспомнит.

Он постучал пальцем по виску.

— Она реально может затаить обиду.

Увидев вопрос на моем лице, он наклонился и тихо сказал:

— Джунипер Кайнс. Не могу сказать, что вся ситуация, когда она чуть не стала жертвой, сделала её снисходительной.

— Ах, черт.

— Она жаждет крови любого, кто причинил ей зло. Это была веселая поездка, но черт возьми.

Он выбросил косяк, и тот исчез в водах залива.

— Из-за нее меня могут убить.

— Джунипер, — пробормотал я. Было немного вещей, которые я сделал для Кента, о которых я мог бы сожалеть с точки зрения морали. Но та ночь, когда Джунипер убежала через лес, накачанная наркотой и покрытая жертвенными рунами, была одной из тех, в которых мне хотелось бы не участвовать.

— Из всех людей, которыми ты мог увлечься, ты выбрал её. Она отдала тебе свою душу?

— Она сама предложила, — сказал он. — Я уже охотился за ней, но сделка была ее идеей.

Я не собирался признаваться, насколько сильно я завидовал.

— Значит, теперь она твоя девушка, да? Как насчет того, что ты не влюбляешься в людей?

— Я не говорил, что влюбился в нее.

Зейн нахмурился, меняя позу. Он был таким очевидным лжецом.

— Но, конечно, она моя. Я предъявил на нее права.

Я усмехнулся, хотя был гребаным лицемером, насмехаясь над