Орудия войны - Яна Каляева

class="p1">Гипноз она пробовала на обоих следователях. Настроиться оказалось нетрудно, но бессмысленно: они хотели прежде всего выполнить свою работу, и сделать это хорошо. Их работа заключалась в том, чтоб вывести ее на чистую воду.

Вошел первый следователь, положил второму руку на плечо.

— Прошу вас, будьте помягче с Александрой Степановной, — попросил он. — Ей и так непросто пришлось сегодня. Я получил добро на зеленый протокол, надеюсь, мы скоро все уладим…

— У вас полчаса, — пробурчал второй. — После, если не будет результата, оформлю дамочку по полной программе.

Саша подавила усмешку. На самом деле, конечно, первый вел ее дело, а второй подчинялся ему.

— Прекрасные новости, Александра Степановна, — сказал первый, когда за вторым закрылась дверь. — Скоро вы будете дома. Вы ведь понимаете уже, в какую сложную ситуацию мы с вами попали. Но я нашел способ ее разрешить. Вы просто примете это средство, — он поставил на стол флакон, — повторите ответы на наши вопросы, и все ваши неприятности закончатся.

— Я не знаю, — медленно ответила Саша. — Не уверена. Правда, что это мне не навредит?

— Истинная правда, — улыбнулся первый следователь. — Средство многократно испытано. Если скрывать вам нечего — а ведь это так, Александра Степановна, — мы убедимся в этом, и вы будете чисты перед ОГП. Для того и разработан зеленый протокол, чтоб быстро и безболезненно освобождать благонамеренных граждан от подозрений. Это ради вашего же блага.

Саша смотрела на него внимательно и серьезно. Он был уверен в себе и легко попался в ловушку, он уже дышал так, как дышала она, он открылся ей и стал понятен.

Он хотел очистить мир от революционеров и террористов — не только ради карьеры, но и в силу убеждений. Ему хотелось бы, чтоб она действительно оказалась подпольщицей, знала что-то важное, а он смог это из нее вытянуть и обезвредить много опасных бунтарей. Начальство хвалило бы его, коллеги завидовали бы, сам он был бы собой доволен, потому что смог послужить своей стране. Но и благодарность в глазах обывателя, спасенного от террориста и потом очищенного от подозрений, ему тоже была приятна. Судьбы простых людей, брошенных в водоворот истории, трогали его. Тем более если речь о девушке, и не столько привлекательной, сколько вызывающей жалость, несчастной, нуждающейся в защите.

Она посмотрела на свои руки, затем медленно подняла на следователя глаза. Растерянная, перепуганная девица в поисках рыцаря.

— Я не знаю, должна ли я это делать, — сказала Саша. — Но я доверяю вам. Раз вы говорите, что это для моего же блага, значит, так оно и есть. Я приму ваше средство и еще раз отвечу на вопросы.

Он перевел дыхание. Ему не хотелось применять силу. Он был готов, процедура была отработана. Но когда сопротивления нет с самого начала, допрос по зеленому протоколу проходит намного проще.

— Только… сперва мне нужно… — Саша покраснела, это у нее хорошо получалось. — Мне очень нужно… умыться, ну, вы понимаете?

Три или четыре минуты. Ей хватит. Мерзко, конечно, умирать в уборной ОГП, не особо-то чистой.

— Разумеется, — следователь был благодарен ей за готовность сотрудничать и охотно пошел навстречу в этой небольшой просьбе. — Идемте, я провожу вас.

Они вышли в коридор, выкрашенный той же коричневой краской, что и допросная. Здесь тоже не было окон. Никакого больше неба.

Как-то ребята переживут зиму без нее? Но ведь если она позволит ОГП взять верх, весна не наступит никогда. Муж… недолго они были вместе. Но ведь все, кто любил ее, мертвы, в этом нет ничего такого уж страшного, не должно быть.

За несколько шагов до двери уборной к следователю подскочил секретарь, что-то торопливо зашептал ему на ухо. Саша уловила только слово “француз”.

— Через двадцать минут. Мы почти закончили. Пусть обождет, — раздраженно ответил следователь и обратился к Саше: — Прошу вас, Александра Степановна, не задерживайтесь.

Распоряжение следователя запоздало или вовсе не могло быть исполнено. Фигура решительно надвигающегося на них человека не была особо массивной, но, кажется, заполнила коридор целиком. Проигнорировав следователя, словно его тут не было, человек подошел к Саше, взял ее за правое плечо, посмотрел ей в лицо.

— Мадемуазель Александра, эти люди обращались с вами грубо? Причинили вам вред? Заставляли вас что-то делать против вашей воли?

Растерявшись, Саша отрицательно качнула головой. Человек легким движением, словно в танце, переместил ее себе за спину. Вот только она, вроде бы, не позволяла ему себя вести…

— Я — комиссар Реньо, — визитер обратился к следователю. — Руководитель концерна “Улисс”. Мне стало известно, что вы удерживаете родственницу нашего служащего. Ваш человек при мне сейчас телефонировал в Московское управление вашей службы и получил подтверждение. Я забираю мадемуазель Александру. Прямо сейчас. У вас три минуты на то, чтоб вернуть ее документы и личные вещи.

Саша изучала своего спасителя. Грузность его фигуры могла создать впечатление мягкости и некоторой даже неловкости — обманчивое, безусловно; двигался он легко и уверенно. Неровные пятна седины в черных волосах, безупречно сидящий костюм-тройка. Лицо рыхлое, глаза темные, как зрелые вишни, обрамлены густыми ресницами. Говорил по-русски он правильно, но с легким грассированием.

— Но, месье, эта женщина задержана по подозрению в соучастии в особо тяжком преступлении, — пытался возразить следователь. — Вопрос государственной безопасности.

— Полагаю, до вас отчего-то забыли довести, что служащие “Улисса” и их семьи не находятся в ведении ОГП. И прямой приказ вашего руководства для вас также не является аргументом. В таком случае я могу телефонировать самому Щербатову. Чем бы он ни был занят, ради моего звонка его от этого отвлекут. Надеюсь, личного распоряжения начальника ОГП окажется для вас достаточно?

— Раз вы так ставите вопрос, — смешался следователь. — Но вы понимаете, что срываете сейчас работу, ставшую итогом длительного расследования?

— А это, как говорят у вас в России, не моя… тревога? боль? Мадемуазель Александра, подскажите верную идиому, окажите любезность.

— Не моя печаль, — машинально подсказала Саша.

— Именно! Не моя печаль. Благодарю, мадемуазель. Я чрезвычайно ценю красоту и выразительность вашего прекрасного языка, но сам, к сожалению, не владею им в полной мере. А у вас, господин следователь, — Реньо глянул на часы, — осталась минута и сорок секунд на то, чтоб вернуть мадемуазель ее вещи. Обратите внимание, я даже не настаиваю на извинениях. Извинения вам предстоит