Ловцы человеков - Олег Геннадьевич Суслопаров

выдумки после того, как остальные слушатели разойдутся. Правда, просмеивала совершенно безобидно, словно ее восторг от услышанного выходил именно таким вот смехом. Он даже как-то вроде бы нечаянно и провожал порой ее до дома, чтобы послушать этот смех и ответить на него уже совершенно диким отчаянным фантазированием.

Именно она, когда Стас с частью его былых школьных товарищей и знакомцев отмечал свое совершеннолетие, вдруг схватив и высоко подняв бокал с шампанским, тряхнула рыжими волосами и с восторженным смехом произнесла:

– За лучшего сказочника всех времен и народов! Пусть он переболеет и детским максимализмом, и прочей дурью и станет в конце концов самим собой!

Стас тогда не подал виду, что смутился и не понял, что же значил этот ее тост. То ли усмешка над его вечной несерьезностью, когда вокруг уже полно серьезных и дельно настроенных по отношению к женскому полу парней, то ли восторженный интерес к тому, что из него могло бы получиться… Смешно ей, – подумал вдруг почувствовавший себя уколотым Стас. – Вам всем прикольно, пока чего-нибудь рассказываю, а потом станете надо мной же смеяться.

Провожать ее в тот вечер он не пошел. И он отправился дальше по жизни в одиночестве – без старых друзей и без упоительного рассказывания при первом же случае небылиц, казавшихся когда-то такими правдивыми. Став с годами серьезным журналистом многотиражного издания, он завел такую же серьезную жену и только украдкой рассказывал своим детям перед сном тут же на ходу сочиняемые им сказки.

В этих сказках он уже не пытался вести свою фантазию по какому-то правдоподобному руслу, наоборот, он отдавался ей весь напрочь, а она утаскивала его через непролазные дебри. И Баба-Яга в них воевала с воющими по ночам волками верхом на Змее Горыныче, скидывая на них с высоты арбузы, которые попадали точно в открытые к небу пасти и пролетали в волчье брюхо… И волки, наполненные арбузами, становились такими круглыми, что зайцы катили их в болото, затыкали ими болотные гейзеры. А гейзеры, накопив силенок, подбрасывали волков-шариков так, что те улетали за горы и леса в далекий Китай. И пока они летели до Китая, они худели и краснели и зеленели от злости, так что китайцы, глядя на пролетающих волков, складывали легенды о зрелых и недозрелых драконах…

Но дети выросли, а он стал истериком от того, что какая-то его часть осталась без применения – некому больше и нечего рассказывать. Жена ушла к другому, богатому и куда более преуспевающему в жизни. Смотря детские мультфильмы, Стас становился злым – то ли от скучности их сюжетов, то ли от какой-то своей неудовлетворенности. Впрочем, чувство неудовлетворенности тем, что приходится делать в жизни, понемногу ушло с переменой в его работе. Однажды ему заказали какой-то предвыборный материал, дали общие положительные моменты, на которые надо было упереть и попросили как-то их связать. Когда же материал был готов и вышел в печать, на него один за другим посыпались подобные заказы. Чем он так заинтересовал заказчиков, Станислав сначала и сам не понимал, но потом ему мельком объяснил коллега по изданию:

– Видишь ли, у всех нас в такой работе обычная логика – мы перечисляем всякие там плюсы, вставляем пару риторических вопросов и наивных недоумений для воздействия на самый низкосортный электорат, практикуем подмену понятий и выдачу частного за общее, вот и собственно, все. А тебя же несет на едином духу, словно ты сам веришь во все это с пристрастием. Такое даже по наивности и по вдохновению ни у кого не удается сделать. Электорат сдается без боя – лучше уж тупо верить в то, во что другие верят, чем мозгами шевелить. В общем, твоя работа не ее количеством берет, а качеством.

Эх, вот какие сейчас в ходу сказки, какие сказочники… – подумал Станислав. – Ну что ж, пусть…

Работать, так работать – он отдался новой деятельности, освоил в ней еще и организаторское начало, и она вынесла его и к деньгам, и к славе. Шли годы – и он, накопив материальный и прочий капитал за время работы политтехнологом в разных городах и весях, стал признанным мастером для тех, кто заказывал ему работу. И он был переведен на следующий этап – стал мастером словесного поединка, которые первыми бросаются при необходимости в бой и выходят на телекамеры.

Появившиеся у него деньги и широкий круг общения разогнали его жизнь на новую скорость. Он жил теперь то с одной, то с другой женщиной, периоды между работой заполняя поездками на отдых в южные страны с этими новыми женщинами, каждая из которых словно с каким-то отчаянием набрасывалась там на все возможные утехи… И глядя на это, он опять ловил себя на мысли, что все их чувства обращены не на него, а на новый уровень и стиль жизни, который он им дает. Постоянно пульсирующая эта мысль утомляла, и когда его очередная гражданская подруга жизни, решив вдруг, что закрепила свое существование рядом с ним, пробовала выяснять отношения, он не утруждал себя выяснениями и тут же выставлял ее за дверь.

Оставаясь на короткое время один, он вдруг ощущал вселенскую усталость – вечерами приходило словно отрезвление от того, что приходилось делать и говорить день за днем. Приходило тяжелое похмелье, которое можно было заглушить утром только новым глотком деятельности – дать себе волю говорить так, чтобы ни у кого не оставалось капли сомнения в том, что ты на самом деле искренне веришь во все сказанное. Он быстро находил другую женщину и через какое-то время опять оставался один.

Странно, другой на моем месте просто выяснил бы с ней отношения и жил бы в установленных рамках, – подумал однажды он. – Что тут сложного? Она бы поняла, чего не стоит делать, а я бы притерся. Так нет ведь.

И вот однажды ему показалось, что теперь все может измениться. Случайно он встретил Марину и через несколько дней понял – она не смеялась тогда над ним, в тот далекий день его совершеннолетия. Он даже не стал особенно разбираться в неожиданно охватившем его увлечении, просто повторил себе пару раз: все будет не так, как раньше – она будет видеть во мне мой дар, и все будет хорошо.

Через несколько месяцев после этой встречи Марина ушла от мужа и переехала к нему. Станислав употребил все силы на то, чтобы действительно, на этот раз все было иначе. Но что-то было все равно не так. Да, часто его усилия отзывались в ней восторженным уважением. Но того искреннего восторженного смеха, которым она встречала когда-то