Заклятие на любовь - Анна Сергеевна Платунова

тону.

Шепчу: «А ты видел башни,

Растаявшие к утру?

Скажи мне, а ты бы выпил

Из вереска сладкий мед?

А может, еще ты слышал,

Как ветер во тьме поет?»

И падают, падают звезды

Снежинками на рукава.

Молчишь ты на все вопросы,

Но знаю, что я права…

Над головой распахивается звездное небо, огромное и бесконечное. Сыплет серебристую крупу, оседающую блестками на головах и на одежде зрителей, она сверкает на черных волосах Ди.

И его глаза, будто это небо, – бездонные. Я не могу налюбоваться.

Как я прежде могла считать его некрасивым? Жалким? Он лучший парень, какого я только встречала в жизни. Лучший. Любимый…

Я делаю полшага вперед. Встаю совсем рядом с ним. Глаза в глаза. Зажмуриваюсь. Все, что происходит дальше, – как в тумане. Я безошибочно нахожу губами его губы.

Я вовсе не думаю о том, что нас все видят и что мы, должно быть, смотримся потешно – цыпленок и поросенок. Нет, мы сейчас другие – принц Эдуард и его возлюбленная, графиня Вероника. Да только чувства – не игра, они настоящие.

Губы Ди теплые, мягкие. Меня захлестывает невероятное чувство покоя, нежности. Я всем сердцем ощущаю, что все правильно. Все так и должно быть. Мой первый поцелуй должен принадлежать этому человеку, потому что я люблю его всей душой!

У меня внутри все дрожит, дыхание перехватывает. От волнения я даже не понимаю: ответил ли Ди на мой поцелуй?

В воздухе разливается запах розмарина. Такой знакомый аромат. Откуда я его… Ах! Это ведь запах магии мэтрисс Звонк? Неужели?

По рукам бегут мурашки, точно пузырьки в лимонаде. В зале вдруг становится тихо-тихо… Все молчат.

Я открываю глаза.

Первое, что осознаю: руки, которыми я обняла Ди за шею, когда целовала, почему-то тянутся вверх, будто Димитрий стал выше ростом.

Я вскидываю взгляд. Вздрагиваю и отшатываюсь назад.

– Д… – шепчу я. – Д-Доминик?

На меня огромными синими глазами смотрит Ник. Он, кажется, ошарашен не меньше меня. Ник? Почему? Как? Что он здесь делает? Где Ди?

Я зажимаю рот ладонью. Отступаю. Оглядываюсь. Все, застыв, смотрят на меня.

– Пеппи? – шепчет Лора.

Пеппи? Я ощупываю свою талию, хватаюсь за лицо. Толстый живот и щеки никуда не делись. Я Пеппи. Свинка Пеппи.

Убогая и некрасивая неудачница рядом с высоким, широкоплечим и просто великолепным Домиником.

Костюм принца Эдуарда сделался ему мал и тесен. Камзол натянулся на груди. Брюки до середины щиколотки.

Голова идет кругом. Но это правда. Правда. Доминик все это время был рядом, притворяясь Ди. Зачем ему это нужно? Что за глупый, ужасный розыгрыш?

Я кусаю губы, чтобы не разреветься, однако слезы все равно закипают на глазах. В груди печет невыносимо.

Я расколдовала его своим искренним поцелуем. Моя любовь вернула ему истинный облик. Сама же… осталась Пеппилоттой. А это значит…

Я развернулась и бросилась бежать. Только бы не упасть. Вот смеху будет. Неуклюжая толстуха грохнется всем своим грузным телом!

– Стой! Подожди!

Ди… Тьфу! Доминик.

– Не смей меня преследовать! – заорала я, не оборачиваясь.

Видеть его сейчас невыносимо.

Что он может мне сказать?

Ненавижу тебя, Доминик! Ненавижу!

63

Мне хотелось только одного – спрятаться так, чтобы никто меня не нашел. Растерянные зрители не поняли, что произошло, и не пытались меня задержать. Вставали с мест, толпились, мешая друг другу, вытягивали шеи, глядя вслед. Пока они в замешательстве, я успею убежать.

Я вылетела на лестничную клетку. Куда дальше – вниз, вверх? В холодном парке я долго не просижу. Поколебавшись, я бросилась вверх по ступеням: спрячусь в пустой аудитории.

Только бы он меня не нашел.

Впрочем, я слишком самонадеянна: станет ли искать вообще? Теперь стало яснее ясного: Ди… Доминик… меня не любит. Потому и целовать не хотел. Но зачем обманывал? И знает ли он, кто я такая на самом деле? Как все запуталось!

Я поднялась еще на один этаж – выше только чердак, но он заперт. Поспешила по коридору, толкая двери. Всюду на столах были разложены ткани и швейные принадлежности, кое-где на манекенах были надеты почти готовые платья. В полумраке, разбавленном лишь светом уличных фонарей, безголовые фигуры казались призраками.

Отдаленный гул голосов заставил меня действовать быстрее. Я нырнула в ближайшую аудиторию, села на пол между дальней партой и стеной, подтянула ноги к груди, дыша со всхлипами, не в силах успокоить дрожащее сердце.

– Пеппилотта! – Сразу несколько людей звали меня: – Пеппи, ты где?

Мне почудились среди них голоса Клары и Маль. Дверь в аудиторию приоткрылась. Я затаила дыхание, спрятав лицо в ладони: не хотела видеть, кто там стоит на пороге. Потому что знала, что там точно не Ди…

Сумрак и застывшие, будто фантомы, манекены сыграли мне на руку. Если некто, заглянувший в кабинет, и увидел край моего платья, он мог принять его за упавший лоскут. Через некоторое время дверь прикрыли. К счастью, кто-то оказался достаточно ленив, чтобы не обшарить класс, заглядывая под парты.

– Здесь никого.

– Никого? – В девичьем голосе сквозили растерянность и волнение. – Где же она? О, Клара, как же мы ее не остановили!

– Ничего, найдем! Она не могла далеко уйти.

Подруги торопливо удалялись по коридору. Я до последнего против воли прислушивалась – нет ли поблизости Ди. Такая идиотка, каких еще поискать!

Злость искала выход. Я подняла клочок ткани, случайно упавший на пол, и долго рвала его, нитка за ниткой. Легче не стало. На столах лежали листы писчей бумаги и стояли заправленные чернильницы, готовые к последним в этом году занятиям.

Я схватила перо и в сердцах вывела несколько корявых строк, роняя кляксы и цепляя бумагу до дыр острием.

«Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу тебя! Ты сломал мою жизнь! Дважды!»

Слезы стекали по пухлым щекам. Будто и без того мало клякс!

Мерзавец! Предатель. Подлый, подлый… Как он ловко притворялся все это время! Актеришка! Балаганный шут!

Корчил из себя защитничка! Обманом втерся в доверие. Чтобы потом снова разбить мое сердце! И даже мягкие бархатные карие глаза – вовсе не его! Доминик синеглазый!

Гад!

Все это время он водил меня за нос. Я никак не могла взять в толк, для чего это ему нужно. Какой нелепый, странный, затянувшийся розыгрыш.

«Ненавижу! Ненавижу!»

Пальцы упрямо выводили это слово. Я смяла лист, залитый чернилами и слезами, бросила под стол.

Появись сейчас Ник на пороге, я расцарапала бы