Ловцы человеков - Олег Геннадьевич Суслопаров

только собрался облегчение снизыскать, слышит топот – псина к нему с чего-то вдруг рванула. Пока соображал, та успела цапнуть, несильно, правда…

Сквозь смех и деланные возгласы ужаса первый собеседник спросил:

– И что, все конфузы у легендарного такие непотребные были?

– Ну как сказать. Откормил он как-то в следующий раз бычка, собрался резать, а мужика – главного местного резальщика, которого все обычно звали, как-то в поселке не оказалось. А бычок здоровый был, Сидор сам резать его и побоялся. Дай, думает, оглушу его сначала аммоналом. В ту давнюю пору река тут рабочая была, судоходная, перекаты летом в межень аммоналом углубляли. Нашьют бабы мешочков, опустят их для пропитки в котел со смолой расплавленной, потом высушат, насыплют аммонала, камень положат, чтоб мешочек тонул, бикфордов шнур вставят для запала, завяжут крепко – готова граната. Мужики плывут вниз по перекату – один на веслах, другой шнур поджигает и мешочки позади себя бросает. Песок взрывами поднимает и разносит вниз по реке, так и пробивали канавки для катеров по мелям.

И вот Мусульдей этот вывел быка на веревочке из хлева, веревку в забору привязал, к веревке у самого уха мешочек приладил и запал поджег, а сам ко хлеву отошел ждать оглушения скотины. А бык почуял, что у самого уха огонь бежит-шипит, как рванулся, помчал в сторону хозяина. Сидор через поленницу аж на крышу хлева заскочил, а бык – в хлев обратно. Тут и рвануло. Говорят, стены у хлева вместе с курицами в стороны разлетелись, а Мусульдей на досках, как на ковре-самолете, понимаешь ли, вверх подлетел и потом на то, что от быка осталось, приземлился. Переборщил он с аммоналом, однако. Жена его потом, говорят, кочергой била, как после рук из картошки…

– А это чего было?

– Да супруга у него стала однажды с брагой бороться. Он наставит браги – она найдет и все выльет. Мусульдей тогда зарыл банки с брагой в картошке в подполье, на горлышко банок одел перчатки резиновые белые. Картошкой банки присыпал, оставил довольный такой, рассуждает, дескать, уходится брага, каждый день, как полезу за картошкой, буду отхлебывать тут не спеша. И на его беду как-то задержался он на работе, жена его и полезла за картошкой. Накладывает она картошку в ведро, вдруг видит – чего-то там меж картошин забелелось. Она руку протянула – а ей навстречу тоже рука белая с шипением из картошки тянется. В банке-то давление от браги надувает перчатку. А бедная баба подумала, что бледный призрак решил ее за руку схватить и в картошку затащить, чтобы придушить там. Откинулась она на спину с воплем, упала на картошку, ногами отбрыкивается, и тут видит, что из-под локтя еще одна рука такая же лезет. Возопила она тут по-дикому (если более ничего от стресса не было) схватила палку какую-то в подполье валявшуюся и давай с визгом по рукам этим колотить. Звон когда от стекла услышала, тогда только и поняла, в чем дело. Выскочила из подполья, как ведьма, вся взлохмаченная, с этой палкой, а тут как раз Мусельдей-брагодел на свою беду в дом заходит…

Хозяин охотничьей базы, пригласивший сюда Игоря, смеясь над рассказами, поглядывал на своего гостя. Игорь сидел чуть сбоку от двух ушедших в беседу мужчин, с легкой улыбкой слушал говоривших. И совершенно не к моменту разговора он произнес, вдруг обратившись к светлобородому:

– Вы же уже встретили свою Домну Ионовну.

– Я? – вскинул тот острые глаза, которые не очень соответствовали его остальной благодушной наружности. – Ну, честно сказать, думал я так. Но сейчас, увы, думаю обратное, и даже, наверное, уже стал свободным для поисков Домнушки человеком.

– Не надо. Вы снова откажетесь от дара, не сумев разглядеть его. Полюбите самого себя и отправьтесь на поиски вашего настоящего призвания, тогда и вас полюбят по-настоящему. Вам о нем говорили в день вашего 18-летия.

***

Впервые обнаруженная необычная способность Станислава сначала вызвала смех. В школе он, когда разговор с одноклассниками однажды зашел о горах, как-то начал рассказывать о своей летней поездке всей семьей в горы – живо, с мельчайшими красочными подробностями нежданных приключений. И вот, когда он описывал встречу с каким-то мистическим местным стариком, поведавшим о совершенно таинственных вещах, хранящихся в одном из горных аулов, его вдруг прервал одноклассник.

– Погоди, Стас, так ты же никуда летом не ездил. Это ж тетка твоя летом на Кавказ к родне ездила и тебе, наверно, рассказывала. Ну, ты нам это круто подал, однако, на холодную железяку гнешь и не кряхтишь!

Стас на секунду растерялся и сам с удивлением обнаружил, что действительно, то, что он рассказывает, не только происходило не с ним, а еще и по большей частью является плодом моментального взлета фантазии. Эк как меня понесло, – даже испугался он, но виду не подал.

– Ну и чего, вам-то какая разница, кто там был! – добродушно рассмеялся он. – Ну и не я, так чего. Главное, что когда они в этот аул попали…

И он продолжил развивать свой вымысел, который просто жалко было обрывать по такой мелкой причине, как уличение во лжи. Одноклассники заворожено слушали, в конце концов и забыв о том об этом уличении и не заметив даже, что он опять перешел на повествование от собственного лица…

Его друзья одноклассники любили приключения – то их компания отправлялась на раскопки в какую-то заброшенную церковь, то устраивала экстремальную ночевку в лесу. То на несколько дней они отправлялись сплавляться на плоту по речке, то подкладывали письма местной полусумасшедшей старухе и следили за ее реакцией на просьбы о встречах, назначенных пожилым героем-любовником. Право рассказывать всем интересующимся об их похождениях со временем стали предоставлять исключительно Стасу – он уносился в свои фантазии, отчаянно снабжая повествование совершенно невероятными подробностями и приключениями. И даже те, кто участвовал в их похождениях, слушали теперь его, раскрыв рот, и поддакивающее кивали, словно начинали верить, что это все на самом деле с ними происходило.

Его рассказы были так увлекательны, что его сверстники порой просто просили его рассказать о каком-то происшествии, о котором он, может быть, и слыхал-то мельком, и, завороженные рассказом, не думали уже его одернуть. Правдивоподобность его слов уносила в далекий мир страшных историй и легенд о призраках, рассказываемых когда-то бабушками. И у слушателей возникало то же самое ощущение, что и после страшных бабушкиных историй – и верить вроде бы нельзя, но чем страшнее и диковиннее, тем реалистичнее становятся все образы, тем бессознательнее и неотвязнее страх…

Особенно удивленно распахивала глаза от таких рассказов девчонка с соседней улицы Марина, которая все равно просмеивала его за