Шапка Мономаха - Наталья Иртенина

– Много ль моего имения утекло в Переяславль, пока Изяслав княжил? – осведомился князь.

– Нисколь не утекло, вся дань тут оседала, – затрепетал раб. – Позвать тиуна, хозяин?

– После, – отмахнулся Олег. – Не до того мне. Снаряди холопа пошустрее в дружинный обоз, там пусть разыщет чернеца Нестора и велит ему быть ко мне. Да поскорее!

Князь сел на кресло в светлице, где советовался со своей дружиной юный Изяслав, откинул голову и устало прикрыл глаза.

– Ну, братец, – обратился он к Ярославу, – хороша ль тебе Русь? Иль в латынцах веселей жилось?

– Без своего владения нигде не весело, брат. Хочу просить тебя, – с жаром сказал тот, – отдай мне на княжение Муром!

– Ишь чего захотел, – усмехнулся Олег, раскрыв глаза. – А я где сяду?

– Не знаю. – Ярослав сделался вдруг бледным. – Только я тебе Муром не отдам! Я с ним обручился.

– А я еще в Стародубе, когда в первый раз тебя увидел, догадался, что ты с придурью, братец, – пожал плечами Олег. – Город не девка, чтоб с ним обручаться… Ладно, подумаю, куда тебя сажать. Сегодня победа легко далась. Плох тот воин, который не ищет других побед.

Холопы принесли вино и блюда с ломтями холодного мяса. Братья наскоро утолили звериный голод.

– Для чего позвал меня, князь? – раздался голос в дверях.

Олег Святославич неторопливо вытер руки и наставительно сказал:

– Раб не спрашивает, зачем зовет хозяин. Закрой дверь и поди сюда.

Нестор исполнил требование.

– Знаешь уже, что Изяслав убит?

– Знаю, князь. – Книжник осенился печальным крестом.

– Ну, я жду, что ж не поучаешь меня?! – уязвил его Олег, пытаясь заглянуть в глаза чернеца. Однако тот глядел в пол, не поднимая головы. – Секи меня словесным мечом, сокрушай булатом обличения. Излей на меня праведный гнев. А я послушаю да подивлюсь твердости твоей веры.

Нестор подавленно молчал.

– Давай же, чернец, суди меня! – остервенился Олег. – Скажи, что мне надо делать – посыпать голову пеплом, одеться во вретище и босым идти к братцу Владимиру, вымаливать прощения за то, что силой взял свой стол?

Книжник помотал головой и вдруг упал на колени, истово перекрестился.

– Не хочу более никого поучать, князь, – глухо молвил он. – Ныне молюсь только о своих грехах, гордыней нажитых. Если же впрямь хочешь успокоения своей душе, то покайся перед Богом о сгубленной жизни отрока, крестника своего.

– За что мне каяться? Не я его убил. Ты же говорил, что Изяслав сам себя накажет.

– А тебе, князь, подобало думать не о том, чтоб он был наказан, а о том, чтоб спасен был. Что ты сделал для этого? – книжник поднял на Олега молящий взор.

Князь не знал, как ответить.

– Скажи, что мне теперь делать, – повторил он спокойно.

– Напиши брату о гибели его чада. Пусть узнает от тебя, а не от других. Подумай о горе, которое ты принес отцу и матери отрока. Будь к ним добр сердцем и пошли слова утешительные. Этим не только своей душе поможешь, но и с князем Владимиром поладишь. Не станет он яриться на тебя за гибель детища. Уладитесь, как и хотели, когда целовали друг другу крест.

– Сделай, брат, как говорит этот монах, – воскликнул Ярослав.

Князь думал так долго, что Нестор, словно забыв о нем, стал молиться на образ Богородицы в углу светлицы.

– Прав ты, монах, – наконец произнес Олег, – в том, что лучше тебе поклоны бить, чем поучать князей. Зря я тебя позвал, желая услышать разумные слова. Если напишу Владимиру, он подумает, что я страшусь его. Не хочу унижать себя перед ним и его дружиной.

Нестор поднялся с колен.

– Иди в Спасский монастырь и оплакивай Изяслава, – велел князь. – Завтра похороню его там.

Когда книжник ушел, Олег сказал:

– Буду воевать с Мономахом, пока Бог меня не остановит! Назад пути нет. Мертвый Изяслав теперь всегда будет стоять между нами.

Ярослав сел на лавке поперек и притянул к груди колени.

– Я не хочу воевать с переяславским князем. Ты клялся на распятии в Стародубе, что замиришься с братьями.

– Не будь дураком, Славша, – отрубил Олег, – и не верь клятвам. Получишь Муром тогда, когда я добуду себе другой стол. Тебе придется воевать.

Ярослав тяжко вздохнул, воскрешая в памяти образ языческой девы-воительницы. Для того, чтоб найти ее, он готов был обойти хоть всю Русь. Но не много ли крови она потребует взамен его непролитой? И стоит ли она того, чтобы ценой этой крови сделаться княгиней муромской? Стоит ли эта дева его покаяния?

