Лакомые кусочки - Марго Ланаган

Госпожа Энни умолкла и подняла глаза: гостья продолжала внимательно смотреть на нее. Дымка воспоминаний, старая обида и желчь тотчас исчезли из взгляда старухи.

— Открой-ка шторы, моя хорошая. Говоришь, тебя звать Эддой? Открывай, открывай, Эдда, а то я тебя почти не вижу.

Она проследила взглядом за девушкой, пока та выполнила просьбу и вернулась на свое место у кровати.

— Стало быть, тебя приютили Рамстронги? Тебе повезло.

— Да, они очень добры ко мне.

— Жена Давита говорила тебе, что ее муж тоже был в том месте, откуда ты пришла?

— Да, провел у нас несколько месяцев, когда я была маленькой. Только он попал к нам в День Медведя, поэтому в медведя и превратился.

— А Дота сожрал другой медведь?

— Да, Тизел Вурледж.

— Ах ты боже мой, туда-сюда, туда-сюда. Плохо все это. — Госпожа Энни пожевала губами, а потом вдруг резко откинула покрывало и спустила ноги на пол.

— Идем, — сказала она. — Неси мне халат и туфли, черт их дери. Поглядим, разорилась я или нет.

Старуха взяла две зажженных свечи, передала одну Эдде и повела ее через весь дом в чулан. Шаги в коридоре отдавались гулким эхом, как будто все комнаты за запертыми дверями были пусты. Только кухня была обставлена как положено, хотя тусклый налет на сковородках и котлах говорил о том, что ими давно не пользовались.

В чулане стояли три сундука, больших и крепких, как гробы. Поставив свечу на крышку одного из них, госпожа Энни достала с шеи ключ на толстой цепочке и отперла второй сундук.

— Помоги-ка мне открыть его. Это железо страшно тяжелое.

Эдда поставила свечу на пол и подняла крышку. Внутри оказались сокровища, точь-в-точь как те, охраняя которые, погиб карлик: блестящие серебряные и золотые монеты, жемчужины из лягушачьей икры, драгоценные камни, прежде бывшие птичками, — одноцветные, с прожилками либо совсем пестрые.

— Ладно, — сказала госпожа Энни. — Одно мы уже знаем: это был не твой рай. Но что ты делала в чужом мире грез? Когда проникла туда?

— Я жила там с самого рождения…

Старуха присела на край сундука, достала из него гладкий кусок бирюзы и погрузилась в размышления, перебрасывая камень из одной ладони в другую.

— Ой-ой-ой, — вздохнула она. — Ну и натворила я дел.

— Мистер Дот, наверное, часто путешествовал в наш мир, если ему удалось набрать столько добра. Другие сундуки тоже полны сокровищами?

— Доверху, — угрюмо кивнула Энни. — Он меня не слушал. — Бывшая колдунья бросила бирюзу обратно в сундук. С легким звоном камушек упал в кучу. Лицо Энни неожиданно просветлело, старуха вскочила на ноги. — Я что хотела сказать… Помоги-ка мне опустить крышку, пока я пальцы себе не отбила. Так вот, я думаю предложить тебе место. Негоже, чтобы ты обременяла Рамстронгов, коли уж оказалась здесь из-за моей волшбы — хорошо, пускай из-за Коллаби, которого сподобила я. — Старуха заперла сундук на ключ, выпрямилась и взяла свечу. — Стряпать умеешь?

— Умею.

— А знаешь, как подобает держаться богатым дамам?

— Вообще-то нет, но я могу расспросить матушку Рамстронг, она много всего знает, а еще у нее есть знакомые, которые служат у этого… Хогбека и других торговцев.

— Отлично, отлично. — Старуха поднялась на пару ступенек; теперь ее глаза были на одном уровне с глазами Эдды. — Я велю той неряхе, что носит мне помои вместо еды, убираться ко всем чертям. По вечерам будешь зажигать свечи и задергивать шторы, а утром — открывать их и приносить мне на подносе травяной чай, прямо в постель, будто знатной даме, а еще готовить вкусные маленькие штучки, чтобы пробудить мой аппетит. Коллаби давно говорил, что мне по статусу положена горничная, да я все отказывалась. Теперь мы вместе будем изображать из себя аристократок: станем прогуливаться под ручку, будто леди и ее компаньонка. С меня — стол, ночлег и… немного денег. Как думаешь, сколько? Пожалуй, придется платить тебе побольше, чем той стряпухе, ведь ты будешь не только готовить.

— Я… не знаю сколько. Наверное, нужно спросить Тодду, — выдохнула Эдда.

— Угу, она в таких вещах разбирается. А сейчас пойдем выберем тебе комнату — у меня их целая пропасть, и все пустые. Надо же еще и мебель какую-то сообразить.

Эдда подняла свечу и двинулась вслед за старухой, проворно взбиравшейся вверх по лестнице.

Той весной, когда исчез второй Медведь, Бранза подобрала в лесу двух слабых, умирающих с голоду волчат.

— Представить себе не могу, что случилось с их матерью, — сказала она, показывая Лиге передник, в котором скулили детеныши. — Как ты думаешь, им не навредит козье молоко?

— Козье молоко лучше, чем ничего, — отозвалась мать.

Бранза принялась выхаживать волчат со своим обычным прилежанием. Поначалу оба детеныша чувствовали себя хорошо, с каждым днем набираясь сил, прибавляя в весе, росте и резвости. Бранза расспросила одного из местных пастухов о том, как он управляется со своими псами, и тоже решила приручить своих новых питомцев, чтобы те выполняли команды «сидеть» и «лежать», воспитанно вели себя в доме и прибегали на ее зов или свист. Однако, едва волчата достигли возраста, когда уже могли отвлечься от игр и уверенно следовать за хозяйкой, самка, более крупная из двоих, вдруг заболела, перекупавшись в холодной болотной воде. Всю ночь она горела и тряслась в лихорадке, а к утру умерла.

— Бедный малыш, — сказала Бранза осиротевшему волчонку, который царапал землю рядом с тем местом, где девушка рыла могилу. — Теперь ты, как и я, всю жизнь будешь тосковать. Потеря есть потеря, будь то сестра, возлюбленный или медведь…

Бранза взяла мертвую самку на руки и уложила на дно ямы. Волчонок тоже спрыгнул туда и обнюхал сестру, словно бы удостоверяясь, что та лежит правильно и удобно. После этого Бранза вытащила его и усадила рядом. Пока она закапывала могилу и разравнивала землю, животное спокойно и серьезно наблюдало за похоронами.

Несколько дней он не мог понять, что сестры больше нет. Бранза старательно развлекала волчонка, затевала игры, в которые он привык играть с сестрой, а в те часы, когда волчата обычно вместе спали, носила его на руках или укладывала к себе на колени. В это время она могла помогать матери, держа мотки с козьей шерстью, или отдыхать, глядя в окно на дождь.

С этих пор девушка и зверь стали неразлучны. Даже когда волк вырос, он остался жить в доме и спал на полу возле кровати Бранзы. Какие бы думы или дурные сны ни беспокоили ее по ночам, она всегда могла протянуть руку и дотронуться до него. Днем волк тоже ни на шаг не отходил от своей хозяйки, чем бы она ни занималась: работала в огороде, стирала, ловила рыбу, расставляла силки, бродила среди лугов и полей или гуляла по лесу, напевая песенку. Он даже выучился подпевать, и довольно сносно, если Бранза ему помогала. Это его умение — впрочем, как и все остальные, — приводило девушку в восторг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});