Я знаю, кто убил Лору Палмер - София Баюн

вдохе и без повторений, как на следующий день приехала милиция и проверка, а у мальчика почему-то сломался нос.

Нора извинялась. Так, будто это она работала в той телекомпании, будто она поставила в эфир проклятый ролик. Она заваривала Яне чай, хватала ее за руки, а Яна все пыталась понять, зачем — это не она валялась мертвая в ванне. Это не Нора убила Алису, и не Яна ее убила. Тогда какое им до нее дело?

Нора только кусала губы и повторяла, что это ужасная ошибка. Яна была согласна — это была ошибка.

В конце января она открыла шкаф, пошвыряла в пакет белье, книги и косметику, сверху бросила жестяную банку с кофе и уехала в прокат.

А теперь вот пошел дождь. И Лем ее ударил, и на этот раз им уже ничто не поможет.

У Яны не было плана. Дождь согревал воду в замерзшей реке, умывал сонные улицы, стучался в окна. Дождь звучал предупреждением, и Яна знала, что он не может идти вечно не потому, что однажды появится солнце, а потому что скоро все сбудется.

Май пришел в город неожиданно, и неожиданно прошли две недели, в которые Яна убеждала себя, что весна ей мерещится. Не раздвигала шторы и пила, пила, заливала вином, коктейлями и ликерами оживший ужас наступившей весны.

Но, конечно, ничего залить не смогла.

Лем стоял, тяжело опираясь на подоконник двумя руками, и по его серому лицу плыли размытые дождем тени. Он стоял так бесконечно долго, потом обернулся и еще дольше разглядывал стеллажи, кресла, разобранную раскладушку, на которой ночевала Яна и заваленный книгами стол.

— Мы должны сказать правду, — сказал он.

— Я не могу. Ты же знаешь, я просто… не могу.

— Хватит, Яна. Эти твои игры с мостами через миры, бубнами и берегами реки — замечательные, но мы должны перестать быть мудаками. Пойдем и скажем правду.

— Не могу!

Он улыбнулся и выхватил из-под кресла монтировку.

— Ура, — равнодушно сказала Яна, вытягивая шею.

Но Лем не собирался ее добивать. Он встал посреди комнаты, взял монтировку двумя руками и низко опустил плечи. Потом медленно поднял голову и закинул монтировку на плечо.

— I'm singin' in the rain, just singin' in the rain! What a glorious feeling I'm happy again!

Монтировка описала широкий круг, чиркнув по полке в опасной близости от кассет.

— Кто я?

— Джин Келли? — слабо улыбнулась Яна.

— А вот и нет.

Он вскочил на стол и ногой столкнул лежащую с края книгу. Лем плохо пел, а еще он пытался не порвать ее книги, когда смахивал их на пол, и поэтому выглядел еще смешнее. Но Яна прижимала к растянутым в улыбке губам молитвенно сложенные руки, и решение уже зарождалось, расправляло щетинистые лапки в ее горле, готовое обрасти хитиновым панцирем слов и выползти наружу.

— I'm чего-то там so dark above! The sun's in my heart and I'm ready for love!

— Ты — Алекс Делардж. — Она прикрыла глаза, и тогда он наконец-то спрыгнул со стола.

Вздохнул и начал собирать книги, но Яну это совсем не устраивало. Она считала, что если человек назвался Алексом Деларджем, он просто не имеет права вот так просто сдаться. Малькольм Макдауэлл совершил эту ошибку, и теперь обречен превращаться то в плохо загримированных котов, то в клюквенных каннибалов.

— Я тоже так умею, — сообщила она. — Смотри.

Она встала у стола, оглядела разбросанные книги и повела плечами, пытаясь вспомнить, как нужно двигаться в этой сцене.

— Forget your troubles come on get happy! You better chase all you cares away!

Она не танцевала — только двигала плечами и щелкала пальцами.

— Ты точно не Джуди Гарланд, — проворчал Лем.

Яна вытянула руку и щелкнула пальцами прямо перед его носом — да! Конечно, никакая онане Джуди Гарланд.

Она хорошо знала эту песню. Она не хотела бы, чтобы хоть кто-то кроме Лема узнал, насколько хорошо.

— We're heading acr…oss the ri-ver! — Яна глотала слова, давилась ими ипела все быстрее, быстрее. — Wash your sins away in the tide It's all so peaceful on the other side! Get ready… for the judgeme… day!..

— Ты — Лиланд Палмер, — бросил Лем, избавив ее от необходимости изображать приступ.

Яна опустила руки и осела на пол тяжело дыша, будто ей и правда только что пришлось петь злу внутри себя.

— А давай разденемся, замотаемся в простыни и сделаем как у Тинто Брасса? — предложила она.

— Двоих для оргии маловато, но хотя бы в трупах скоро недостатка не будет, — усмехнулся Лем. — Но я все равно не смогу изобразить Калигулу, мы недостаточно родственники. Хотя могу попытаться. Кого сначала убьем?

— Меня, — вызвалась Яна. И улыбнулась ему — впервые за год счастливо.

…

Иногда Яру снился стук бубна. В такие ночи вместо снов он смотрел мигающие интертитры с единственным словом — «возвращайся». Потом он просыпался, и все утро из зеркала выглядывала чья-то хмурая заросшая рожа. Соседство хмурой рожи его вполне устраивало, как и сны. Это было лучше, чем сны другие — где текла река, где берега заросли кедрами, которые баюкали в пушистых лапах густую лесную тьму, где заросшая ягелем земля впитывала звуки шагов и золото совиных глаз мерцало между ветвей.

Он пожалел, что уехал еще до того, как сошел с последнего поезда. Оказалось, у него не было вопросов, которые требовали отрешения. Оказалось, ответами и так были набиты его карманы, оставалось только руку опустить. Ну, Яр и опустил еще по пути.

Но стоило сойти с поезда, как пришло осознание, что он все сделал правильно.

Здесь, на краю мира, горы сторожили реку, река сторожила море, а море сторожило океан. Мороз стоял такой, что краны, склонившиеся над спящими в снегу кораблями, скрипели и потрескивали, будто поленья в костре. В первые дни Яру казалось, что они вот-вот упадут. Да что там, в первые дни казалось, что если он неловко встряхнет рукой — у