Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Но незнакомецъ, безпрестанно отрываясь отъ книги, продолжалъ на него смотрѣть съ напряженнымъ вниманіемъ, обнаруживая очевидное намѣреніе вступить въ разговоръ. Окативъ еще разъ свою голову, Самуэль вытерся полотенцемъ и, подходя къ незнакомцу, сказалъ:

— Какъ ваше здоровье, дружище?

— Слава Богу, покорно васъ благодарю, сэръ, — проговорилъ незнакомецъ, медленно закрывая свою книгу, — здоровъ, покамѣстъ Богъ грѣхамъ терпитъ. Вы здоровы ли, сэръ?

— Разсохся малую толику и брожу, какъ ходячая бутылка съ водкой; но это нипочемъ нашему брату, — отвѣчалъ Самуэль. — Вы живете въ этой гостиницѣ?

Незнакомецъ отвѣчалъ утвердительно.

— Какъ это случилось, что вчера васъ не было съ нами? — спросилъ Самуэль, продолжая вытираться. — Вы смотрите такимъ весельчакомъ… какъ живая форель въ корзинкѣ рыбака, — прибавилъ онъ тихонько.

— Вчера меня не было дома, — отвѣчалъ незнакомецъ, — мы выѣзжали съ господиномъ.

— Какъ фамилія вашего господина? — спросилъ м-ръ Уэллеръ, раскраснѣвшись отъ внезапнаго волненія и отъ сильныхъ треній полотенцемъ.

— Фицъ-Маршалъ, — сказалъ незнакомецъ.

— Дайте вашу руку, почтеннѣйшій, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, дѣлая шагъ впередъ, — очень радъ познакомиться съ вами. Мнѣ ужасно нравится ваше лицо.

— Скажите, пожалуйста, это, однакожъ, очень странно, — проговорилъ желтолицый слуга наивнымъ тономъ, — вы мнѣ понравились съ перваго взгляда; я готовъ былъ расцѣловать васъ, когда вы стояли подъ насосомъ.

— Право?

— Честное слово. Не удивительно ли это?

— Удивительно, — сказалъ Самъ, всматриваясь съ удовольствіемъ въ глупую фигуру незнакомца. — Какъ ваше имя, любезный другъ?

– Іовъ.

— Прекрасное имя. A фамилія?

— Троттеръ, — сказалъ незнакомецъ.- A васъ какъ величаютъ?

Самуэль припомнилъ предостереженіе своего господина и отвѣчалъ:

— Меня зовутъ Уокеръ; фамилія моего господина — м-ръ Вилькинсъ. Не угодно ли вамъ перекусить чего-нибудь, м-ръ Троттеръ?

— Съ удовольствіемъ, — отвѣчалъ желтолицый, съ благоговѣніемъ укладывая свою книгу въ карманъ.

Они отправились въ буфетъ, выпили по рюмкѣ водки и закусили колбасой. М-ръ Уэллеръ приказалъ подать бутылку рома и огромный чайникъ кипятку, съ прибавленіемъ двухъ лимоновъ и гвоздики.

— Хорошее y васъ мѣсто, м-ръ Троттеръ? — спросилъ Самуэль, приготовляя стаканъ пунша.

— Дурное, любезный другъ, мизеристо.

— Какъ?

— Да такъ. М-ръ Фицъ-Маршалъ намѣренъ жениться на этихъ дняхъ.

— Право?

— Точно такъ; но это бы еще ничего: онъ намѣренъ похитить молодую дѣвушку, богатую наслѣдницу, изъ дѣвичьяго пансіона.

— Какой драконъ! — проговорилъ м-ръ Уэллеръ, размѣшивая другой стаканъ. — Пансіонъ этотъ въ здѣшнемъ городѣ, я думаю?

Хоть этотъ вопросъ былъ предложенъ самымъ невиннымъ и безпечнымъ тономъ, однакожъ м-ръ Іовъ Троттеръ обнаружилъ своими жестами, что онъ понимаетъ нескромность своего друга.

