Последний полет «Жар-птицы» - Эдуард Семенов

Он кивнул головой Седову, и тот продолжил:

— К нам обратился хорошо известный вам предприниматель Панкратов с предложением построить на этом месте церковь. И нам кажется, что эта идея очень своевременная. Он даже готов полностью взять на себя финансирование. Ну, а мы подготовим проект и берем на себя всю стройку.

— Но, как же народ, депутаты? — заикаясь, осведомился Солодовников.

— За депутатов не волнуйтесь, это не ваша забота, а общественность… — Седов взял в руки бокал вина и отхлебнул. — К вам же уже обращался отец Сергий с просьбой о строительстве храма. Думаю, он человек деятельный, легко разъяснит людям, зачем в городе нужна еще одна церковь, организует крестный ход, моления. И все будут согласны.

Солодовников замолчал, собираясь с мыслями.

— А экспонаты? Уникальные самолеты? Куда их деть?

— Передадите их в другие музеи, из чего-то можно будет сделать памятники, установите на перекрестках города, будет очень символично, а остальные продадите. Деньги можете пустить на ремонт жилого фонда.

— Но не в нашем городе. Мы же строим и учим летать самолеты. Меня не поймут.

— Не волнуйтесь, все будет выглядеть так, как будто вы поддадитесь давлению народа. Вы будете сопротивляться до последнего.

Солодовников открыл было рот, чтобы еще что-то спросить, но вдруг осекся и замолчал, переваривая пищу и услышанное. Ему стало понятно, что где-то в другом месте, но, несомненно, более влиятельном, чем этот ресторан и даже его кабинет, уже все решено, его просто ставят в известность, и лучше не спорить, а просто согласиться, да еще поинтересоваться о величине гонорара за услугу.

— А сколько я получу, — в конце концов спросил Солодовников, и нехотя добавил: — За свое согласие?

Седов кинул взгляд на Косорукова и ответил:

— В два раза больше, чем в последний раз.

* * *

Ресторан «Шахрезада», примерно тоже самое время. Банкетный зал. Поминки Евгения Журавлева и Рината Регулаева

Банкетный зал ресторана «Шахрезада» был рассчитан на большие и шумные компании. Нависающая над головами люстра в виде большого колеса с оплавленными свечками, картины с видами охоты и муляжи голов оленей, кабанов и медведей на стенах должны были, по замыслу дизайнеров, создавать образ большой залы в каком-то средневековом замке, в котором хорошо гуляется компаниям лихих и щедрых охотников.

Именно поэтому небольшая группа людей, скромно и тихо сидящая в самом дальнем углу зала, выглядела сиротливо и неуютно.

Все сидели молча, опустив голову, и явно не знали, как себя вести и что говорить. Тетка Евгения Журавлева, Анна Сергеевна, не расставалась с флаконом нашатырного спирта, и то и дело прикладывалась к нему, чтобы не потерять сознание. Мать Жени Журавлева, Галина Сергеевна, была похожа на живую мумию и практически не реагировала на обращения к ней.

Лишь изредка она поднимала глаза и обводила взглядом зал, как будто искала кого-то среди присутствующих.

Бабушка Ситора, вся в черном, сидела рядом со своим сыном и деверем и беззвучно шевелила губами, повторяя молитву. Рауф Регулаев и Али Фаради ей не мешали. Они лишь изредка перешептывались и исподлобья наблюдали за бледной как полотно Марией, которая сидела напротив них, между своим отцом и Андреем Непогодой. Академик Руденко держался за сердце и время от времени массировал грудь. Корреспондент изучал присутствующих и не выпускал из своих ладоней руку Марии.

Антонов и Екатерина Иванова отдавали приказания официантам о смене блюд и следили за тем, чтобы никто не потерял сознания.

Наконец, Руденко собрался с мыслями и нарушил молчание. Он взялся рукой за тонкую ножку бокала и встал, нарочито шумно отодвинув в сторону стул.

— Друзья, — сказал он с хрипотой в голосе, — я понимаю, у нас горе. Большое горе. Ушли из жизни два молодых человека, двое талантливых ученых. Ушли трагически, но мы собрались здесь не для того, чтобы молчать. Чтобы вспоминать наших Женю и Рината. Вспоминать, что они сделали, какими они были. Так давайте вспоминать. Друзья…

Руденко посмотрел на отца Рината Регулаева и спросил:

— Я думаю, вы будете не против, что мы его по нашему, по русскому обычаю, помянем?

Рауф взял в руки бокал и ответил:

— Думаю, это будет правильно.

— Спасибо.

