Мое чужое сердце (СИ) - Александер Арина

— Зачем это всё сейчас? Я с самого начала был тем, кем есть. Ты прекрасно знала, во что ввязываешься.

Девушка заходила по гостиной, заломив руки. Не хотела, чтобы сон стал явью. Наплевать на всё. Ей даже было всё равно, что он убил человека. Если бы кто-нибудь сказал об этом пару месяцев назад — рассмеялась бы в лицо. Сейчас… любовь изменила её. Он — изменил её. Хотелось рвать на голове волосы — настолько запуталась в своих чувствах и желаниях. Пыталась достучаться, протянуть руку, стать услышанной. Помочь.

— Пообещай, что больше не будешь рисковать своей жизнью, — решила пустить в ход последний спасательный круг в виде обещания. Ведь, если он даст слово, то сдержит его. — Пообещай, что с тобой ничего не случится!

— Не могу! — не хотел обманывать, распыляться ложными надеждами. Себе не мог дать такого слова, а ей… тем более. — Всё будет вот так: с постоянным риском. Привыкай!

Хотя и честный, но такой ответ Стасю не устроил. Посмотрела на Влада, прошлась взглядом по уставшему лицу, одежде. Чёрт! Он даже переоделся где-то. На это время нашлось. А позвонить — фигушки.

Во всем виноваты чувства. Без них намного проще. Всё было бы безразлично — и где пропадал, и кого убил, и кем пахнут рубашки.

— Разведемся! Да!.. Я найду, что ответить Варланову. Не поверю, что он настолько старомоден, что не войдет в положение. Объясню, что устала от диктатуры мужа, — последние слова прокричала. — Что не желаю быть пустым место и жить по приказам. Что меня не ставят в известность, а потом ещё ждут спокойной реакции. Не хочу виснуть на телефоне, ожидая, когда позвонят, когда напишут. Я не хочу такой жизни!

Чем больше говорила, тем больше верила в осуществление задуманного. Только Влад не разделял её воодушевления. Мозги закипали. И без того напряженные сутки грозились вылиться в оху**ного масштаба скандал. Возникло желание сказать: «Не видать тебе развода ни через год, ни через два. Я передумал». Но какая, нах**, разница? Её штормило. Его накрыло. Горло свело от желания заорать как и она, на всю глотку, освободить всю злость, дать выход эмоциям, которые рвались наружу. Думал, после смерти Руставского заживет спокойно. Какой там? Походу, покой ему может только сниться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Раз такая х*ня, — сделал пару шагов в её сторону, отчего девушка попятилась к стене, — я съеду с квартиры, — отчеканил холодно, в привычной манере, однако внутри всё содрогалось от накала ситуации. — Ты останешься здесь. Квартира и так переоформлена на тебя. С этой минуты ты не лезешь в мои дела, я — прекращаю интересоваться твоими. Захочешь — будешь гулять по клубам, сколько пожелаешь. Даже если вы*бут капитально — мне будет фиолетово. Захочешь — закрутишь роман с Коноваловым. Уверен, он до сих пор исходит слюнями по тебе.

В то, что говорил и сам не верил. Да он скорее придушит её, чем допустит подобное, но остановиться не мог. Даже не волновал потухший взгляд. Виски пульсировали такой болью, что вот-вот взорвутся, а он всё продолжал словесно хлестать, наблюдая как вздрагивают от услышанного поникшие плечи.

— Отныне можешь ходить где угодно и с кем угодно, я умываю руки. Но… — перевел дыхание, почувствовав нехватку воздуха, — никакого развода. Слышишь?!..

Возникла острая необходимость вдохнуть прохладного воздуха. Маловероятно, что это поможет успокоится, но лучшего способа пока не придумал. Не крушить же всё вокруг?

Входная дверь с грохотом закрылась.

Шамров был зависим. И эта зависимость превратилась буквально в маниакальную потребность. Её не получалось запереть в жесткую клетку самообладания. Она была уже разрушена.

Ну на хер… Как у слабой, хрупкой девушки может получиться вывести его из себя? Толкнуть на поступок, который совсем не характерный? Хотя, стоит отметить, что в последнее время он и так не похож на себя. Фраза: «Я не хочу такой жизни!» не давала покоя.

