Огнедева - Елизавета Дворецкая

— Мы-то от Велеса свой род ведем, — усмехнулся Святобор. — Но и Дажьбога пресветлого почитаем.

— А что у вас волхвы говорят — племя полянское от Дажьбога идет? — спросила Милорада.

— А вот налей мне, хозяюшка, еще браги твоей медовой, я и расскажу!

Как знатный человек, хоть и не волхв-кощунник, Белотур знал множество преданий своей земли: о том, как Дажьбог и Велес сражаются за Марену, которая прежде была женой Дажьбога, но потом ушла от него к Велесу; о земном прародителе полян по имени Кий, который первым с родом своим поселился у днепровских круч. Поведал о том, как Сварог запряг в плуг Змея и на нем пропахал борозды, служащие защитой полянской земле от степи, а еще о том, какие войны случались у полян с древлянами, северянами, уличами и прочими окольными племенами. Иные из этих войн велись за все то же восточное серебро, которое сейчас шло не столько через Днепр, сколько через Дон и реку Семь. Обзаведясь союзниками на Ильмере и Волхове и получив доступ к огромным запасам наилучших северных мехов, поляне могли перевести этот «серебряный» поток на себя и одолеть всех соперников.

Ладожские старейшины со значением переглядывались во время этого рассказа. У иных мелькала мысль, что утверждать докончание и искать союзников стоило бы среди тех самых саваров, что живут на Дону и Семь-реке — племени многочисленного и богатого, имеющего налаженные связи с козарами и булгарами. Они, по слухам, настолько привыкли вести далекую торговлю и обладали настолько большими запасами восточного серебра, что дирхемы там имелись в каждой глухой веси и даже смерды друг с другом расплачивались серебряными шелягами по счету, а не мешком зерна в обмен на медвежью шкуру. Но были и другие соображения: мы-то нужны этим саварам? Им и без нас хорошо. А вот наследникам Улеба Зверя, или князя Дира, как его прозвали не знающие варяжского языка поляне, очень нужны союзники, которые помогут им обрести богатство, могущество и влияние.

— А что он за человек, князь Аскольд? — расспрашивали старейшины.

— Годами мы с ним ровесники, он меня помоложе на пару лет, — обстоятельно отвечал Белотур. Подмигнув Яромиле и Дивляне, он продолжал: — У князюшки кудри качаются, будто скатен жемчуг рассыпается, у князя глаза да ясна сокола, а брови у него да черны бобры.

Девушки засмеялись, представив себе красавца князя из далеких земель, а Вольга нахмурился.

— А кто княгиня его? — любопытствовала Милорада. — Сколько всего жен, есть ли дети?

— Едва брат мой в пору вошел, сосватал ему отец жену, дочь Дорогомысла, князя уличского. Воевали тогда поляне с уличами, да наш был верх, вот и скрепили докончание свадьбой. Больше того: у Дорогомысла сыновей нет, и условие такое поставили, что после смерти Дорогомысла моему брату власть над уличами достанется.

— И что же? — Ладожане слушали, не сводя с него глаз.

— Этот скрипучий пень Дорогомысл еще жив! — Белотур усмехнулся. — Кто бы мог подумать! Ему уже тогда было под сорок, он теперь уже седой, в шрамах и без зубов, как старый волк, а все еще рычит! Его дочь родила князю Аскольду двоих детей, но оба они умерли маленькими, а сама она умерла, когда — рожала третьего. Но у Дорогомысла тем временем подросла еще одна дочь, и он дал ее взамен первой. Она была еще совсем юной, даже моложе тебя, красавица. — Он посмотрел на Дивляну, которая, сидя рядом с матерью и сестрами, внимала его рассказу, будто кощуне. — Она тоже умерла прошлой зимой.

— А у Дорогомысла того дочерей больше не осталось? — хмыкнул Доброня.

— У него было их еще две. Боги ни разу не посылали ему сыновей, а ему, конечно, хотелось их иметь, поэтому он все время брал себе новых жен, искал везде самых красивых и сильных, но только нарожал с десяток девчонок! — Белотур рассмеялся над такой неудачей давнего недруга. — Других дочерей он тем временем выдал замуж. Но и нам с Аскольдом надоели его дочери, и теперь брат решил поискать новую жену в других землях.

— А ты сам на ком женат? — опять спросила Милорада, — А моя жена приходится дочерью Забериславу, князю радимическому. У меня сын есть, Ратибор, на другой год ему уже меч получать![31] — слегка похвастался Белотур. — Так вот, хозяюшка, что я про брата моего Аскольда говорил. — И он вернулся к прежнему, не сомневаясь, что будет выслушан со всем вниманием, особенно женской половиной хозяйской семьи.

Когда Белотур обращался к женщинам, у него даже лицо менялось: улыбка становилась еще более мягкой и дружелюбной, в светлых глазах появлялось особое тепло. А уж если его собеседницей была молодая девушка, то в его лице проступало даже что-то умильное и виноватое: он словно бы очень хотел сделать для нее что-нибудь хорошее, только не знал что. Милорада подавляла улыбку, наблюдая за ним: очевидно, женщины были одной из главных радостей Белотуровой жизни, но, право же, такому удалому молодцу это трудно поставить в упрек.

— Провожаючи меня в путь-дороженьку, говорил мне князь Аскольд таковы слова, — продолжал он, будто кощуну сказывал, вдохновленный вниманием пригожих молодушек и красивых девушек. — Поищи, говорит, Турушко, нет ли где красной девицы, чтоб лицом была будто красно солнышко, а от затылочка — млад ясен месяц, одна волосинка золотая, другая серебряная, и чтоб лучше не было во всем свете белом!

Девушки, на которых он при этом поглядывал, смеялись, утыкаясь лицами друг другу в плечи. Посмотреть тут было на кого: кроме Яромилы и Дивляны, возле Милорады теснились и Веснояра, и Оленица, и Будинега, и Лебедяна с Росавой, и Льдиса с Оловой. Все девушки были хороши, но чаще всего восхищенный взгляд Белотура перебегал с Яромилы на Дивляну. Похожие одна на другую, нарядные, с блестящими в свете огня рыжевато-золотистыми волосами, вместе они казались даже еще краше, чем по отдельности, и он просто млел от наслаждения этой красотой.

— Стало быть, брат мой князь Аскольд так помыслил с дружиной своей: если найдем мы на полуночной стороне себе надежных союзников, то тогда бы он и посватался! — сказал Белотур, с усилием оторвав взгляд от девушек и обращаясь к их отцу: — Жены-то у него и сейчас есть, а княгини нет. И если найдутся у вас, мужи нарочитые, дочери-невесты столь хорошего рода, чтобы достойны были полянской княгиней стать, то я за брата моего и посватаюсь, и невесту с собой в Киев увезу.

Ладожане загудели, девушки приоткрыли рты. Все они были здесь весьма знатных родов, лучших на Волхове. Неужто сказанное может иметь отношение к одной из них?

— Хорошие невесты и у нас имеются, — ревниво заметил Родослав. Он-то уже знал о замысле Полянского князя найти в словенских землях не только торговых союзников, но и жену. — У Вышеслава Мирославича, брата моего, дочери красавицы, одна лучше другой! А рода нашего знатнее на берегах Ильмерь-озера не бывало испокон веку — от самого князя Гостивита, потомка Словенова, род ведем!