Опорожнивъ стаканъ горячаго пунша, онъ бросилъ таинственный взглядъ, моргнулъ обоими глазами и принялся выдѣлывать своей рукою аллегорическое движеніе, показывая, будто выкачиваетъ воду изъ колодца. По смыслу этой аллегоріи, м-ръ Троттеръ представлялъ колодезь, откуда м-ръ Уэллеръ собирался черпать таинственную воду.

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ м-ръ Троттеръ, — тутъ надо придержать свой языкъ. Это секретъ, большой секретъ, м-ръ Уокеръ.

Говоря это, м-ръ Троттеръ поставилъ свой стаканъ вверхъ дномъ, напоминая такимъ образомъ, что ему нечѣмъ больше утолить своей жажды. М-ръ Уэллеръ понялъ деликатный намекъ и поспѣшилъ налить другой стаканъ.

— Такъ это секретъ! — сказалъ Самуэль.

— Думать надобно, что такъ, — отвѣчалъ м-ръ Троттеръ, прихлебывая живительную влагу.

— Богатъ вашъ господинъ, любезный другъ? — спросилъ Самуэль.

М-ръ Троттеръ улыбнулся и, придерживая стаканъ лѣвою рукою, знаменательно ударилъ правой четыре раза по карману своихъ свѣтло-сѣрыхъ штановъ, намекая такимъ образомъ, что сэръ Фицъ-Маршалъ могъ сдѣлать то же самое, не обезпокоивъ никого звономъ денежнаго металла.

— Такъ это, выходитъ, онъ затѣялъ рискованное дѣло, любезный другъ? — спросилъ Самуэль.

М-ръ Троттеръ улыбнулся.

— A знаете ли что, любезный другъ, — продолжалъ м-ръ Уэллеръ, — вѣдь вы будете отчаянный каналья, если позволите своему господину увезти эту дѣвицу.

— О-о-охъ! Я знаю это, м-ръ Уокеръ, — отвѣчалъ Іовъ Троттеръ, бросивъ на своего товарища печальный взглядъ, исполненный сердечнаго сокрушенія, — я знаю и скорблю душевно, да только что прикажете мнѣ дѣлать?

— Дѣлать! — воскликнулъ Самъ. — Разсказать обо всемъ содержательницѣ пансіона и выдать злонамѣреннаго человѣка.

— Кто-жъ повѣритъ моимъ словамъ, м-ръ Уокеръ? Молодую дѣвушку считаютъ, разумѣется, образцомъ невинности и скромности; она запрется во всемъ, запрется и мой господинъ. Кто повѣритъ словамъ бѣднаго слуги? Я потеряю свое мѣсто, и, вдобавокъ, мнѣ же дадутъ дурной аттестатъ.

— Да, тутъ есть закорючка своего рода, — проговорилъ Самуэль, — вы правы, дружище.

— Совсѣмъ иное дѣло, — продолжалъ м-ръ Троттеръ, — если бы мнѣ удалось отыскать какого-нибудь почтеннаго джентльмена, защитника угнетенной невинности, тогда, пожалуй, было бы можно помѣшать этому нечестивому дѣлу; но и здѣсь опять своего рода закорючка, м-ръ Уокеръ. Я не знаю никого въ этой глуши, да если-бъ и зналъ, кто опять повѣритъ моимъ словамъ?

— Баста! — вскричалъ Самуэль, быстро вскочивъ съ мѣста и схвативъ руку своего новаго друга. — Мой господинъ точь-въ-точь такой джентльменъ, какой вамъ нуженъ.

Черезъ нѣсколько минутъ м-ръ Іовъ Троттеръ былъ введенъ въ комнату м-ра Пикквика. Самуэль представилъ въ короткихъ словахъ сущность дѣла.

— Великій Боже! Неужели я долженъ выдать своего собственнаго господина! — воскликнулъ м-ръ Іовъ Троттеръ, приставляя къ своимъ глазамъ розовый платочекъ въ четыре квадратныхъ дюйма.

