Высотка - Екатерина Завершнева

— Не-а. Кое-как до ротонды добрались, но нас оттуда турнули.

— Правильно. На шпиле и смотреть-то нечего — метеорологическое оборудование, парочка локаторов, сигнальные огни, ерунда, короче. Сама звезда из желтой стекляшки, изрядно покоцанной, вот и все.

— Откуда знаешь?

— Был однажды, проводил высотный эксперимент. И с высоты вам шлем привет.

— А Данька сказал, что на звездочке сидит третий отдел.

— Твой Данька болтун.

— Вообще-то у него отец — подполковник КГБ.

— Ну тогда я умолкаю.

Опять с подковыркой. А ведь я и ответить могу!.. Сейчас, правда, неохота, да и Петька такой милый с похмелья, сонный, ворчливый. Завалиться бы на этот диванчик и придавить как следует, но не время, ждем-с.

— Еще он мне рассказывал про подземелье…

— Я так и знал.

(Нет, Петенька, сарказм — это не твое. Глаза к небу и голосок попротивнее — я таак и зна-а-ал — иначе неясно, что именно ты зна-а-ал и как именно таак.)

— Можешь сколько угодно иронизировать, но мы там были. Я думала, что подземелье — это пещеры, вода по колено и диггеры. Ничего подобного — все освещено, чистенько, культурно, до определенного уровня, конечно, дальше непролазная грязь. Однажды мы нашли комнату, в которой хранились какие-то припасы, консервы, банки с вареньем… и каждая подписана — сорт, дата заготовки… Данька стащил одну. Между прочим, трехлитровый баллончик с земляникой. Знаешь, что такое собирать землянику? Три литра — это одному целый день пахать, с раннего утра… И зачем оно в подвале? В общем, впечатление гнетущее — кажется, если перестанешь считать повороты, сразу сгинешь.

— Не сгинешь, там толпы любопытных бродят. Видал я ваше подземелье.

(Видал, а придуриваешься. Все мы в свое время ГЗшным фольклором увлекались, и теперь еще не остыло. Надо бы, кстати, наведаться, ну хотя бы на крышу…)

— Прошлым летом на верхотуре было клево, помнишь? Ночью ходили смотреть на звезды, ты один не ходил… У меня пунктик такой, отец в детстве пристрастил, ну ты знаешь.

— Только тогда и звезды были побольше, и варенье погуще…

— Именно. Мы с папой в три ночи часа поднимались на крышу с термосом…

— А, так ты вставала покушать! Зачем же на крышу лезть? Можно было в тепле, на кухоньке.

— Да ну тебя. Не буду ничего рассказывать. Хотела открыть страшную тайну, как увидеть зимнее небо летом и наоборот, теперь не открою.

— Тебе надо в планетарии работать. Детишкам про тайны вселенной рассказывать.

— Я бы не отказалась. Но в астрономы меня не возьмут, зрение не стопроцентное. Я звезды вижу больше по памяти, чем своими глазами. Наверное, те самые, которые были пятнадцать лет назад.

— Детство у тебя задержалось, это точно. Авторитетно заявляю, что в современной астрономии невооруженным глазом делать нечего.

Еще немного и язык онемеет. В ГЗ до сих пор не отключили отопление, жара неимоверная, сейчас сморит. В полусне слышим стук в дверь. Наконец-то!

Входит незнакомая девушка, на ней сумка-кенгуру, в сумке младенец. Гостья, близоруко улыбаясь, разглядывает комнату:

— Всем привет, а где Дима?

— Дима здесь больше не живет. (Оба, одновременно.)

Девушка, рассеянно: — Он что, женился?

— Как раз наоборот, развелся.

— В самом деле? (Улыбается.) Вообще-то я его бывшая жена.

(Оба-на. А мы-то тут расселись…)

— Очень приятно. Меня зовут Ася, а он — Петя. Мы типа Митькины друзья, но пока что с ним не знакомы.

— Понятно. Точнее, ничего не понятно. Меня зовут Ксения, а в кенгуру у нас Кирилл Анатольевич.

— Спит?

— Спит.

Хрестоматийная картина, мадонна с мадоненком, прямо сейчас в альбом. На вид совсем девочка, что, впрочем, тоже вполне традиционно для подобного сюжета. Петя, недолго думая, выкладывает начистоту:

— Дело в том, что Дима предложил нам здесь пожить.

Ксения, удивленно:

— Как же так, ведь вы не знакомы?

(Надо срочно встревать, иначе совсем запутаемся.)

