Благословение небес - Джудит Макнот

— Я… я подумала, может быть, вы сами положите себе, сколько захочется, — церемонно сказала она, пытаясь не выдать своего ужаса перед тем, что она приготовила.

— Конечно, — Ян с готовностью поддержал ее светский тон. — Что у нас здесь? — осведомился он, взглянув на сковороду. Не поднимая глаз, Элизабет села напротив него.

— Яичница, — ответила она и устроила целый спектакль из разворачивания салфетки и расстилания ее на коленях. — Боюсь, что глазунья не получилась.

— Ничего страшного.

Когда он взял лопатку, Элизабет изобразила на своем лице ясную оптимистичную улыбку и стала наблюдать, как он сначала попытался поддеть яичницу, но видя, что это бесполезно, начал просто соскабливать ее со дна сковороды.

— Она немного пригорела, — зачем-то сказала Элизабет, хотя это было и так ясно.

— Да нет, она просто намертво присохла, — поправил он ее, но по крайней мере в его голосе не было злости. Наконец ему удалось отодрать один кусок, и он положил его к ней на тарелку. Еще несколько минут, и он сумел наскрести кое-что и себе.

Памятуя договор о перемирии, они принялись за еду с соблюдением всех церемоний и формальностей. Ян протянул Элизабет блюдо с ветчиной и комком печенья. — Благодарю, — сказала она, взяв себе два черных ломтика ветчины. Ян положил себе три ломтика ветчины и с интересом стал изучать плоский коричневый предмет, расположенный в центре блюда.

— Ветчину я узнал, — сказал он, — но как называется это? — спросил он, указывая на коричневый объект. — Это выглядит совсем экзотично.

— Это печенье, — объяснила Элизабет.

— А-а, — протянул Ян. — Это у него такая форма?

— Это печенье называется сковородочным, — быстро придумала Элизабет.

— О-о, название весьма подходящее, — согласился он.. — Оно действительно по форме напоминает сковороду.

Они замолчали и уставились в свои тарелки, пытаясь определить, есть ли там что-нибудь съедобное, потом синхронно подцепили ломтики ветчины и впились в них зубами. В комнате раздался хруст, какой издают деревья, ломаясь пополам. Старательно избегая смотреть друг на друга и продолжая хрустеть, они съели всю ветчину со своих тарелок. Покончив с ней, Элизабет набралась смелости и взяла в рот кусочек яичницы.

По вкусу яичница напоминала соленую оберточную бумагу, но Элизабет мужественно проглотила ее. Ее желудок сжался от унижения, и комок слез подступил к ее горлу. Она ждала, что вот-вот раздастся какой-нибудь уничтожающий комментарий по поводу ее стряпни, и чем дольше он вежливо жевал, тем больше ей хотелось, чтобы он проявил свое неудовольствие. Не доев яичницу, Элизабет отложила вилку и перешла к печенью. После нескольких неудачных попыток разломить его руками, она взяла нож и попыталась его распилить. Наконец ей удалось отпилить небольшой кусочек. Она положила его в рот и попробовала надкусить, но зубы бессильно заскользили по поверхности, не в состоянии разгрызть твердый обломок. Она увидела, что Ян смотрит на нее через стол, и поняла, что сейчас заплачет.

— Может быть, выпьете кофе? — тонким голосом спросила она.

— Да, благодарю вас.

Обрадовавшись, что может отойти от стола и взять себя в руки, Элизабет поднялась и подошла к плите. С полными слез глазами она налила в кружку свежезаваренный кофе.

Несчастный вид Элизабет вызвал у Яна смех и желание утешить ее, но поскольку процесс жевания требовал определенных усилий, он не мог сделать ни того, ни другого. Проглотив последний кусок яичницы, он наконец проговорил:

— Завтрак был очень… э-э… сытным. Подумав, что Ян, возможно, нашел завтрак не таким уж плохим, Элизабет подняла к нему побледневшее от огорчения лицо.

— Я очень мало готовила в своей жизни, — призналась она тихим, сдавленным голосом. Он сделал большой глоток кофе и затем с расширившимися от ужаса глазами начал его… жевать.

Элизабет вскочила, расправила плечи и хрипло произнесла:

— После завтрака я обычно прогуливаюсь. Простите. Продолжая жевать кофе, Ян дождался, пока она выбежит из дома, и затем с благодарностью выплюнул на тарелку кофейные зерна.

Глава 14

Завтрак, приготовленный Элизабет, избавил Яна от голода и даже больше: теперь сама мысль о еде вызывала у него содрогание. Покончив с едой, он отправился в сарай смотреть ногу Майки. На полдороге он заметил сидевшую на пригорке Элизабет. Она сидела, обхватив руками колени и положив на них голову, а вокруг нее цвели колокольчики. Ослепленный блеском ее золотых волос, Ян все же не мог не заметить, что поза девушки выражает глубокое уныние. Сначала он хотел уйти и оставить ее грустить в одиночестве, но потом, тяжело вздохнув, направился к ней.

Подойдя ближе, Ян увидел, что ее плечи содрогаются от рыданий, и удивленно нахмурился. Поскольку притворяться, что завтрак был хорош, явно не имело смысла, он шутливо сказал:

— Я аплодирую вашей гениальности: просто застрелить меня было бы слишком гуманно.

При звуке его голоса Элизабет испуганно вскинулась и отвернула свое заплаканное лицо.

— Вам что-нибудь нужно?

— Десерт, — усмехнулся он, наклоняясь вперед и пытаясь заглянуть ей в лицо. Ему показалось, что ее губы тронула слабая улыбка, и он добавил: — Я подумал, что можно взбить немного сливок и положить их на печенье. Потом мы можем взять все, что осталось, смешать с недоеденной яичницей и использовать как дранку для крыши.

Элизабет рассмеялась сквозь слезы и прерывисто вздохнула. Все еще не глядя на него, она сказала:

— Меня удивляет, что вы так терпимо к этому отнеслись.

— Не вижу смысла оплакивать подгоревшую ветчину.

— Я плакала не из-за нее, — сказала она, чувствуя себя ужасно глупо. Перед ней возник белоснежный носовой платок, девушка с благодарностью взяла его и вытерла мокрое лицо.

— Тогда из-за чего вы плакали?

Элизабет подняла голову и, сжимая в руках платок, посмотрела на простирающиеся перед нею холмы, заросшие боярышником и колокольчиками.

— Я плакала из-за собственной несостоятельности и неспособности управлять своей жизнью, — призналась она.

Слово «несостоятельность» навело Яна на мысль, что для легкомысленной искательницы приключений у нее слишком изысканный лексикон. Она перевела на него взгляд, и он не смог оторваться от ее глаз цвета мокрой листвы. Слезы, сверкающие на длинных загнутых ресницах, волосы, завязанные в детский хвост и пышная грудь, не умещающаяся в тесном лифе платья, являли собой сочетание обольстительной невинности. Ян отвел глаза от ее груди и сказал:

— Я пойду нарублю дров, чтобы было чем растопить вечером камин. А потом отправлюсь на рыбалку — может быть, удастся поймать что-нибудь на ужин. Полагаю, вы сумеете занять себя в мое отсутствие.