Стелла искушает судьбу - Ирина Львова

— Спокойствие, девочки! Держитесь, дорогие!

Оказавшись внизу, на скалистом берегу, Ирина не сразу пришла в себя. Бледная, с трясущимися губами, она была не в состоянии вымолвить ни слова.

— Я больше не пойду! — истерично кричала Извекова.

— Мы вам не акробаты! — вторил ей Новиков, всегда готовый присоединиться к любому мятежу.

— Вы не акробаты! Вы актеры! — с пафосом провозгласил Михаил Георгиевич. — И должны с честью носить это гордое звание. Путь служения искусству не всегда усыпан розами, встречаются на нем и тернии! Разве вы забыли? Per aspera ad astra! Через тернии к звездам!

Новиков заржал, а Ирина, не желая слушать бредовые разглагольствования мэтра, вздохнула и начала карабкаться наверх — на исходную.

Сделали два дубля. Во время второго Ирина сначала, споткнувшись, едва не свалила Романова, потом Сиротин наступил ей на шлейф, то есть на повисшие крылья. Слава Богу, режиссер не вспомнил о них и не заставил бедную женщину ими махать.

Стелла шла в цепочке, время от времени хватая за белую блузу, чтобы удержать от падения ругавшегося сквозь зубы Радкевича — у него явно было плохо с чувством равновесия. Сама же девушка точно и не испытывала страха, настолько она была погружена в безрадостные размышления о странном поведении Андрея. Он почти перестал обращать на нее внимание и лишь иногда, словно спохватываясь, говорил:

— Не скучай, моя сладенькая кошечка! — но тотчас же снова забывал о ней… Он даже не заметил, что она ушла, даже не смотрит в ее сторону…

Когда съемка наконец завершилась, Ирина вообще утратила способность соображать. Однако испытания, выпавшие на ее долю в этот день, еще не кончились.

Режиссер отправил автобус с актерами в гостиницу — им предстояло утром отбыть в Москву. По этому поводу у Ирины несколько раньше состоялся с Викторией Викторовной не слишком приятный разговор.

— Зачем их отсылать? — недоумевала Ира. — Пусть сами оплатят гостиничные номера и чуть-чуть подышат морским воздухом. Те, кто хочет. А деньги на проезд можно просто выдать на руки…

— Вы, Ирина, печетесь об актерах, будто это ваши собственные дети. Нечего им тут путаться под ногами! И Юлечку к черту! В Москву! Пусть в картотеке шумы ищет, дура болтливая!

— Но вас-то это как касается? Они — в «Приморской», вы — в «Алуште». Вы же их больше не увидите, — не сдавалась Ирина. Она обратила внимание на слова Виктории Викторовны о Юле, но не стала ни о чем спрашивать. «Парижские тайны» «Мосфильма» ее не интересовали…

— Нечего потакать! Им слабину дай — на шею сядут. Знаю я эту актерскую братию, — отрезала Чекалина, словно бы напрочь забывая о том, что Ирина и сама относилась к так презираемой ею актерской братии.

Оставшиеся Огульников, Костров, Эля и Стелла уселись в машину, а Ирина в растерянности озиралась по сторонам. Она стояла с костюмами героя и героини в руках, которые ей вручила умчавшаяся со всеми Лена Петрова, — художнице по костюмам предстояло помочь уезжавшей с актерами Клавдии Михайловне упаковать остальные вещи, подлежавшие отправке, — и понятия не имела, что делать.

— В чем дело, Ирина? — раздраженно спросил Михаил Георгиевич, приоткрыв окно автомобиля.

— Да вот думаю, галопом за вами, что ли, пробежаться, разнообразия ради? Догоню или нет? Как считаете?

— О Господи! Я что, и об этом думать должен? Где Виктория Викторовна? A-а… Уехала. Ну сядьте к Огульникову. Или в операторскую.

— Хорошо. — Ирина некоторое время потопталась на месте, а потом решительным шагом направилась к микроавтобусу Егора Рубцова.

За ней наблюдал из окна автомобиля Огульников. Увидев, что она пошла к машине оператора, он процедил сквозь зубы:

— Мымра! — и откинулся на сиденье.

* * *

Сцену, в которой участвовали только герой и героиня, снимали в живописной скалистой бухточке. Выдав Стелле и Огульникову костюмы, Ирина уселась на валун и стала безучастно смотреть на накатывавшие на берег морские волны. Она так устала, что ее больше ничто не трогало и не волновало. Она не думала даже о том, как будет добираться до гостиницы — ведь все остальные по окончании работы должны были ехать в Ялту…

Эля, поправив грим Огульникову и Стелле, присела рядом и закурила.

Догорал закат. Последние лучи солнца озаряли героев, стоявших на соседних камнях, окруженных водой, и протягивавших друг другу руки. Романтическая, изысканно-лиричная картинка.

— Стоп! — крикнул режиссер, и Огульников, отчаянно зевая, опустился на валун, закатал штанины и зашлепал к берегу по мелководью, даже не подумав помочь Стелле спуститься со скалы, на которой она стояла.

