Венец лжи (ЛП) - Винтерс Пэппер

Глава двадцать седьмая

С каждой прошедшей секундой, груз моих вопросов становился все тяжелее.

Эта показная встреча за обедом продолжалась уже сорок минут, за это время официантка в ярко-оранжевой униформе приняла наши заказы: папа выбрал вьетнамский салат из свинины, Пенн — тайскую лапшу с говядиной, а я — рыбу под манговым соусом сальса.

Вскоре искусно приготовленные блюда были поданы, и пока мы ели, Пенн с моим отцом разговаривали о трудностях игры в гольф и, в связи с этим, о самых лучших курсах, которые Пенн планировал посетить со своим покровителем, когда тому станет лучше, а также о других скучных глупостях и отвлеченных темах.

Ни разу он не упомянул Стюарта — своего сына.

Ни слова не сказал о Ларри — его друге/брате/отце/тайном любовнике.

Ни слова о прошлом, которое так тщательно скрывал.

К концу обеда во мне уже так сильно кипел гнев, что я никак не могла его остудить, сколько бы воды ни выпила.

Грег меня разозлил. Пенн только подлил масла в огонь.

Папа заметил, что я взвинчена. Он делал только хуже, пытаясь вовлечь меня в разговоры с пространными замечаниями, вроде: «Были времена, когда я очень любил рыбалку, и Элль всегда ездила со мной. Пенн, а тебе нравится рыбачить? Может, вам двоим провести какое-то время за городом?»

Пенн отодвинул пустую тарелку, взяв в руку стакан воды. Он не заказывал никакого алкоголя, как будто боялся, что это каким-то образом затуманит его разум и развяжет язык.

— Я не люблю рыбачить. Но я всегда готов провести время с Элль за другими занятиями, — он облизнул нижнюю губу, на которой не было ни капли воды. — Вообще-то, если хочешь, мы могли бы съездить за город на следующие выходные? Мне как раз нужно навестить друга.

Я скрестила на тарелке приборы, отодвинув остатки своего обеда. Сейчас или никогда.

— Какого друга?

Услышав мой резкий тон, папа взглянул на меня. Однако замечания мне не сделал. Устроившись в кресле, он дал нам с Пенном возможность самим обсудить все недосказанности.

Пенн поставил стакан на стол и прищурился.

Это было началом битвы.

Поехали.

— Ты действительно хочешь знать правду, Элль?

— Да.

— Иногда ложь значительно приятнее.

— Мне нужна только правда.

— Хорошо, — он провел рукой по волосам, и их идеальный темный блеск, распался на множество своенравных бликов. — Мой друг находится в исправительном учреждении Фишкилл. Я навещаю его, когда позволяет время.

— В тюрьме? — я нахмурилась. — Подожди, разве это не лечебница для душевнобольных?

— Психбольница? — покачал головой Пенн. — Это было раньше. Уже нет. Теперь это колония общего режима.

Папа наклонился, с недовольным видом доедая салат из свинины. Блеск успешной компании Пенна и радужная надежда на счастливое будущее омрачились упоминанием о тюрьме.

Я постаралась скрыть улыбку.

Папа спросил:

— За что посадили твоего друга?

Пенн откашлялся — не от смущения, а скорее размышляя, сколько ему рассказать.

— Он вор.

Вор.

Эта драка той ночью.

То, как Пенн не колеблясь наносил телесные повреждения.

Три года назад в том переулке их было двое. Двое мужчин, которые пытались меня ограбить и изнасиловать. Неужели Пенн был одним из них? Или он был незнакомцем? Бессердечный герой без остатка сочувствия? Или я все это себе придумала, и он на самом деле совершенно другой человек?

Мне нужно было сосредоточиться, но после ссоры с Грегом я с трудом видела в Пенне такую же угрозу, как раньше. Он досаждал мне своими россказнями, но таким подлым, как Грег он не был.

Я не знала, какой вопрос ему задать в этой связи, поэтому перешла к другому, не менее важному.

— Твой сын живет с тобой?

Пенн нахмурился, и от такой смены темы тут же напрягся.

— Почему ты думаешь, что он мой сын?

Я смяла салфетку. Он что, снова собирается солгать?

