Что скрывал покойник - Луиз Пенни

— Как по-вашему, сколько времени для этого потребуется? — поинтересовался Гамаш.

— Честно? Включая потолок и полы? Год, не меньше.

Гамаш нахмурился.

— Это ведь очень важно, правда? — заметила Клара, увидев выражение его лица.

— Очень может быть. Я не уверен, но, полагаю, это действительно так.

— Мы будем работать так быстро, как только сможем. Не хотелось бы повредить рисунки под обоями. Но, думаю, мы сумеем снять достаточное количество верхнего слоя, чтобы понять, что скрывается под ним.

К счастью, Иоланда, проявив свойственную ей небрежность, не позаботилась о соответствующей подготовке стен, так что обои начали отваливаться уже самостоятельно. К огромному облегчению и радости Питера и Клары, она не стала утруждать себя и нанесением грунтовки поверх рисунков. Они начали работу после обеда и трудились до вечера, с одним лишь небольшим перерывом, чтобы выпить бутылку пива с чипсами. Вечером Питер установил несколько сильных ламп, и они продолжили работу. Кроме Бена, который заявил, что у него разболелся локоть.

Примерно в семь вечера уставшие и перепачканные Питер и Клара решили сделать перерыв, чтобы перекусить, и присоединились к Бену у камина. Он, по крайней мере, догадался сложить дрова и разжечь его. Они обнаружили Бена сидящим в кресле. Водрузив ноги на специальную молитвенную подушечку, он потягивал красное вино и читал последний имевшийся у Джейн экземпляр еженедельника The Guardian Weekly. Габри явился с ворохом пакетов, в которых была сложена еда, продаваемая на вынос рестораном Szechwan. До него дошли слухи о необычной активности в доме Джейн, и ему отчаянно захотелось взглянуть на все собственными глазами. Он даже отрепетировал вступительное слово.

Крупный, дородный, казавшийся еще больше из-за широкого пальто и нескольких шарфов, он ворвался в комнату и замер в центре. Убедившись, что к нему приковано внимание собравшихся, он огляделся по сторонам и провозгласил:

— Кто-то из нас должен уйти: или эти обои, или я!

Благодарная аудитория ответила ему восторженными выкриками, после чего у него забрали еду и выставили за дверь. Собравшиеся решили, что присутствие и Джейн, и Оскара Уайльда в одном помещении означало слишком большое количество мертвецов на метр площади.

После ужина Питер и Клара продолжили работу и сдались только около полуночи. Они невероятно устали, кроме того, их слегка подташнивало от запаха растворителя, которым они изрядно надышались. Бен давным-давно отправился домой.

На следующее утро они обнаружили, что расчистили площадь около четырех квадратных футов наверху и примерно четверть одной стены на первом этаже. Выходило, что Гамаш был прав. Джейн разрисовала каждую пядь собственного дома. А Иоланда постаралась скрыть ее рисунки от посторонних глаз. К полудню они сумели очистить от наслоений еще немного. Клара отступила на несколько шагов, чтобы полюбоваться несколькими футами обоев, которые она содрала со стены, и работой Джейн под ними. Проявилась достаточная часть ее рисунков, чтобы они испытали восхищение. Стало ясно, что в работе Джейн присутствовал четкий замысел, воплощенный в жизнь. Но какую цель она при этом преследовала, оставалось пока неясным.

— Бога ради, Бен, неужели это все, что ты сделал? — расстроенная Клара не могла сдержаться. Наверху Питер освободил от обоев еще пару футов, тогда как Бен не сделал почти ничего. Правда, следовало отметить, что то, что он все-таки сделал, было выше всяких похвал. Чисто и очень красиво. Но этого было недостаточно. Если они хотели раскрыть убийство, им нужно было очистить все стены. И быстро. Клара чувствовала, как ее охватывает волнение, и поняла, что превращается в одержимую.

Оба одновременно произнесли «Прости меня», потом Бен выпрямился и, глядя на нее как побитая собака повинился:

— Извини меня, Клара. Я знаю, что работаю медленно, но постараюсь исправиться. Я уже набрался кое-какого опыта.

— Не обращай внимания. Подошло время пива Миллера. А к работе мы вернемся немного погодя.

Бен воспрянул духом и приобнял ее за плечи. Они прошли мимо Питера, оставив его смотреть им вслед, а потом спускаться по лестнице в одиночестве.

К вечеру значительная часть стен в гостиной была освобождена от декораций Иоланды. Они позвонили Гамашу, который явился с пивом, пиццей и Бювуаром.