— Ну что, Андрей? Решил? — спросил его режиссер, в голосе которого прозвучали заискивающие нотки. — Оставайтесь на месте, Богданова! — бросил он, оглянувшись, и вновь обратился к Огульникову: — Ну? Что?

— Ищи дурака. Сказал — не полезу в воду, значит, не полезу!

Эля фыркнула.

— Андрей, ты же актер… — начал свою волынку Михаил Георгиевич.

— Ой, только не надо вешать мне на уши тухлую лапшу! Я актер, а не самоубийца. И не морж.

— Вот! Вот!! Вот!!! — заорал режиссер, сбрасывая с себя одежду. Оставшись в одних плавках, коротконогий, покрытый буйной растительностью, он рысцой пробежался по берегу, смешно задирая ноги, и бросился в воду.

— Дурак! — пожал плечами Огульников и, встретившись глазами с Ириной, отвернулся, начав насвистывать какой-то мотивчик. Эля тихонько посмеивалась.

Стелла сидела на скале, сжавшись в комочек, и наблюдала за героическими потугами режиссера, безуспешно пытавшегося вдохновить Огульникова своим примером. Лично ее холодная вода не страшила, да и плавала она неплохо. Может быть, ей стоит поговорить с Андреем? Интересно, о какой Лене упоминал Костров? И почему Андрей так странно на него посмотрел?..

Егор, ухмыляясь, набросил на плечи вылезшего из воды и отряхивавшегося, как собака, режиссера махровое полотенце и протянул ему термос.

— С коньяком! — сказал он.

— Что? — не понял режиссер.

— Чай.

Михаил Георгиевич отхлебнул и поперхнулся:

— Это не чай с коньяком, а коньяк с чаем! Только загуби мне хоть кадр! — и отхлебнул еще.

— Увлекаться не надо, — веско сказал оператор и отобрал термос.

— Ну что, Андрей? Видел, как поступают настоящие мужчины? — Режиссер победоносно посмотрел на Огульникова.

— Настоящий мужчина с простатитом? — фыркнул тот.

— Какой простатит? Откуда простатит?

— А такой — тебе с твоей шерстью и в Северный Ледовитый не грех нырнуть, а я немедленно простатит заработаю.

— Э-эх! Кобель ты, Андрюша, — не то с осуждением, не то с завистью произнес режиссер.

— На том стоим, — самодовольно ухмыльнулся Огульников.

Эльвира усмехнулась и подмигнула ему.

— Стелла! — крикнул режиссер. — Вставай!

Забытая всеми девушка встрепенулась и мгновенно вскочила на ноги.

— Где удочка, Егор? — спросил Михаил Георгиевич.

— В машине, — равнодушно отозвался тот.

— Черт! Ирина, поднимитесь, пожалуйста, к машине и принесите удочку.

Ирина про себя обозвала режиссера последними словами, сообщила ему, опять же мысленно, что ее фамилия не Паниковский и на должность «прислуги за все» она не нанималась, и… полезла вверх, цепляясь за шаткие камни, к операторской машине, оставленной на дороге.

Она уже спускалась, взяв удочку, когда подкатила Виктория Викторовна. Чекалина заглянула в машину, где под бдительной охраной шофера дремал Костров, и крикнула Ирине:

— Огульников там?

— Да, — не оглядываясь, отозвалась та.

— Пусть поднимется.

— Хорошо.

— Ну наконец-то, — недовольно сказал режиссер, заметив приближавшуюся Ирину. — Так. Богданова! Готова?

Замерзшая Стелла, постукивая зубами, произнесла:

— Д-да! — и опять поднялась на ноги.

— Отлично! Быстренько, быстренько. Ирина, зацепите платье героини крючком и по команде тащите. Поняли?

— Нет. Я не рыболов-спортсмен. А если я ей в глаз крючком попаду?

— Черт возьми! — завопил режиссер. — Один не акробат, другой не морж, третий не рыболов! Я что, тут один за всех работать должен? Неужели непонятно? Подойдите к ней, зацепите крючок и вернитесь сюда.

— Я в воду не полезу, — флегматично заявила Ира.

Режиссер возмущенно всплеснул руками, Эля хихикнула, а Огульников фыркнул. Ирина повернулась к нему:

— Вас Виктория Викторовна ждет.

— Да? Отлично! Ну все. Общий привет. До встречи в Москве, столице нашей Родины! — заявил Огульников и полез наверх.

— Жлоб. С-скотина, — с чувством сказал, глядя ему вслед, режиссер. — Уехал все-таки. А ведь одна сцена осталась. Всего одна. С-скотина! А Вика тоже хороша — сказала бы, нет билетов… глядишь, и уговорили бы его. С-скотина, — со смаком повторив удачно подобранное слово и словно отметя от себя последние сомнения, он повернулся к замершей с приоткрытым ртом Львовой: — Ирина, завтра поедете на Ялтинскую студию и найдете ему дублера. Да смотрите у меня, чтоб плавать умел! И не капризничал.