Мировой кризис - Андрей Мартьянов

— Так! — воскликнул Тимоти. — Есть подозрительная нестыковочка! А что ж ты не взял у присутствующего здесь Джерри шлем с мечом, — куда более сильные, по твоему же утверждению! — и сразу не использовал против дракона? Еще в прошлый раз? На Рейне?

— Потому что они фальшивые. Идеально выполненные копии.

— Что? — вытаращился лорд Вулси. — Как фальшивые? Почему ты мне не сказал? А где тогда настоящие?

— Об этом знает только Хаген. Который теперь снова заснул. Мне, Ойгену Реннеру, он об этом не рассказал. Заметил только, что слишком много белого в мире — тоже плохо. Он их спрятал, когда убил Зигфрида, начавшего сходить с ума от осознания собственного всемогущества. Хаген оказался самым дальновидным и разумным из всей… Кхм… Ева, как выговорили?

— Из всей нашей бешеной семейки, — твердо сказала Евангелина. — Да-да, господа. Предлагаю поднять тост за семью. За нас. За Нибелунгов.

— А мы с Прохором тогда кто? — хитро улыбнулся Барков.

— Вы? Этцель с сыном. Подходит?

— Ох, братец Прохор, вот нас и породнили мистическими узами. Пьем стоя, господа. За невероятное семейство! Между прочим, Кримхильда, вы-то собираетесь за Этцеля замуж?

— Зная вас, граф, я над этим любопытным предложением подумаю.

Литерный прогрохотал через разъезд Вендичаны и ушел в ночь, к Киеву.

* * *

Петербург встретил курьерский из Чернигова августовской грозой и ливнем. Состав прибыл в столицу по Московско-Виндавской железной дороге и остановился У первого перрона Царскосельского вокзала, что на Загородном проспекте, возле Семеновского плаца и ипподрома. Господ концессионеров препроводили к боковому выходу, усадили в автомобили и повезли прямиком в знакомую «Викторию», где уже были подготовлены номера.

— Отдыхайте и ни о чем не заботьтесь, — сказал Баркову незнакомый жандармский капитан, встречавший путешественников на вокзале. — Как погляжу, багажа у вас нету вовсе?

— Один небольшой ящик, мы предпочтем взять его с собой.

— Как угодно. В отеле предоставлен открытый счет, все будет оплачено министерством двора. Господин Свечин просил передать, что зайдет завтра во второй половине дня. И пожалуйста, не покидайте пока гостиницу, к иностранцам в городе отношение настороженное.

— Я могу жить у себя на квартире, на Каменноостровском.

— Извините, но таковы инструкции господина подполковника. Все необходимое вам немедленно доставят.

Под «необходимым» подразумевались более чем насущные вещи — бритвенные приборы, приличная одежда, дамские принадлежности для Евангелины, папиросы, в конце концов обычнейшее нижнее белье! Ничего ведь не осталось!

— Дом, родной дом, — процитировал Джералд известного английского поэта, узрев в номере накрытый стол с легкими закусками и роскошный банный халат. — Бог мой, снова утренняя газета, цейлонский чай со сливками, одеколон и сигары после ужина! Старею, ничего не поделаешь — хочется комфорта.

— Между прочим, относительно газет, — любознательная Евангелина забрала у консьержа все имевшиеся в наличии издания. — За последние дни мы пропустили множество интереснейших событий!

— Позже, позже, — взмахнул руками лорд Вулси. — Мадемуазель, давайте разойдемся по своим комнатам, приведем себя в порядок и лишь затем примемся за прессу!

Ева не зря сразу же вцепилась в «Санкт-Петербургские ведомости» и некоторые иностранные издания, еще не запрещенные цензурой, начавшей зверствовать немедленно после введения военного положения. Если в Российской империи, даже после начала войны с Австро-Венгрией и неслыханной перетряски в среде высшего дворянства и чиновничества, уже закончившейся несколькими громкими смертными приговорами за измену, обстановка оставалась сравнительно спокойной, то Европа полыхала.

Обстановка на австрийском фронте складывалась для русских благоприятно, особенно после заявлений Николая Николаевича и кайзера Германии Вильгельма о взаимном нейтралитете — по сведениям, кайзеррейх оказывал на Вену сильнейшее давление, с целью немедленно заключить перемирие и признать бессмысленность этой авантюры, на которую спровоцировали Франца-Иосифа определенные круги.

Австрийцы продвинулись вглубь территории неприятеля немногим более чем на сорок верст, наступление Первой австро-венгерской армии у Красника было успешно отражено, Люблин-Холмская операция продолжалась, на прочих участках фронта шли позиционные бои местного значения.