— Я видела вас в «Бэлль Элль». Он говорил о тебе и Ларри как о родителях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Он выразился фигурально, — уклончиво ответил Пенн.

— Что это вообще значит? — не выдержала я. — Ты либо отец, либо нет.

— Я и отец, и нет.

Я скрестила руки на груди, изо всех сил стараясь успокоиться.

— Это не ответ.

Тут в разговор вклинился папа.

— То есть, ты хочешь сказать, что усыновил его?

Пенн улыбнулся, выказывая уважение ему, но не мне.

— Да, я в процессе усыновления.

— Ах, в процессе? — съязвила я.

— Да, все документы уже поданы. Мы ждем положительного ответа.

— Мы?

— Я и Ларри.

— Так ты гей?

Пенн посмотрел на меня как на дурочку.

— Нет, Элль. Я не гей, — сделав еще один глоток воды, он вызывающе уставился на меня поверх бокала. — Мне казалось, мы прояснили это той ночью, когда ты пришла ко мне домой с просьбой помочь тебе в одном деликатном деле.

Папа пристально посмотрел на меня.

— В деликатном деле? Элль, у тебя все в порядке?

Я почувствовала, как щеки заливает ненавистный румянец.

— Да, — стиснув зубы, процедила я, — У меня все отлично. Просто Пенн доставляет мне много хлопот.

— Это я доставляю много хлопот? — он указал на себя, качая головой. — Думаю, ты убедишься, что я очень даже сговорчивый.

— Если бы ты и впрямь был таким сговорчивым, то рассказал бы мне, кто ты на самом деле, откуда ты, кто такой Ларри, Стьюи и какого черта твой друг делает в Фишкилле, — задыхаясь проговорила я, не обращая внимания на то, что отец смотрел на меня так, будто я вот-вот сорвусь. Сегодня мне уже один раз это удалось и сейчас я была готова снова сорваться. — Скажи правду, Пенн — если это вообще твое имя. Тогда посмотрим, насколько сговорчивой могу быть я.

Над столом повисла тишина. Мой эмоциональный выпад звенел у меня в ушах.

Пенн не пошевелился.

Папа заерзал на стуле, но я по-прежнему была поглощена спором с мужчиной, который лишил меня девственности, выставил меня на улицу, а затем спас.

Мне не хотелось это признавать, но под моей ненавистью, неприязнью, недоверием и опасением скрывалось трепетание чувств. Когда он вымыл мне ноги…Я смягчилась. Когда он вошел в меня, я сдалась. Мне не хотелось с этим соглашаться, но он повлиял на меня не только в физическом плане.

И меня это бесило больше всего на свете.

«Это того не стоит».

Мне нужно управлять компанией. Разобраться с Грегом. Такие эмоциональные срывы были пустой тратой моего времени.

Я встала и, бросив салфетку на грязную тарелку, втянула носом воздух.

— Знаешь что? Мне все равно. Было приятно познакомиться, мистер Эверетт, но я больше не желаю Вас видеть.

Повернувшись к отцу, я добавила:

— Папа, мы не помолвлены и никогда не были, поверь мне. Я с ним переспала — ты, скорее всего, уже это знаешь, учитывая, что он намекал на это всеми возможными способами. Довольна ли я этим? Нет. Сожалею ли я об этом? Да. Злит ли меня то, что он солгал тебе о нашей помолвке? Больше всего на свете. А теперь, если вы меня извините, я вернусь в офис, где контролирую ситуацию и мне не нужно мириться с такими людьми, как он…, — я указала пальцем в бесстрастное лицо Пенна.

Я не стала дожидаться ответа отца. Или опровержений Пенна.

Проходя мимо столиков с радостными посетителями, я боролась с собой. С момента нашей первой встречи, я только и делала, что убегала от этого мужчины.

Я скрывала это за угрозами и храбростью, но на самом деле я его боялась.

Ошеломленная тем, что чувствовала из-за него под своей напускной неприязнью.

Меня пугало то, как чутье настойчиво подсказывало мне закрыть глаза на Пенна Эверетта и увидеть того, кого, как мне казалось, я уже никогда не найду.

Но больше всего я злилась на себя.

Потому что первый раз в жизни я солгала.

Всё сказанное мною отцу, каждое слово, которое я прорычал о Пенне, было неправдой.