— Ответ где-то здесь, — без обиняков заявил Гамаш и потянулся за очередной бутылкой пива. Они ели перед камином в гостиной, и аромат трех больших порций пиццы лишь слегка заглушал запах уайт-спирита, которым они смывали лишнюю краску. — В этой комнате, в этих рисунках. Ответ здесь, я чувствую это. Не может быть простым совпадением то, что Джейн пригласила всех сюда в тот самый вечер, когда должна была состояться презентация ее картины, и то, что ее убили всего через несколько часов после того, как она объявила об этом.

— Мы должны вам кое-что показать, — сказала Клара и встала, отряхивая крошки с джинсов. — Мы очистили еще часть стен. Начнем со второго этажа?

Захватив с собой пиццу, они отправились наверх. В комнате Питера освещение было слишком тусклым, чтобы можно было по достоинству оценить творчество Джейн, зато работа Бена производила совсем другое впечатление. Очищенный им участок, пусть крошечный, поражал воображение. Смелые, яркие мазки словно сорвались со стен, нарисованные ими люди и животные оживали на глазах. И в некоторых случаях — люди, изображенные в виде животных.

— Это Нелли и Уэйн?

Гамаш смотрел на кусок стены. Ясная, как солнечный день, там была нарисована спичечная фигурка женщины, ведущей корову. Спичка была толстой, а счастливая корова, наоборот, очень тощей, еще и с бородой.

— Замечательно, — пробормотал Гамаш.

Они спустились во мрак первого этажа. Питер выключил светильники, которые повесил утром, чтобы можно было работать и вечером. Они ужинали при свете огня в камине и теплом сиянии двух настольных ламп. Стены были погружены в темноту.

Сейчас Питер подошел к выключателю, и мощные лампы залили комнату ярким светом.

Гамаш крепко зажмурился. Спустя несколько секунд он открыл глаза.

У него возникло ощущение, что они оказались в пещере. В одной из тех замечательных, полных чудес пещер, которые иногда удается обнаружить ученым и в которых великое множество древних символов и наскальных рисунков. Бегущие олени-карибу и плывущие люди. Гамаш внимательно прочитывал все на эту тему в журнале National Geographic, и сейчас чувствовал себя так, словно его неким магическим образом перенесли в одно из таких мест, сюда, в самое сердце провинции Квебек, в старую, благополучную и в некотором роде степенную деревушку. Как и в случае с наскальными рисунками, Гамаш понимал, что здесь представлена вся история Трех Сосен. Медленно, заложив руки за спину, он прошелся вдоль стен. От пола до потолка они были покрыты изображениями сценок из деревенской жизни, сельскими пейзажами, рисунками классных комнат, детей, животных и взрослых, которые пели, играли и работали. Кое-где виднелись изображения несчастных случаев и даже одних похорон.

У старшего инспектора больше не было ощущения, что он оказался в пещере. Теперь он чувствовал себя в окружении жизни. Он отступил на несколько шагов назад и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он снова крепко зажмурился, надеясь, что его спутники решат, будто он щурится, от яркого света. В каком-то смысле так оно и было. Его захлестнули эмоции. Печаль и меланхолия. И восторг. Радость. Он поднялся над собой. Границы восприятия невероятно расширились. Это был длинный дом Джейн. Ее жилище стало ее длинным домом, в котором присутствовал и жил каждый человек, каждый шаг, каждое событие, каждое чувство и эмоция. И Гамаш знал, что убийца тоже находился здесь. Где-то здесь, на этих стенах.

На следующий день Клара взяла конверт и отправилась к Иоланде. Покрутив ручку латунного звонка и услышав мелодию Бетховена, она постаралась взять себя в руки. «Я делаю это только ради Джейн, я делаю это только ради Джейн», — повторяла она про себя.

— Стерва! — выкрикнула взбешенная Иоланда, и на Клару обрушился поток ругательств и оскорблений. Закончилось все обещанием по суду лишить Клару всего, что у нее было.

«Я делаю это только ради Джейн, только ради Джейн».

— Ты проклятая воровка, вот ты кто. Этот дом принадлежит мне. Моей семье. Как ты можешь спокойно спать по ночам, ты, стерва?

«Я делаю это только ради Джейн».

Клара подняла конверт повыше, чтобы он попался на глаза Иоланде, и подобно ребенку, чье внимание привлекает новая, сверкающая и блестящая штучка, та прекратила ругаться и замолчала, загипнотизированная тонким белым бумажным прямоугольником.

— Это для меня? Это мой? Это почерк тети Джейн, не так ли?