Морок (СИ) - Горина Екатерина Константиновна

Становилось снова неуютно. Однако все старались не придавать внимания тому, что слышит Лея. Да и сама она старалась изо всех сил убедить себя, что ей показалось. Вскоре они вышли к сосне, где болтался старик. Однако, того нигде не было.

— Перепутали, наверное, — пожал плечами Богдан. — Не мог же он сам уйти?

Лея снова услышала какой-то шорох, похожий на то, будто кто-то рядом перешёптывался и хихикал. Она прислушалась.

— Подменыш! Лея — подменыш! — чётко сказала рядом молодая береза.

Лея по-кошачьи отпрыгнула от дерева и так же по-кошачьи оказалась на нижней ветке сосны, чем ещё больше раззадорила хихикающих. Теперь смех слышен был отовсюду.

— Лея! — изумился Ярослав. — Да что с тобой? Как ты туда залезла, девочка?

— Вы точно ничего не слышите? — девушка была перепугана не на шутку.

— А что мы должны слышать? — уточнила Матильда.

— Голоса! Они повсюду… Они хихикают. И они говорят: «Подменыш! Лея подменыш!»

— Подменыш, говоришь? — тут уж и Ярослав нахмурил брови.

— Да, — подтвердила Лея.

— Вот что, братцы, давайте-ка выбираться из этого леса. Что-то мне тут уже не по себе. Не найдём мы старика, может, кинем ему ключи здесь?

— Нельзя оставлять здесь ключи, старик придет за ними, — предостерегла Лея, всё ещё вцепившись в ветку сосны.

— Ну, а где ж его искать? Я не помню то место, — раздражался Богдан.

— Это то самое место и есть, мы его уже нашли. Вон, видите, куски одежды валяются? — указала пальцем Лея.

— Да, точно! А где старик? Уже вышел нас искать? — удивилась Матильда.

— Нет, — Лея мотала головой. — Скорее всего, пока вы с Ярославом ругались, его ветром сдуло, вы ж такую панику в природе навели, непонятно, как еще сосны с корнями из земли не выкорчевали. Ветрища стоял, ух! Значит, деда уже в чаще звери подъедают. Пойдемте-ка отсюда подобру-поздорову.

— А как же твои разговоры, что он за ключами придёт? — спросил язвительно Богдан.

— Будем надеяться, что не придёт.

Товарищи успели выбраться на тракт до заката. Никакого жилища вблизи не просматривалось. В поле было ночевать опасно, боялись шишиг, на тракте тоже неуютно, кто его знает, вдруг какой торопыга ночью коней загоняет, торопится, неровен час собьёт. Решили расположиться на границе между дорогой и полем. Одного назначили дежурить, чтобы в случае опасности он мог бы всех разбудить.

— Я буду дежурить, мне все равно не спится, всё смех в ушах кажется, — сказала Лея.

Усталые маги кое-как улеглись, свернувшись клубками на неуспевшей остыть от полуденного солнца земле, и вскоре мерно засопели.

— Не спишь, девочка? — спросил Лею Ярослав.

— Не сплю. Слушай, а что такое подменыш?

— Подменыш, дочка, это… подменыш. Как тебе сказать, — медлил Ярослав. — Ты не помнишь о себе ничего?

— Чего именно?

— Ну, чего-нибудь такого? Что с твоей матерью стало?

— Мать моя умерла, пока я маленькая была. Меня тётка вырастила. А мамка была того, дурочкой. Из-за неё и меня все чурались всегда и дурочкой звали. Она меня, дядь, сжечь хотела, мамка моя. Так-то. Тётка сказывала, будто я всё время плакала, а мамка меня на лопату посадила да в печь. Спасибо тётке, она меня очень любила. Вбежала вовремя да меня выхватила. А мамка на неё кричала, говорила: «Погоди ты, сейчас сама увидишь, как она в трубу-то вылетит! Не боись, не сгорит она, её в печь суну, а она мне моё дитя вёрнет!». Ну, тетка меня выхватила да вырастила. А мамка моя хорошая была, у неё до меня пятеро было. Детей, в смысле. А вот как я родилась-то, она меня очень сильно полюбила. Я жалкая была, тетка сказывала, все время плакала. А так вышло, что пока мамка со мной, остальные дети померли. Мамка и решила, что я её заворожила. Будто поверье есть, что я не человек.

