Венец лжи (ЛП) - Винтерс Пэппер

Мне было с ним хорошо.

Я ни о чем не жалела.

И да, меня раздражала его ложь, но еще больше меня интересовали крохи скрывающейся за ней правды.

Теперь это не имело значения.

Впереди у меня другие сражения.

Все кончено.

Глава двадцать восьмая

У Центрального парка было два лица.

Порочное, увиденное мною в серебристом лунном свете с незнакомцем в капюшоне, и невинное, с играющими на траве солнечными бликами и визжащими вдалеке детьми.

Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз прогуливалась среди пышной зелени.

Три года — это слишком долго.

Незнакомец…

Он был в деревьях и в дуновении ветра.

Он был везде и повсюду, только не со мной.

Стук моих каблуков вернул меня к мыслям о неприятном разговоре в ресторане. В попытке унять колотящийся пульс я скинула красивые (но убийственные) розовые туфли и сошла с тротуара на газон.

Мягкость молодой травы упрощала ту неразбериху, в которую в последнее время превратилась моя жизнь.

Ресторан «Тропики» располагался в отличном месте рядом с парком. Я намеревалась немедленно позвонить Дэвиду, чтобы он меня забрал, но потом решила насладиться солнечным светом, прежде чем бухгалтерский учет и руководство персоналом добавят мне другого стресса.

Я немного прогуляюсь, пополню истощившиеся запасы витамина D, а затем позвоню Дэвиду, чтобы он отвез меня обратно в «Бэлль Элkь» к неразобранной куче оставленных забот. Я обниму Сейдж и буду работать, пока у меня не разболятся глаза, а потом вернусь домой и запрусь там от всего мира.

Я прошла совсем немного — всего несколько минут, когда позади послышались шаги. Твердые и уверенные, мужские и довольно быстрые.

Я напряглась и прибавила скорость.

Если это был тот, о ком я думала, мне не хотелось с ним разговаривать.

Ускоренные шаги не помогли.

Сильные пальцы схватили меня за локоть и дернули назад.

— Элль, ты не можешь уйти. Не так.

На солнце глаза Пенна казались ярче — скорее цвета выдержанного портвейна, чем терпкого виски. Вокруг губ залегло несколько морщинок, будто он сдерживался так же сильно, как я.

Что не имело никакого смысла, так как именно он дурачил меня с самого начала. Это из-за него Грег взбесился от ревности и начал мне угрожать. Во всем этом был виноват он.

Я отдернула руку, вырвавшись из его хватки. Пенн отпустил меня только потому, что проходящая мимо нас женщина с коляской недовольно нахмурилась.

— Перестань меня преследовать, — я снова пошла по траве, мысленно выругавшись, когда заметила, что он зашагал рядом, поблескивая своими начищенными ботинками.

Меня бесило то, что в своем темно-сером костюме и голубой рубашке он казался ослепительным и уникальным, как бриллиант. В его внешности не было никаких погрешностей. Никакой неловкости — как будто у него на руках имелись все карты.

«Хотя, в принципе, так и есть».

— Ты задаешь вопросы, но не считаешь нужным выслушать ответы.

Я фыркнула.

— Как будто ты скажешь правду.

Пенн сплел наши пальцы и на этот раз легонько потянул меня к себе.

Когда он провел большим пальцем по моим костяшкам, у меня перехватило дыхание. Его лицо смягчилось. Плечи опустились. Каким-то образом Пенну удалось превратить нашу ссору в белый флаг. В этот момент желание надавить — сорвать с него личину — исчезло, и мне захотелось его принять. Вместе с его маской и всем прочим.

Он слегка улыбнулся, со смесью неохоты и снисходительности.

— Ну так попробуй. Спроси меня еще раз.

Я прищурилась от слепящего солнца, которое плясало в его волосах, лишая Пенна лица и имени.

Он мог быть кем угодно.

Незнакомцем.

Или одним из тех, кто на меня напал.

Он незнакомец, которому я отдала всю себя.

Я содрогнулась от того, как безответственно себя вела. Как купилась на обманчивые игры и красивое лицо. Как позволила похоти завладеть клетками моего мозга и превратить их в кокетливых шлюх.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он мне не нравится.

Не нравится.

Нисколечко.

Солнце сияло, сжигая мою ложь, даже если мне хотелось, чтобы она была правдой.