Руденко благодарно кивнул головой, потом сжал губы, собираясь еще что-то сказать, но только махнул рукой и вытер рукавом предательски навернувшуюся слезу.

Все выпили, и снова воцарилась тишина. Руденко выпил свой бокал залпом и поставил его на стол перед собой. Сел. Похлопал по руке дочери.

— Как ты, дочка?

— Все нормально, папа, — ответила Мария и вдруг, вроде бы невпопад, спросила: — А кто выбирал это место?

— В смысле? — переспросил ее Руденко. Он был рад хоть какому-то разговору за столом и поэтому живо отреагировал. — О чем ты?

Мария сжала губы.

— Кто предложил этот ресторан для поминок?

Руденко пожал плечами.

— Не знаю, — Анатолий Евгеньевич помолчал, а потом все-таки добавил, — как-то не думал.

И чтобы переключить тему, он обратился к Антонову:

— Андрей, это не ты выбирал место для поминок?

Антонов какое-то время думал и потом ответил.

— Мне кажется, нет. А в чем дело? Что-то не нравится?

Мария обвела всех глазами и посмотрела на Непогоду.

— А ты не знаешь, кто предложил этот ресторан?

Непогода пожал плечами.

— Нет.

Мария посмотрела на вход в зал и указала рукой в проем двери.

— Значит, это сделал он.

Рауф и Али, которые сразу, как только Мария заговорила, стали внимательно следить за ее движениями, тут же повернули голову в сторону, указанную Марией, и переглянулись.

— Кто он, дочка? — удивленно спросил Руденко.

— Человек, который стоит за этой дверью, — ответила Мария. — Он сейчас сюда войдет.

И правда, в этот момент в зал вошли два человека. Вернее, один вошел, это был Лев Седов, а второй, генерал Косоруков, въехал на инвалидной коляске с бесшумным электрическим моторчиком.

— Прошу прощения, что без приглашения, — с порога проговорил Косоруков. Все с удивлением повернулись и посмотрели на вошедших, — но на поминки вроде ходят без приглашения. Разрешите выразить вам свои соболезнования.

Генерал в сопровождении Льва Седова объехал всех сидящих в зале и каждому, заглядывая в глаза, пожал руку и сказал: «Соболезную!» Подъехав к ничего не понимающему академику, Косоруков также пожал ему руку и добавил.

— Анатолий Евгеньевич, минуточку терпения, я сейчас все вам объясню.

Косоруков кивнул головой, приказал Седову подать ему бокал вина.

— Уважаемые, — генерал обвел глазами всех сидящих за столом, — как правильно заметила Мария Анатольевна, это действительно я принял некоторые шаги, для того чтобы вы смогли собраться в этом уютном зале и помянуть светлую память Евгения и Рината.

Он обвел всех глазами.

— А теперь разрешите представиться, меня зовут Серафим Валерьевич Косоруков. В некотором роде, я являюсь вашим куратором от правительства.

Руденко удивленно посмотрел на Косорукова, потом на Седова и, наконец, на Антонова. Андрей также удивленно посмотрел на Руденко. Потом Антонов пожал плечами, и Руденко спросил у Косорукова:

— Э-э, извините, какого правительства? У нас нет и не было никаких обязательств перед нашим правительством, все наши разработки велись на собственные средства и средства инвесторов.

Косоруков усмехнулся:

— Ну, не совсем так, Анатолий Евгеньевич, — насколько я знаю, у вашего следователя другая точка зрения, — он остановил готовый было сорваться с губ академика возглас, и продолжил. — Но я говорю не об этом правительстве.

— А о каком? — вдруг подала голос мать Евгения Журавлева.

Косоруков улыбнулся матери и поприветствовал ее бокалом.

— Рад, что вы стали приходить в себя. — И потом уже добавил: — Я представляю, если можно так сказать, определенные круги, которые некоторые обыватели называют «тайным правительством Земли».

Он повернулся и посмотрел на семью Регулаевых-Фаради.

— Вам, я думаю, о нас больше известно, чем всем остальным?

Глаза Аль Фаради стали холодными, как сталь. Холодными и злыми. Он прошипел:

— У, шайтан! Это ты погубил Рината. Он должен был стать последним хранителем Звезды.

— Да, должен был, — ответил ему Косоруков, — но вы сами виноваты в его гибели. Если бы вы своевременно передали артефакт в наши руки, то все сейчас бы были живы.

Косоруков обвел глазами всех присутствующих и повторил:

— Все.

Он посмотрел на Екатерину.

— И твой отец.

На мать Журавлева.

— И ваш сын.

На бабушку Рината.

— И ваш внук.

На Руденко.

— И твой друг Вадим Чертков.