Всеобщую мобилизацию царь Николай III так и не объявил, мобилизовав только два южных военных округа с целью сдерживания австрийцев и нанесения контрударов. На германской границе всё было спокойно — немцы не стали поддерживать союзника, отговорившись «высшими государственными соображениями» и «нежеланием потакать проискам англичан».

На Западе же дело обстояло прямо наоборот — вся мощь кайзеррейха сосредоточилась против Франции. Был занят Люксембург, после отказа Бельгии пропустить германскую армию через свою территорию последовал очередной ультиматум, объявление войны и, как следствие, вступление в общую схватку Англии, гарантировавшей бельгийский нейтралитет.

— Это же ужас, — ошеломленно качал головой Барков, когда вся компания собралась в номере Джералда к позднему обеду. — Считая Россию, пока что сдерживающую австрийцев, в войну вступили уже восемь государств… Немцы взяли Льеж и Антверпен, англо-французская армия потерпела тяжелейшее поражение в приграничном сражении в Арденнах, путь на Париж открыт…

— Только не это! — простонал Робер. — Мне надо домой! Я дал телеграмму маменьке, мадам Монброн пишет в ответ, будто правительство собирается эвакуироваться в Бордо! Чертовы пруссаки! Извините, доктор.

— Я не пруссак, я саксонец.

— Никуда ты не поедешь, — пресек стенания Робера Джералд. — По-моему, сейчас самым безопасным городом Европы является Петербург. Война скоро кончится, а сейчас отправляться в Париж невозможно! Железной дорогой через Германию и Австрию ты не попадешь, это враждебные государства. Балтийское море опасно. Только пароходом через Одессу и Севастополь в Марсель, но… Словом, пока остаешься с нами. И точка.

— Я бы тоже вернулась в Будапешт, — задумчиво сказала Ева. — Можно через Румынию. Но лучше подождать, когда это безумие окончится. Алексей, скоро, по-вашему?

— К зиме. Наверное.

— Что же, полгода сидеть в Петербурге за счет русской казны? — вздохнул Робер.

— Мой юный друг, — хмыкнул Тимоти. — Ты слышал, что говорил капитан тайной полиции? «Открытый счет». Наслаждайся жизнью. Хватит, мы навоевались вдоволь. И сделали все, что смогли.

Двадцать дней спустя

Здание Нового Эрмитажа, Миллионная улица

31 августа 1914 года

— Господин подполковник, — тихо и нервно говорил Джералд его высокоблагородию. — Все это, конечно, великолепно, но устраивать эдакое представление во время войны все-таки несколько бестактно…

— Милорд, высочайшее повеление, тут ничего не поделаешь, — добродушно улыбнулся Свечин. Подполковник был при полном параде, со всеми орденами, но не в жандармской синей форме, а в малахитово-зеленой, гвардейской. — Вы желали мировой славы? Хотели войти в историю и в учебники? Пожалуйста, возможность предоставлена.

Три музейных зала Императорского Нового Эрмитажа были отданы под открывавшуюся сегодня сенсационную выставку — «Сокровища Аттилы». Готовили ее спешно, привлекая самых выдающихся ученых мужей, Академию наук, московский Исторический музей, «Общество истории и древностей». Показательно пригласили заграничных светил, в основном из нейтральных стран и Германии. Прибыли гости из САСШ (через Дальний Восток, по Транссибу), итальянцы и даже представители Ватикана.

Был объявлен августейший патронат.

Господин Свечин, которому изначально и принадлежала мысль использовать обнаруженные в Подолии древности в целях пропаганды, о чем прямо и сказал концессионерам: «Господа, пускай их увидят те, для чьего взгляда они и предназначены. Вы поняли, о ком я говорю. Между прочим, приглашен один ваш старый приятель…»

Отказаться было решительно невозможно. На ура идею воспринял Тимоти как американец, он понимал силу индустрии advertising и принял в осуществлении проекта самое живое участие: давал интервью, фотографировался для газет, не забывал поминать, что частично экспедицию финансировали папашина «Техаско О'Донован ойл» и банковский дом «Монброн ле Пари» (Робер из-за этого три дня с другом не разговаривал, твердо осознавая, какую взбучку получит от маменьки) и вообще вел себя крайне непринужденно.

Баркова, как подданного России, к участию в создании вокруг изысканий ореола романтичности и патриотического подъема склонил Василий Константинович — не откажешь, нельзя. Да и дело нужное — с заговором «Приората» следует покончить раз и навсегда.