Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман

"И года не прошло еще с тех пор..."

И года не прошло еще с тех пор,Как стал я Ваш субботний завсегдатай.У Вас народ ученый, бородатый,Нередко в их толпе мой вянет взор.

Я Ваше имя переврал (позор!),Даря Вам первый том тяжеловатыйСвоих стихов. Теперь стальные латыНа мне, и я лечу во весь опор.

Я слушал, как хвалили через меру,Не в шутку уподобили ГомеруПиита, описавшего блины.

Я слушал, как ругали жесточайшеОткормленной Сафо худые сны,Но я молчал, склонясь над чайной чашей.

"Угробят нас под горькой синевой..."

Угробят нас под горькой синевой,Под нежными больными небесами,Или простимся, может быть, мы самиНавеки с деревянною Москвой.

Мы сниться будем девушкам в Сиаме,Куда хотели мы уплыть с тобой,И там над нами в глуби голубойЗаплачет ночь янтарными слезами.

И в Индии, бессмертием горя,Ликующая лира дикаряНаполнит наши песни славой громкой.

В твоем, забвенье, сумраке крутомМы звездный путь проложим, а потомНа родине отыщут нас потомки.

"Тебя поют на песенных пирах..."

Тебя поют на песенных пирах,Приличные стихи все пишут, право,Глядишь налево и глядишь направо, –Поля, как полагается в стихах.

Певал тебя и я, но впопыхахЗабыл, что не дано поэту праваПоэтов порицать, и медлит слава,И душу леденит веселый страх.

Я как Шекспир, быть может, предприимчив,Из тьмы звезду на быстром слове вымчав,Не ведаю ни зависти, ни зла,

В твой звонкий дом вхожу, о слава, тихо, –К моим губам ты руку поднесла, –Беззубая, горбатая шутиха!

"Печаль крутая северного края..."

Печаль крутая северного края,Его землистый низкий небосвод,Тревогу ветер бьет и тучи рвет,Разбойничья их трогается стая.

У нас тогда пора стоит сырая,Сады пустеют, умирает год,Крепчает мрак, густеет хороводОсенних звезд, торжественно блистая.

Скорбим тогда о том, что отошло,Агатом блещет мутное стеклоРазбитых дум и канувших видений.

Единственно бессмертная тоскаВздыхает грудью полной при паденьиУкутанного в золото листка.

"Мои слова слабее дум моих..."

Мои слова слабее дум моих,А задрожали думы очень рано,Когда не ведал я, что небо – рана,Сияющая кровью звезд живых.

И пусть нам ледяная скука ихМолитвенна, торжественна, желанна…Умей заимствовать у Тамерлана:Не стоит мир властителей своих.

Тимур и Байрон – гении хромые –Равно точили черепа немые,Оттапливали серый воск мозгов.

Пока у всех он песнею не вспыхнет,Окован властью будет мир врагов, –В уме души лишь замыслов слепых нет.

"Изба России передрогла в дым..."

Изба России передрогла в дым,Война прошла чугунными шагами,А мы по-прежнему поем стихамиНемое поле с куполом седым.

Угрюмым звоном сумрак шевелим,Гремим строкой всё крепче и упрямей,Ручьи созвездий будим в сонной ямеУжасным содроганием своим.

Звените звонче, трепетные строки,Иные дни, но тот же блеск жестокийНад нами в недоступной высоте.

Огонь журчит всё тот же шелковистыйВ подземной неостывшей темноте,У нас в душе всё те же злые свисты.

"Гроза прошла над нашими полями..."

Гроза прошла над нашими полями,Единственная в мире, говорят,Огни зарниц свершали свой обряд,Ревели облака колоколами.

Громоздкая обедня шла над нами,И мы краснели от ушей до пят,Юнел от радуги наш старый сад,Широкая заря цвела как знамя.

Ее дыханье многих обожгло,Но мы не променяли на стеклоГорячий блеск морозного алмаза.

Елеем белых звезд с давнишних летЛовец словес торжественно помазанИ буйной тьме не смыть их тихий свет.

"Корму подняв над темной синевой..."

Корму подняв над темной синевой,Окружность смертной описав орбиты,Неосмотрительной горой пробитыйСтупал на дно «Титаник» роковой.

Тонули миллиардеры под войАккордов похоронных и сюиты,Написанной на коже МаргаритыТуманной Мефистофельской рукой.

И радио невидимые кониНеслись во все концы морей… МаркониУмно смотрел с экрана в темноту.

Юнцом я был, но знал уже терзанья,Огромную я видел пустотуНад вечным словом пестрого сказанья.

"Не обозлил меня певец Оксаны..."

Не обозлил меня певец Оксаны,Как мумия засушенный певец,Строптивых невтерпеж ему овец,Привыкшему к блеянию осанны.

Огромный мир, веселый, несказанный,Чьи скрыты и начало, и конец, –Я мчу, еще не узнанный гонец,В угрюмый стан, где соловьи – фазаны.

Жаркое б хорошо сварить из вас,И то вы тощи, синева у глаз,Ан в них самих черным-черно, в глазах-то.

Черным-черно при свете даже дня,Смиренной руганью, хвалою затхлойОбрадович обрадовал меня.

"Тебя я жажду, светлой и крылатой..."

Тебя я жажду, светлой и крылатой,Веселой как сияющий мороз,Я для тебя ищу лазурных роз,И строф влачу я блещущие латы.

И на земле, где битвы и закаты,Где трепет мой величественный рос,Я с именем твоим ничьих угрозНе устрашусь и никакой утраты.

Пусть медленна как умиранье ты,Пусть брошена в пучину высоты,Как сумрачный собор тысячеглавый, –

По капле жгучей радостно долбя,Я верую, о каменная слава,Когда-нибудь я продолблю тебя.

"Жестокий час, гуляет без подпруг..."

Жестокий час, гуляет без подпругВеселый ветер в поле перекрытом,Он ржет к беде, он снег дробит копытом…Приди тоску делить, жестокий друг.

Я как дикарь приветлив и упруг,С улыбкой на лице простом и сытом,Пошлем привет блаженным Карменситам,Вольемся мыслями в их сладкий круг.

Нальем стаканы темным знойным чаем,Им сердце как вином мы раскачаем,Мы будем ночи бледной слушать вой,

Любимых строф мы дружно тронем звенья,Веселый ужас вьюги снеговойВселился в нас под видом вдохновенья

"Как слезы со щеки одутловатой..."

Как слезы со щеки одутловатой,Слезают звуки с розовой души.Кричи, поэт, а не слова пишиНад бледною распластанною ватой.

Что слово? Черный волосок, в тишиКурчавится им ум, сомненьем смятый.К тебе иду я, воздух роз и мяты,Прозрачный мир, чьи ночи хороши.

Изъеденная звездами трепещетЛазурь пушистая, зарница плещет,Дробя стихию нежную свою.

Кого мне петь в такую синь густую?Костлявые, воздетые впустуюГаллюцинации земли пою.

"Порфирой горностаевых страниц..."