Полгода — и вся жизнь - Элизабет Хауэр

— Финансовые проблемы были вполне разрешимы, — продолжала Камилла, — я продала кое-что из имущества и таким образом смогла купить дом. Там многое нужно было отремонтировать, привести в порядок, участок вокруг дома был тоже очень запущен. Прежний владелец ни за чем не ухаживал, не обновлял. Все осталось в том виде, в каком он получил дом от своего предшественника. Даже обои.

Мне казалось, что она забыла о моем присутствии, пока произносила эту речь. Она отчитывалась перед самой собой, ни перед кем другим.

— Значит, ты привела дом и сад в порядок и сменила обои, — произнесла я автоматически.

— Нет, обои я только почистила, — ответила Камилла.

Она встала.

— Обои можно прекрасно почистить с помощью специальных щеток и химического раствора. Я занималась этим целыми днями, много дней, не знаю, сколько их было. Хочешь, я покажу, как я это делала?

Она подошла к стене, сделала вид, будто у нее в руке щетка, и начала этой воображаемой щеткой водить по обоям, вверх и вниз, то вставая на цыпочки, то нагибаясь до пола.

Я не могла понять, что происходит.

— Камилла, — сказала я, — сколько комнат в твоем доме?

— Пять, — сказала она, продолжая водить рукой по обоям, — пять комнат и много подсобных помещений.

— Почему, — спросила я, — ты принялась за эту бессмысленную работу?

Камилла опомнилась и подошла к столу.

— Все должно было остаться таким, каким было прежде, — сказала она.

Потом она села и попыталась скрыть возбуждение, которое, видимо, удивило ее саму.

— Одной мне не удалось бы справиться, — тихо сказала она, — но в работах по саду мне помог сосед. У меня замечательный сосед. Он уже стар, но работает все еще как молодой. Он любит мой сад. Он знает его. Мы договорились, что и в саду не будем ничего менять. Мы только выпололи сорняки и убрали мусор. Но в остальном все осталось как было раньше. Теперь я там живу. В саду, в доме. Я живу одна, иногда ко мне приезжают гости. Мои сыновья с семьями. Твоя свекровь. Друзья. Но лучше всего, когда я остаюсь одна. Тогда этот дом обволакивает меня, защищает меня, становится моей второй кожей.

Она наконец взяла себя в руки.

— Вот и все, Рената. Покупка этого дома — самое важное событие в моей жизни за последние пять лет. Мне нравится о нем рассказывать.

Мое терпение достигло предела. Я больше была не в состоянии что-то выслушивать и о чем-то спрашивать. Мне очень хотелось, чтобы Камилла ушла и мы встретились бы опять через некоторое время, когда я вновь найду в себе силы приступить к выполнению своего задания. Она, видимо, почувствовала это, поднялась, взяла сумку, прошла в прихожую. Держалась она свободно и уверенно.

— Теперь между нами все прояснилось, — сказала Камилла, стоя в дверях с многозначительной улыбкой.

— Не все, — ответила я, — но многие важные моменты.

— Мы еще увидимся? — спросила она вежливо.

— Конечно, — сказала я.

— Тогда приглашаю тебя в гости.

Что-то удержало меня принять это приглашение. По каким-то необъяснимым причинам дом Камиллы пугал меня.

— Лучше пойдем в какой-нибудь ресторан, — сказала я.

— Нет, — ответила Камилла, — я хотела бы, чтобы ты ответила визитом на визит. Ты, собственно говоря, прекрасно знаешь моего соседа. Ты удивишься, когда услышишь его имя.

— Да? — сказала я и зачем-то ухватилась за подставку для зонтиков, которая начала танцевать под моей рукой. — Кто же он?

— Господин Вегерер, — ответила Камилла.

Следы от колес опять бросались в глаза. Предательские следы грузовика, у которых не было никакого повода появляться в саду барона. Они вели от широких боковых ворот, которые после отъезда виноторговца были обмотаны проржавевшей уже железной цепью, прямо к погребу. Цепь теперь тоже была обмотана по-другому вокруг прутьев решетки. Это никому не бросилось бы в глаза, но следы колес были хорошо заметны с тротуара.

Барон ненавидел рано вставать еще с молодости, когда служил в армии. Теперь, с приближением старости, он ненавидел это еще больше. В это прохладное августовское утро он встал раньше, чем его вечно озабоченная домашними делами жена, пробуждения которой в другие дни он даже не замечал, и быстро пошел в сад. Теперь он, вооружившись граблями и лопатой, как это часто бывало в последнее время, пытался заровнять следы. Он уже не скрывал этих своих действий от Терчи. У нее хватало ума ни о чем не спрашивать. Как долго он сможет укрываться от соседей, исключая, конечно, инженера, он не знал, и это вызывало у него неопределенные чувства. Но он все же решился пойти на риск, а если уж он принял одно из немногих в своей жизни решений, то оставался верен ему до конца.

Барон был в это утро в отличном настроении. Он насвистывал про себя мелодию канкана Жака Оффенбаха. Когда он начинал орудовать граблями особенно энергично, то прикусывал язык своими желтыми зубами. У него было предчувствие, что этот только что начавшийся день будет прекрасным. Вчерашний день тоже был хорошим — в том, что касается сделки, разумеется. На сегодня он не намечал никаких дел. Значит, тогда случится что-нибудь приятное в личной жизни. Он подумал, как это часто бывало в последние дни, о своем сыне Винценте, о том, что от него до сих пор не было никаких известий. В отличие от баронессы, которая была серьезно озабочена судьбой приемного сына и предчувствовала неладное, он просто не мог поверить, что этого парня больше нет на свете, и был уверен, что скоро выяснится, что тот жив.

Барон прислонил грабли к стене дома и присел отдохнуть на расшатанный садовый стул. С улицы кто-то поздоровался с ним. Это был Вегерер, который шел в свой виноградник.

Барон повел себя в высшей степени необычно: он встал, чтобы ответить на приветствие Вегерера, сделал пару шагов ему навстречу и любезно сказал: «Тоже с утра за работой?»

Слово «тоже» смутило винодела.

— Вы работаете в саду, господин барон? — спросил он неуверенным голосом, и так как в последнее время ему приходилось искать отговорки, чтобы отказаться от просьб барона, он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Почему бы и нет, — весело ответил барон, — это идет на пользу моим старым костям. Кстати, Вегерер, сегодня вечером вы получите свои деньги. Я ведь вам задолжал кругленькую сумму.

Теперь Вегерер растерялся окончательно. Барон еще никогда в жизни сам не предлагал ему заплатить долги. Обычно Анна Вегерер сначала смущенно намекала на это баронессе и только потом, спустя долгое время, они получали свои деньги. Сейчас Вегерер раскаивался в том, что случилось недавно на собрании виноделов района. Староста, член нацистской партии, расспрашивал всех о пустующих подвалах, которые можно использовать как убежища, и Вегерер, не сдержавшись, указал на погреб барона, описав его как просторное и очень надежное помещение.