Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман

"Порфирой горностаевых страниц..."

Порфирой горностаевых страницПовисла на плечах земная скука.На темя ночь напялила без звукаКорону звезд и розовых зарниц.

Народ мой тих как воск и желтолиц,Его безропотная мощь безрука,Не выношу короткого я стукаРабов, упавших предо мною ниц.

Они безмолвствуют в тиши зловещей,Предметы обиходные и вещи,Закованные в кости вещества.

Ступаю смело я по их зимовью,Но зверя чую в мертвой бронзе льва,Прислушиваюсь к белому безмолвью.

"Свои стихи я нынче не читаю..."

Свои стихи я нынче не читаю,Пусть медленной молвою пухнет дым,Пусть стелется нашествием седым,Серебряной ордою по Алтаю.

Еще слыву я в мире молодымИ с музой как с соседкою болтаю,Но грянет час, ворвусь я в вашу стаю,Певцам коров я расскажу про Рим.

Про цезарей жестоких и прекрасных,Торжественных, как смерть, и сладострастных,Как жизнь. Тогда и мой настанет срок,

Я выйду к вам властительным собратом,Как триумфатор, в пурпуре крылатомИ в бронзовой броне морозных строк.

ЛЬВИНАЯ ОХОТА. Венок сонетов 

…И в знойной солнечной пыли

На узких улицах Каира

Такие бронзовые шли

За белым рубищем факира.

«Апокрифы». Г.Ш.

I

В пустынях времени охотой львинойМы закаляем наши голоса,Над нами звезд не высохла роса,Первичной тьмы сочится сердцевина.

И в этот век, что в век глухой Кальвина,Обветренные пухнут паруса,Команда съела обувь и боса,Земля плывет в прошедшее с повинной.

И мы в эфирной пустоте парим,Нам золотом сияет медный Рим.Слыхал ли кто, чтоб смерть глушили словом,

Чтоб скрипка пела в грохоте войны,Бессмертием, безумием лиловымПоэты и цари увлечены.

II

Поэты и цари увлеченыЛюбовью злой и ненавистью гордой,Крылатых звуков бронзовые ордыВрываются в гаремы тишины.

Прекраснее прекраснейшей женыСтрофа, где мудро скованы аккорды,Ни Энгельсы, ни радостные ФордыНе раскуют ее под звон казны.

Проходят годы как поток песчаный,В тысячелетия, как в океаны,Ручьи времен бегут из старины.

Лишь мы гуляем с правнуком стрибожьим,На тучных берегах мы не стреножим,Распластаны лихие скакуны.

III

Распластаны лихие скакуны,С лиловых губ летит метелью мыло,Их бронзовая Азия вскормилаСоленым снегом варварской весны.

Ковылевою горечью больныГлаза наездников, но их АттилаКак радостный козел, и зреет силаНа каждом пузырьке его десны.

Фруктовый сад Европы слишком нежен,Не устоять пред вихрем печенежьим,Дуплисты башни, вытоптан народ,

Насилуемых пленниц визг стихийный,И в тучах дыма с городских воротВалится лев песчаною лавиной.

IV

Валится лев песчаною лавиной,И тот, кто горд как солнечный Самсон,Могучим медом львиным опьяненИ вознесен над горестной равниной.

И что ему мгновенные стремниныВеличественно брызжущих времен,Ему, схватившему за крылья сон,Любовнику красавицы-вершины.

И хрусталя прекрасней липкий лед,В его бокале мастер сердце шлетНадменной вечности, как смерть единой,

И оттого как полюс он суров,И над туманами его мировПылают зорь дымящиеся вина.

V

Пылают зорь дымящиеся вина,Пьяна луна, и мы танцуем с нейНа пиршестве медлительных теней,И леший нам на дудке соловьиной.

Пьяна земля, ночь правит половинойЕе владений, как в начале дней,В утробе тьмы она еще пьянейКачается под млечной пуповиной.

Кто в трауре на пиршество пришел,Чей кубок деревянный не тяжел,Холодною губой вино не пробуй.

Не пробуди нас крыльями струны,Окованы вселенской мы утробой,С других планет на землю сходят сны.

VI

С других планет на землю сходят сны,Вздвигают башню страстные народы,То крепкий материк темнобородыйСвой пол вонзает в мякоть вышины.

Столпотворением сокрушеныСтолетние гранитные породы,Покорствуя безумию природы,Смешался и язык моей страны.

О плоская земля, о край бескрайный.Бандиты здоровенные Украйны,Одетые в овечьи зипуны,

Ругаются на эсперантской смеси,А в юртах самоеды, как в медресеВостока загорелые сыны.

VII

Востока загорелые сыныОставили таинственные знаки,Торжественны развалины в Карнаке,До сей поры их письмена темны.

Покрыл колонны снег седой луны,Изъела солнца розовая накипь,Травой одетый камень стал инакий,Где был гарем, пасутся табуны.

Но змеи в той траве скользят ручьями,И черепаха приютилась в яме,А в небе коршуны богини Мут

И лёт мышей и робкий лёт совиный.Так взрослые в невзгоду не поймут,Как дети улыбаются невинно.

VIII

Как дети, улыбаются невинноЗакутанные в глину черепа,Их мать веселая как смерть скупаИ ждет на паперти у гильотины.

А синий сумрак, синий, беспартийныйВ крови, в крови пустынного столпа,Которому вослед ползет толпаТрудолюбивой гущей муравьиной.

Песчаное безбрежье, властно страстьИ страстно власть стараются украстьУ сонного грядущего колеса.

Но непролазны жидкие пески,И всходит грязь талантливого лёссаЛучами человеческой тоски.

IX

Лучами человеческой тоскиУнизаны и траурны ресницы,Не надо их поднять, пусть вечно снитсяНам пестрый край, увитый мастерски.

Он радостнее пушкинской строки,Он солнечней, чем в масленицу Ницца,Но так тонка, тонка его граница,Что смерть – прикосновение руки.

Он отразился в зеркалах полотен,Но я как мастер буду чистоплотен,Я в кровь не раздавлю свои мазки.

Мой караван в песках, мои в бальзамеМечты, самума черными слезамиВерблюжьи переполнены зрачки.

Х

Верблюжьи переполнены зрачкиАгатовою тьмой ночного Нила,Дневное пламя туча заслонила,Оскалились кругом солончаки.

Оазисы как звезды далеки,Мираж потух, и тихо, и уныло.О, вспыхни хоть, самум, зажги горнилоМогучей тьмы и в тьму нас увлеки.

Не всё ль равно нам, месяц ли двурогийИли рогатая звезда на дрогиПоложат наши мертвые тела, –

Двадцатый век и жертвоприношенье…Ослица б Валаама вас кляла,И молока ослицы нет священней.

XI