Нахалки. 10 выдающихся интеллектуалок XX века: как они изменили мир - Мишель Дин

его небрежную ремарку.

Здесь просматривается намек на одну важную черту стиля Дидион: даже когда она пишет о невыносимом отчаянии, об ощущении, что ее жизнь разваливается вместе с жизнью всей страны, работает здесь совсем иной механизм. Ни один человек в такой депрессии и отчаянии, какие Дидион себе приписывает, не мог бы писать прозу столь точную, находить слова, так насквозь раскрывающие тему. Когда она признается в возможном разводе, движущая сила этого признания – гнев. Гнев на редактора, который ей мешает раскрыться на полную мощь, который считает Джоан Дидион менее смелым писателем, чем те «парни», что поехали в Сайгон. В музее крупнейших редакторских ошибок этой принадлежит далеко не последнее место.

Дидион стала снова писать романы. Иногда она давала что-нибудь в Esquire, но вписаться туда ей было трудно. Она была «своим парнем» – мужчины признавали ее талант и хотели ее печатать. Но в режим, при котором мужчины правят, она не вписывалась.

Тем не менее мысль обратиться к женским журналам, как раз тогда, когда движение за освобождение женщин достигло кульминации, была бы для нее нестерпимой. Ее, без сомнения, как Зонтаг, спрашивали о лояльности «кружкам самоосознания», которые вдруг возникли повсюду. Но ей, кажется, не приходилось отвечать прямо, пока, наконец, в семьдесят втором на страницах New York Times не напечатали ее эссе «Женское движение». Она указала список из шестнадцати вдохновивших ее книг. Но ей явно не понравился специальный выпуск Time по женскому вопросу, вышедший за несколько месяцев до того.

Дидион не желала признавать у нарождающейся второй волны феминизма ни глубоких оснований, ни глубокого смысла, и адресовала ей одно из, пожалуй, самых прямых оскорблений за всю свою деятельность. «Очень это по-новоанглийски – такая лихорадочная и рассудочная страсть», – сказала она о писаниях радикальной феминистки Шуламит Файрстоун. Некоторые методы движения она назвала сталинистскими, особо отметив сходство проводимой британской писательницей Джулиет Митчелл практики «повышения сознательности» с действиями маоистов. Она встала на защиту Мэри Маккарти от попыток теоретичек феминизма деконструировать образы героинь «Круга ее общения» и «Группы» до едва узнаваемой сверхполитизированной карикатуры: «рабыни, упорно ищущие собственную суть только в мужчине».

Все же в статье Дидион нет полного отрицания самой концепции феминизма. Автор всего лишь тревожится оттого, что некогда казавшееся единым вязнет в спорах из-за мелочей – вроде распределения домашних обязанностей наподобие мытья посуды:

Конечно, эта возня с мелочами была критичной в начале движения – как основной способ вовлечения в политику женщин, до этого скрывавших свое недовольство даже от самих себя… Но подобные открытия бесполезны, если отказаться от более масштабной цели – то есть не сделать индуктивный переход от личного к политическому.

Кроме того, Дидион говорила, что в своих книгах феминистки создали иллюзию и сами в нее поверили: имя этой иллюзии – «КаждаяЖенщина», которую «угнетает даже гинеколог», а еще ее «насилуют на каждом свидании». Дидион не отрицала, что женщины часто становятся жертвами снисходительного отношения и полоролевых стереотипов – да и трудно ей было бы это отрицать, учитывая, что писали о ней в этот период и как невозможно ей было встроиться в управляемый мужчинами мир журналов. Но явно выраженные желания главных писательниц движения она сочла крайне инфантильными и подытожила: «Эти неофитки не революции хотят, а романтики».

Ранее Дидион уже затрагивала вопрос о роли женщин в обществе – несколько раз, когда рассказывала о Дорис Лессинг. Она писала о ней дважды: для Vogue и New York Times Book Review. В Vogue ей едва хватило места сказать о несогласии с Лессинг, будто в самой участи быть женщиной есть несправедливость. Однако когда Дидион поручили написать рецензию на научно-фантастический роман «Инструктаж перед спуском в ад», ее взгляды на Лессинг смягчились – частично потому, что и сама Лессинг смягчила свои взгляды на политику феминизма. «Инструктаж», по словам Дидион, был «фантастикой про внутренний космос», и основной упор в нем делался на описание безумия и отчуждения, а не на критику социальных структур современности. Дидион роман не особенно понравился, но она поздравила Лессинг с видимым разочарованием в наиболее прямолинейных формах политических мыслей и действий – каковые Дидион считала характеристикой тогдашнего феминизма:

Стремление немедленно найти все решения двигало не только ею: это было руководящее заблуждение ее времени. Я невысоко ценю такую целеустремленность, но в настойчивости миссис Лессинг есть что-то очень трогательное.

Эта фраза проливает некоторый свет на вопрос, почему Дидион отвергала феминизм. Возникает мысль, что она как-то завуалировано сочувствовала целям и надеждам феминисток, хотя ни в грош не ставила их тактику и их писания. Это, конечно, немного, но хоть что-то.

У другой стороны и этого «чего-то» не было. Несколько активисток феминизма обратились с жалобой в Times, и среди них – Сьюзен Браунмиллер, чьей книге «Против нашей воли» тоже досталось в эссе Дидион. Отмечая, что Дидион никогда не относила себя к левым и работала в National Review, Браунмиллер сделала такое загадочное заявление:

А правда ведь, интересный факт, что по-настоящему крутой народ всегда на другой стороне баррикад? По мне, так сапоги и джинсы при любой погоде лучше ноготков с маникюром.

Эта статья навсегда отрезала Дидион от женского движения. В ней объявлялся общий приговор: она действует в своей манере, как представительница некоего сорта стереотипной женственности. И как ни боролась она с упрощениями, но ей боязно было признать, что в описываемом ею движении была масса внутренних идеологических битв: например, между романисткой Аликс Кейтс Шулман и автором трактатов Шуламит Файрстоун. В глазах Дидион все они были одинаковы, все они были «КаждойЖенщиной», и все могли сделать выбор, отличный от того, который сделали.

Остаток семидесятых Дидион провела в работе над сценариями и художественной прозой. Вместе с Данном они адаптировали «Играй как по писаному» и «Звезда родилась». В семьдесят седьмом году увидел свет ее новый роман «Книга общей молитвы». Время от времени она писала для Esquire, но без особого интереса. Дидион и Данн, которые не раз за годы брака оказывались на грани развода, устраивали замечательные вечеринки – и это тоже отнимало много времени и сил. Лишь в конце десятилетия Джоан опубликовала второй сборник эссе – «Белый альбом».

Заглавное эссе сборника, начинающееся со знаменитой фразы: «Чтобы выжить, мы рассказываем себе сказки», – вещь фрагментарная. Хотя эту первую строчку обычно цитируют как мантру для самопомощи, в самом эссе Дидион переходит к перечню вымыслов-самообманов и заключает, что писатели виноваты в навязывании нарративной упорядоченности, которая «бесконечно меняющуюся фантасмагорию нашего опыта замораживает неподвижным льдом».

В эссе также упоминались проекты, над которыми безуспешно пыталась работать Джоан в разные годы. В частности, она упоминает свою встречу с Линдой