— Вот это и есть подменыш, о чём ты говоришь, — поддакнул Ярослав. — Бывает так, что эльфы дитя народят, а ребёнок слабенький, им самим не выходить. Они человеческого крадут ребёнка, а своего людям подсовывают. Потом могут обратно забрать. Подменяют кабыть, отсюда и название «подменыш».

— Так что? Может, я, и правда, того? Эльфы ж в лесах живут? Так, может, они меня и зовут теперь обратно? Меня, и правда, в деревне не любили. И винили во всём, чуть кто умрёт, так меня чурались. Одна тётка меня берегла. Да и Кешина мать, тоже привечала. Остальные вроде как боялись.

Ярослав пожал плечами вместо ответа.

— А зачем меня сжечь пытались? — спросила после недолгого молчания Лея.

— Поверье есть, что твоя родная мать, которая эльф, видя твои страдания, тебя пожалеет и заберёт. А человеческого ребёнка на место вернёт. Поменяет заново всех. Ой, девочка, сколько на моих глазах по деревням народу так сожгли. Видишь, бабы верят, что, если ребенок плачет много или увечный какой родился, так это не человек, а эльфы подбросили. Так и говорят мужики: «Убогого неси обратно в лес». Ну, а раз эльф, так его и не жалко никому. Матери детей до полусмерти избивали, чтобы эльфийка пожалела своё дитя и вернулась за ним. Да только ни разу я не видел, чтобы это произошло. Так вот бьют бабы детей, пока те не помрут, а тех, которые выживут, на лопату и в печь… И смотрят стоят, как дитя в трубу вылетит. Верят, что эльфиец в трубу живёхонек выпорхнет и будет благим матом орать.

Ярослав немного помолчал.

— Ни один не выпрыгнул, дочка. Грустная это история. Так что ты тоже в эти сказки не верь. Мало ли что показалось в лесу. Всякое, бывает.

— Чудно, дядя, ты рассказываешь. Спи пока, а я тебя попозже на вторую смену разбужу дежурить.

Вскоре и Ярослав захрапел, а Лея осталась вспоминать своё детство, деревню, откуда ушла во дворец. И сейчас она понимала, что всё время только ждала повода улизнуть из ненавистного поселения, где все её как псину шелудивую гоняли от двора к двору. Только не решалась, а как тут объявила матушка Кеши, что его надо спасать, Лею и уговаривать не стоило. До того, словно верёвкой она была привязана к дому, а теперь будто все оковы спали, и она рванула. И не ради Кеши, и не ради его матушки. А просто так, давно хотела уйти, а тут будто ей разрешили.

Ночь случилась лунная, ни одно облачко не застило свет. Мерный, ровный, он лился на землю, будто из большого кувшина, покрывая всё, на что попадал, и оживляя всё вокруг. Дикий куст терновника казался застывшим на бегу человеком, дорожный пригорок скрывал выглядывающее из земли маленькое любопытное существо, на поляне неподалеку молодые осинки трепетали от легкого ветерка, будто девушки играли, перекидывая мяч. Лея залюбовалась стройными станами и легкостью движений, ей даже показалось, что она слышит, будто ночные игруньи переговариваются нежными голосами, звенящими, как серебряные колокольчики. Она усмехнулась собственным мыслям и прислушалась.

— В колыбели дитя на верхушке ели, Ветер качает, ветер качает, Спи малыш, ветер качает…

Лея встрепенулась, где-то она уже давным-давно слышала эти слова. Девушка потёрла глаза кулаками и сильнее вгляделась в поляну перед собой. Видение никуда не исчезло, более того, все призраки девушек смотрели прямо на неё.

— Я - эльф? — спросила Лея их шепотом.

Призраки расхохотались и рассеялись по поляне.

— Да пошли вы! — в сердцах крикнула Лея и погрозила видению кулаком.

Тут же она почувствовала, что кто-то гребнем расчёсывает её волосы.

— Смотри какие, тяжелые и блестящие, как золото. Поздравляем, матушка! Поздравляем! — шептались за спиной у девушки.

— Не смотри, назад не поворачивайся, — пискнул рядом тонкий голосок, и Лея тут же обернулась.

Перед ней стояла старая обрюзгшая огромных размеров бабища, полностью голая, с обвисшими грудями и жиром, нависающим над промежностью. Одряхлевшие ноги были в несколько слоев укрыты складками кожи. Сверху по всему телу до самых пят струилась черная, шелковая, увитая белыми цветами духмяного жасмина коса. Лица не было видно, но Лея знала, что чудовищная баба смотрит ей прямо в глаза.