17

Митрополитов, назначенных из Царьграда, Русь встречала в низовьях Днепра у крепости Олешье. Киевский князь Святополк Изяславич, узнав о новом владыке первым, первым же отправил в днепровское устье своих послов. Без малого месяц пять княжьих лодий стояли у пристаней, а послы скучали, пока дожидались митрополита с его многочисленной свитой. Сойдя с греческой галеры, митрополит Николай сурово оглядел свою новую паству. Но узнав, что среди послов нет людей князя Мономаха, расправил морщины на широком лбу и благословил киевских мужей. Лодьи, ощетинившиеся сорока веслами, бодро пошли вверх по холодеющим на зиму водам Днепра.

Осень входила в силу, степняки откочевывали к морю и уже не наскакивали на путников, обходящих днепровские пороги с лодьями на плечах. Но греки все же поволновались. Да и всякий, кто впервые видел скалистые стены, сжимавшие реку, и острые зубья, торчавшие из бурной воды, сам каменел от ужаса.

Выше порогов плыли хотя и спокойно, но с каждым встречным судном осторожничали. Киевские послы, выполняя наказ Святополка, готовы были хоть в бочку спрятать митрополита, только б не подпустить к нему переяславских бояр и самого князя Мономаха. На руку им было то, что владыка и сам покуда отвращался от знакомства с внуком греческого царя Константина.

Возле устья Трубежа наконец дождались неприятной встречи. На середину Днепра вышли четыре лодьи и поплыли бок о бок с митрополичьим обозом, мерно взрыхляя веслами воду. Святополковы мужи сперва сделали вид, будто ничего не заметили. На оклики с переяславских судов не отвечали, и предложение остановиться у Заруба камнем бултыхнулось в воду. Сам князь Владимир, вставший на носу передней лодьи, принялся поименно вызывать киевских бояр, каких знал.

– Пошто оглохли, мужи бояре стольноградские? Или вам брат мой велел залить уши воском? Отвечайте, когда русский князь требует!

– Не гневись, княже, – крикнул боярин Иван Козарьич, – а рассуди сам, должно ли тебе, младшему князю, обскакивать старшего. Великий князь киевский Святополк Изяславич желает первым беседовать с владыкой, так тебе уж придется своего череда ждать.

– Дайте хоть приветствие молвить преосвященному, – выслушав ожидаемый ответ, попросил Владимир Всеволодич. – Что ж мы как псы в своре идем, а не как добрые христиане?

– Да мы ведь тебе и не мешаем, княже, – проорал княж муж Славята Нежатич. – Только у владыки кислая отрыжка случается, когда он слышит твое имя. Почему такое, мы не ведаем.

– Ну так пусть покажется – сам спрошу у него!

Киевские бояре, посоветовавшись меж собой и с греческими духовными из свиты, послали разбудить отдыхавшего митрополита. Прождав не менее половины часа, Мономах наконец узрел нового владыку Руси в простой монашьей рясе и скуфейке на седых волосах. Уставясь на переяславского князя, митрополит Николай выслушал короткую приветственную речь безо всякого узорного плетения словес. А пока он собирался с ответом, Владимир поспешил прибавить еще одну краткую речь. Про то, что отец его князь Всеволод немало потрудился для единодержавия на Руси и что сам он также желает потрудиться вместе с владыкой, соединяя Русь в одно целое – в один кулак против Дикого поля, которое и Царьграду досаждает.

– О твоих трудах я наслышан, недостойный обладатель славного имени Мономаха, – довел толмач до князя холодные слова митрополита. – О том, каков твой кулак и против кого направляешь его. На Руси хочешь рубить распри под корень, а в империи сеешь их!

– О чем говоришь, владыко? – помрачнел князь.

– О самозванном царевиче Леоне! Ты думал, в империи не дознаются, кто помог ему бежать из-под стражи в Корсуне? Думал переложить вину на степных язычников? Так вот, не будет тебе моего благословения, пока не принесешь покаяния в содеянном.

– Владыко, – смутился Мономах, – своими словами ты сам сеешь распрю на Руси. Кроме меня никому не по силам тянуть русский воз, не скидывая с него груженое нашими отцами и дедами добро. Прочие поделят это добро и растащат по своим возкам, чтобы легче везти. А не сами растащат, так другие отнимут, как царь Алексей. И защитить не сумеют либо не захотят.

Киевские мужи пораскрывали рты, чтобы дать достойный ответ против поношения их князя. Митрополит опередил бояр:

– На киевский престол хочешь воссесть, Мономах?! Я первый буду молить Бога, чтобы не дал тебе этого! Желаешь уподобиться единодержавным правителям Руси, князьям Владимиру и Ярославу, названному у вас Мудрым? Как они, видишь силу Руси в том, чтобы воевать с империей, показавшей вам Христа? Если так, то во мне найдешь первого своего врага.