Сломя голову выскочил на улицу. Что-то сдерживало сесть в машину и надавить на газ, сорвавшись с места.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В последние дни он часто проводил параллель между Настей и Алёной. Не по внешности. Они совсем непохожи, да и по характеру разные: с Алёной у него никогда не было ссор. Только одно у них было общее — сердце. Влад постоянно опасался увидеть в её глазах укор. Во всём. Именно в этом и пряталась причина, почему до сих пор не открылся.

А Стася так и осталась стоять недвижимо около стены, пытаясь глубоко вдохнуть. Не получалось. Внезапная пустота в груди заполнила каждую клеточку. Осталось только желание быть с Владом. Ему, этому желанию, было до лампочки на всё вокруг. Это и есть настоящая любовь? Ей осточертело наступать на собственное горло, жить в ограничениях. Всё это ранило её саму, ложилось на душу тяжким осадком.

Чувствовала себя смазливой дурочкой, которой впервые объяснили правила игры в морской бой и протянули лист, на котором умелой рукой были расставлены позиции кораблей. И она, по своей неопытности стреляла наугад, без какой-либо тактики и умения вести сражения. Не было в ней тех знаний, даже в двадцать два года. Не было искушенности, умения подтолкнуть опытного мужчину к действиям. Только инстинкт, наверное, самый древний, подсказывающий, что она тоже небезразлична. Этот инстинкт и выгнал её на улицу в одной тоненькой кофточке в тот момент, когда Шамров подошел к Ленд Роверу и открыл водительскую дверь.

— Влад! — позвала с надрывом. Может, это будет самой большой ошибкой в жизни, а может, самым правильным поступком. Она не знала наверняка. — Не уезжай…

Шамров обернулся. Перед ним, обхватив плечи руками и содрогаясь от порывов ветра, стояла Стася.

— Ты что творишь? Немедленно вернись. Заболеешь ведь, — в миг нарушил все обещания, данные несколько минут назад.

Она подошла ближе, став буквально вплотную, и подняла голову, заглянув в глаза. Влад тихо выругался, снял пальто и ловко накинул на дрожащие плечи:

— Ну почему с тобой так сложно? — прошептал с болью, завернув девушку в ткань, и обхватил хрупкие плечи в попытке согреть.

Она всё так же продолжала всматриваться в его лицо, призывая не прятать взгляд, а открыто посмотреть в ответ.

— А ты разве ещё не понял? Ты же убиваешь меня нежеланием впускать в свой мир, в свою жизнь. Скажи, чтобы я не мучила ни тебя, ни себя… Глядя в глаза скажи, — голос задрожал от переполнявших эмоций, — что ничего ко мне не чувствуешь!

Влад провел рукой по её волосам и прижал к широкой груди. Сомкнул руки за спиной, крепче притиснув. Прикоснулся губами ко лбу.

— Разве не видишь, что я не могу без тебя, — прошептала, уткнувшись ему в грудь, но слышно её было прекрасно.

Это как удар под дых. Шамров слегка отстранился. Настолько, чтобы можно было прыгнуть с разбега в серые озера и утонуть. Что и сделал, как только заключил влажное от слёз лицо в ладони и убрал разметавшиеся по щекам пряди. В движениях снова появилась чувственность, которую всегда испытывал, стоило прикоснуться к ней.

— Дура-а-а, — протянул с придыханием, — да я люблю тебя!

Сердце на сумасшедшей скорости рухнуло вниз, а потом, подпрыгнуло вверх, с болью забившись на прежнем месте. Перед глазами всё поплыло от осознания только что услышанных слов.

— Так докажи! Докажи… Не отталкивай. Позволь быть рядом… — не договорила, ощутив прикосновение слегка шершавого пальца к нижней губе.

— Ты же понимаешь, что после этого не отпущу ни через год, ни через два? Возврата в прежнюю жизнь не будет. Привяжу к себе и не отпущу до последнего вздоха.

Что-то мелькнуло в его глазах. До боли знакомое. Будто из прошлой жизни. Оно вызвало странный трепет во всем теле и чувственное покалывание на кончиках пальцев. Она помнила его откуда-то. Была уверенность, что знает так же хорошо, как и себя, хотя на деле продолжала двигаться на ощупь, спотыкаясь на собственных ошибках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И не отпускай, — попросила, обвив крепкую шею руками и привстав на носочках. — Держи так крепко, как только сможешь.