— Чувствительность этого рода дѣлаетъ вамъ честь, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ тономъ искренняго участія, — тѣмъ не менѣе, однакожъ, вы должны исполнить свою обязанность.

— О-о-охъ! Всѣ мы подъ Богомъ ходимъ! — всхлипывалъ Іовъ Троттеръ. — Знаю, сэръ, я, какъ честный человѣкъ долженъ исполнять свой долгъ; но вы поставьте себя на мое мѣсто: я ношу платье своего господина, и онъ же даетъ мнѣ насущный хлѣбъ; онъ мой благодѣтель, въ нѣкоторомъ смыслѣ, хотя я знаю, что онъ плутъ.

— Благородная душа! — воскликнулъ растроганный м-ръ Пикквикъ. — Честная натура!

— О-о-охъ!

— Послушайте, любезный, — перебилъ Самуэль, смотрѣвшій съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ на эту слезливую церемонію, — водовозныя телѣжки хороши въ свое время, но подчасъ, какъ, напримѣръ, теперь, онѣ ни къ чорту не годятся.

— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ строгимъ тономъ, — мнѣ очень непріятно видѣть въ васъ неуваженіе къ благороднымъ чувствамъ этого молодого человѣка.

— Такъ-то оно такъ, сэръ, — возразилъ Самуэль, — чувства благородныя, нечего сказать, да только я присовѣтывалъ бы ему припрятать ихъ подальше въ своей груди, a не растрачивать по пустякамъ въ тепленькой водицѣ, до которой намъ съ вами нѣтъ ни малѣйшей нужды. Слезы вѣдь не то, что стѣнные часы или паровой котелъ, что кипитъ напропалую, когда кочегаръ подкладываетъ подъ иего горячихъ углей. Вотъ какъ покончите это дѣло, любезный другъ, ступайте въ кофейную, закурите трубку и плачьте, сколько вашей душенькѣ угодно; a теперь для васъ всего лучше припрятать въ карманъ этотъ красненькій платочекъ.

— Слуга мой говоритъ правду, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — хотя, быть можетъ, его образъ выраженія слишкомъ грубъ и необтесанъ.

— Ужъ я это и самъ вижу, — сказалъ м-ръ Троттеръ, — что дѣлать, сэръ? Не выдержалъ! Постараюсь укрѣпиться.

— Очень хорошо, любезный, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ, — теперь скажите намъ: гдѣ этотъ пансіонъ?

— За городомъ, сэръ, недалеко отъ заставы: большой каменный домъ.

— Когда-жъ назначено привести въ исполненіе этотъ ужасный планъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ. — Когда онъ увезетъ ее?

— Ночью, сэръ, — отвѣчалъ Іовъ.

— Ночью! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.

— Сегодня ночью, сэръ, лишь только солнце отвратитъ свои лучи отъ нечестиваго дѣла. Я просто готовъ съ ума сойти отъ тоски.

— Нужно принять немедленныя мѣры, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Сейчасъ отправлюсь къ содержательницѣ пансіона.

— Прошу извинить, сэръ, — сказалъ Іовъ, — но я думаю, что эта мѣра не годится.

— Отчего?

— Мой господинъ, надобно вамъ доложить, человѣкъ очень хитрый.

— Знаю.

— Онъ вкрался въ довѣріе всѣхъ этихъ леди, и содержательница пансіона безъ ума отъ него. Вы можете ползать передъ нею на колѣняхъ и божиться, сколько вамъ угодно: она не повѣритъ ни одному слову, особенно, если не будетъ y васъ другихъ доказательствъ, кромѣ донесенія слуги. Разумѣется, мой господинъ скажетъ, что я негодяй, котораго онъ собирался прогнать за какую-нибудь вину, — и этого будетъ довольно. Тогда я пропалъ, и вы нисколько не успѣете въ своемъ намѣреніи.