Внезапно мною овладела усталость, тяжелая и безнадежная, гнетущая и давящая. Мне был необходим всего один ответ, который избавил бы меня ото всех остальных вопросов. Всего один. Самый насущный.

— Хочешь, чтобы я спросила? Хорошо, я спрошу, — я сделала глубокий вдох и бросилась в бездну. — Где ты был три года назад 19 июня?

Ничего не произошло.

Ни звуков хора, ни фанфар, ни транспарантов, ни торжественного выноса приза за правильный вопрос.

Пенн не вздрогнул, не удивился, не принялся все отрицать.

День, когда я встретила незнакомца и поцеловала его в этом самом парке, абсолютно ничего не значил для Пенна.

Оставаясь всё таким же расслабленным, он с любопытством склонил голову набок.

— Что?

Я хотела сказать ему, чтобы он об этом забыл.

Что все мои глупые поиски и домыслы полная фигня.

Я свой ответ получила.

Но теперь, сорвав этот пластырь, я уже не могла остановиться. Не могла держать это в себе.

— Это был мой девятнадцатый день рождения. Я на один вечер сбежала из «Бэлль Элль». Я бродила по городу, и на меня напали двое мужчин. Третий меня спас, — я судорожно втянула воздух, почувствовав, как на меня волной нахлынули эмоции, которые давно должны были утихнуть. — Он привел меня сюда. В Центральный парк. Мы с ним целовались.

Я шагнула ближе.

Пенн отступил назад, на его лице застыло что-то такое, что я никак не могла понять.

— Мы ели шоколад. Мы чувствовали что-то…

— Пенн, вот ты где. Ты пришел раньше, чем я ожидал.

Из проходящей мимо толпы появился мужчина с самолетом и пультом дистанционного управления, рядом с ним шел Стьюи. Малыш вцепился в пульт управления, будто умирал от желания поскорее запустить самолет, освободив его из рук мужчины.

Пенн тяжело выдохнул, на его лице проступило выражение, которое мне отчаянно хотелось понять. Его поза каким-то образом утратила свою небрежную расслабленность, и теперь напоминала гранитную статую. Губы Пенна превратились в тонкую линию. Руки сжались в кулаки.

Оторвав от меня свой пристальный взгляд, он натянуто улыбнулся. Затем со смесью вызова и самозащиты сунул руки в карманы — совсем как тот, кого я когда-то знала.

— Привет, Ларри.

Я вздрогнула.

Ларри.

«Итак, это Ларри».

У меня выработалась привычка внимательно разглядывать людей, занимающихся коммерческой деятельностью, либо каким-то образом выгодных мне представителей бизнеса. По моим предположениям, Ларри перевалило за шестьдесят, у него были темные с проседью волосы, коренастое телосложение и умные глаза, обрамленные очками в черной оправе. Он посмотрел на Пенна с величайшей нежностью и гордостью.

Пенн отступил от меня на шаг.

Незримые связывающие нас путы лопнули и, больно ударив, разлетелись в разные стороны.

Только что сделанное мною признание исчезло, как будто его и не было, и я так и не услышала ни разъяснений, ни опровержения.

Пенн откашлялся и вспомнил о светских условностях.

— Ларри, это Ноэль Чарльстон. Элль, это Ларри Барнс. Мой покровитель.

Сразу два ответа.

Я кивнула Ларри и протянула ему руку. Его рукопожатие было теплым от того, что он держал самолет, а пальцы — грубыми, но добрыми.

— Очень приятно. Много о Вас слышал.

А распахнула глаза и бросила быстрый взгляд на Пенна. Когда, как и почему Пенн обсуждал это жалкое подобие отношений? Почему он разговаривает с другими, но никогда не разговаривает со мной?

«Потому что ты просто девочка для траха. А этот человек — часть его жизни, и с ним он делится своими секретами».

Я никогда не была ревнивой, но внезапно на себе почувствовала силу этого «монстра с зелеными глазами», понимая, что Пенн никогда не откроется мне так, как Ларри. Что я зря потратила время, пообещав себе, что мое сердце будет беспристрастно ко всем чарам Пенна. (Монстр с зелеными глазами — так Уильям Шекспир назвал ревность в своей драме «Отелло» — Прим. пер)