Помнишь ли ты... - Джудит Макнот

Перевернувшись, она отбросила простыню и удивилась, обнаружив, что лежит в постели обнаженной. Ей с трудом верилось, что она ухитрилась сама расстегнуть платье и раздеться. Должно быть, ей помог Коул, но мысль о подобном унижении была в этот миг невыносима. Только сейчас Диана поняла, что ей решительно нечего надеть, кроме лилового шелкового платья, в котором она прибыла вчера на бал. В ресторане отеля «Гранд-Балморал» по воскресеньям обедала местная аристократия, и от перспективы появления внизу в этом платье Диана содрогнулась от ужаса. Она не могла позвонить родным и попросить их привезти одежду в отель — потому, что не хотела объяснять свою выходку, сидя в номере Коула. Со вздохом смирения Диана выбралась из-под простыни.

Глава 30

Коул поднял голову, когда Диана вышла из спальни с еще влажными после душа волосами. Ее стройная фигура буквально утонула в одном из просторных бархатных халатов, приготовленных в спальне отеля. Пальцы ног едва выглядывали из-под подола, который должен был заканчиваться на середине икр, плечевые швы болтались на уровне локтей. Вчера ночью Коул не представлял, что Диана способна выглядеть соблазнительнее, чем в облегающем лиловом платье, но теперь выяснилось, что он ошибался. Облаченная в мешковатый халат, с лицом, начисто лишенным косметики, с густой копной каштановых волос, Диана Фостер казалась розой, окропленной рассветной росой.

Он отложил воскресный номер «Хьюстон кроникл» на журнальный столик и поднялся.

— Сейчас ты выглядишь гораздо лучше, — заявил он. Она вымученно улыбнулась.

— Я решила набраться смелости и продолжать жить. Усмехнувшись ее иронии, он указал на стол, уставленный блюдами:

— Услышав, что ты принимаешь душ, я заказал завтрак. При виде яиц, ветчины и оладьев Диану передернуло.

— Нет, столько смелости у меня не наберется… Не обращая внимания на ее протест, Коул подошел к столу и отодвинул стул, предлагая Диане сесть:

— Ты должна перекусить.

Она вздохнула, но, прошлепав босыми ногами вокруг стола, отодвинула другой стул и развернула салфетку.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Коул, садясь напротив.

— Точно так же, как выгляжу.

— Так хорошо? — переспросил он.

Теплые нотки у него в голосе и нескрываемое восхищение в глазах чудесным образом подействовали на Диану — эта реакция была настолько неожиданной и сильной, что щеки у нее запылали. Слабо улыбнувшись, она быстро отвела взгляд и напомнила себе, что Коул просто играет свою роль, выполняя обещание сделать ее счастливой на время действия их сделки. Да, сделка — вот что это такое и для него, и для нее. Проблема состояла в том, что Диана не знала, поймет ли это ее семья.

Потянувшись за ломтиком тоста, она погрузилась в молчание, пытаясь предугадать, как воспримут новость ее родные. Коул настаивал на своем желании присутствовать при этом объяснении, и Диана была признательна ему за благородное стремление смягчить последствия поступка, совершенного им. Диана не ожидала от родных шумного скандала, но у бабушки имелось собственное незыблемое мнение по любому вопросу, и она вряд ли станет держать его при себе, оберегая чувства Дианы или Коула.

Коул видел, как лицо женщины мрачнеет с каждой минутой.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — наконец спросил он. Диана виновато вскинула голову.

— Вряд ли. — Но поскольку он продолжал смотреть на нее в выжидательном молчании, Диана подчинилась его безмолвному приказу и поделилась своими тревогами:

— Просто я не знаю, как признаться родственникам, что я вышла замуж за почти незнакомого человека, повинуясь порыву и руководствуясь исключительно практическими соображениями. Должно быть, как только они успокоятся, поймут, в чем дело, — наверное, не согласятся со мной, но поймут.

— Отчего же ты переживаешь?

— Я ужасно боюсь, как они отнесутся к нашему поступку. Они не оправятся от потрясения до крица своих дней.

— И не только они.

— Что ты имеешь в виду?

— Из самолета ты сделала несколько звонков. Диана приоткрыла рот:

— Кому же я звонила?

— Мардж Крамбейкер.

К ее щекам прилила кровь.

— Мардж — давний друг семьи. — На случай, если Коул что-нибудь забыл, она добавила:

— Мардж вела раздел светских новостей в «Хьюстон пост», пока газета не прекратила свое существование. Но по-моему, это было только к лучшему.

— Сообщив ей новость, ты позвонила Максим Мессенджер.

— Это уже похуже. — Сердце Дианы упало при упоминании имени журналистки ид «Хьюстон кроникл», а затем она оживилась:

— Может, я попросила Максин сохранить новость в тайне?

— Нет, — отозвался Коул, заинтригованный игрой эмоций на ее выразительном лице. — Так или иначе, эта просьба была бы бессмысленна.

— Пожалуйста, не говори, что я звонила кому-нибудь еще — Ладно.

Диана уставилась на Коула подозрительно прищуренными глазами:

— Значит, так оно и было?

— Съешь что-нибудь. Тебе станет легче. Она взяла ложку, подхватила вишню с половинки грейпфрута и поднесла ко рту.

— Кому же я звонила?

— Ларри Кингу.

От недоверия и презрения к себе ее голос упал до сдавленного шепота.

— Ты хочешь сказать, — с замиранием произнесла она, — что я и в самом деле звонила в Си-эн-эн посреди ночи и попросила позвать Ларри Кинга?

— Вот именно. Но его не оказалось на месте.

— Слава Богу!

— Поэтому ты поговорила с другим комментатором. Диана потрясла головой, отчаянно подыскивая повод для оптимизма, но таковой оказался не слишком убедительным.

— Я ношу распространенную фамилию, кроме того, у мужчин пользуется популярностью мой дедушка. Я издаю журнал, большинство читателей которого — женщины. Не может быть, чтобы комментатор из Си-эн-эн узнал меня по голосу!

— Логично, — подтвердил Коул, — однако он тебя узнал.

— Почему ты не остановил меня! — простонала Диана. — Тебе следовало забрать у меня телефон — нет, лучше вытолкнуть меня из самолета. По крайней мере я не чувствовала бы себя так отвратительно.

Не в силах подавить улыбку, он кивнул на тарелку, стоящую перед Дианой, отказываясь от дальнейших объяснений, пока она не подчинится его приказу:

— Доешь грейпфрут, выпей апельсинового сока и съешь немного яичницы. Диана поежилась:

— Все они такие… чересчур желтые — грейпфрут, яичница, сок. Этот цвет режет мне глаза.

— Вот что бывает, когда слишком много выпьешь.

— Благодарю за никчемную лекцию по вопросу, о котором я могла бы уже писать диссертацию.

— Пожалуйста, — с непоколебимым чувством юмора откликнулся Коул. — А пока съешь тост — он коричневый и не будет раздражать зрение.