— Объясняю: Петя — москвич, он мой друг, ему общага нужна только для погулять, а не для пожить. Но другой мой друг типа муж, который как раз и знаком с Димой, должен скоро прийти. Он-то и будет здесь обитать.

Ксения, запутанная окончательно: — Петя-друг, вы не подумайте, мне все равно, живите сколько угодно. Я пришла забрать учебники, библиотека требует.

— Как же вы понесете? Давайте я помогу, — добрый Петя, тимуровец, но помочь девушке надо, чего там.

— Спасибо, не стоит. Две книжки я и сама донесу.

— Погодите, — встрепенулась я, — а с письмами что делать? Полный ящик бумаг…

Ксения открывает ящик, вытаскивает наугад, читает: — «Димка, давай дружить». Скучная была лекция, мы стали перебрасываться записками, нас выставили за дверь…

Кладет записку в ящик, проводит рукой по корешкам книг, вытаскивает парочку. Вот они. Когда-то мне здесь было хорошо, и вам того же желаю. Димке не говорите, что я приходила. Вряд ли его это обрадует.

— Крепко маленькие дети спят. Ты мог бы уснуть стоя или даже вися?

— Нет такого слова — вися. Я иногда так уматываюсь, что в метро начинаю дремать, стоя в толпе. Один мой товарищ утверждает, что в армии во время маршев он спал на ходу.

— Нет такого слова — маршев, понял?

— В армии все есть. А она симпатичная.

— Ничего особенного. Офелия, о нимфа!..

— Потому что у нее все хорошо, это сразу видно.

— Хорошо, что Митяя не было. Как она эту записочку, за хвостик — и обратно в стол… Не надо ей. Что было, то быльем поросло. А он хранит…

— Хранил бы, забрал с собой, он же не забрал.

— Может, ему трудно у себя держать, а выбросить рука не поднимается…

— Психолог ты наш, инженер человеческих душ, — вздыхает Петя. — Человека не видела, а уже дедуцирует. И вообще, какое наше дело, а?

Вялая перепалка, жара, коротенькая стрелка на часах по двинулась на одну двенадцатую, сколько нам еще тут сидеть?

В коридоре топот. Вбегает Баев, пытается запереть дверь, мечется по комнате, ищет, где можно спрятаться, открывает шкафы, заглядывает под диван:

— Тьфу ты, черт. Низкий, не залезешь. Короче, запирайтесь и сидите тихо. Сюда Самсон разгневанный несется.

Снова топот, дверь сотрясается от ударов. Голос Самсона: Баев, открой! Я знаю, ты здесь. Не дури, чесслово!

Баев вспрыгивает на подоконник, перебирается на карниз и, держась руками за откос, скрывается из виду, сделав на прощание победную козу.

Петя: Не надо паники, там широченный подоконник, общий с соседями, ты же знаешь.

Я: У Баева семь жизней, одной больше, одной меньше, какая разница. Он падать будет — сальто сделает, чтобы народ внизу потешить, а потом встанет на ножки и дальше пойдет.

Петя: Высокие у вас отношения. У всех троих.

В комнату врывается Самсон:

— Где Баев? Только не говорите, что его нет. Я видел, как он сюда заруливал.

Деловито исследует углы, потом направляется к соседней двери, откуда раздается веселый ржач на два голоса. Снова колотит в дверь, появляется Баев, за ним еще какой-то долговязый. Самсон хватает Баева за рукав и выводит в коридор. Долговязый, давясь от хохота, обращается к нам:

— Предупреждать надо, а то я уже решил, что у меня белая горячка началась.

— Мы сами не ожидали. Привет, я Алексей, а это Ася.

— Привет. Я ваша соседка, новая жена Митяя.

(Сорвалось, не удержалась, но зато какой эффект!..)

— Аська, брось свои шуточки, — отмахивается Петя. — Дмитрий, которого я пока не имею чести знать, пустил на свою жилплощадь эту барышню и ее мужа, который только что влез к вам в окно.

— Энергичное начало дня, — отвечает сосед, плюхаясь рядом с нами. Руки-ноги длиннющие, как будто пополам сложился.

— Ничего себе начало, уже три часа, — замечаю я вскользь.

— Обычное дело. У нас тут нечто вроде клуба по интересам, общество юных физиков и математиков…

— …с которыми вы, по всей видимости, до утра интегрировали?

— Могу и вас порекомендовать в члены нашего кружка. На этом этаже и на следующем сплошные кружковцы.

— Давайте перейдем на ты. И скажи наконец, как тебя зовут.

— Как у Лермонтова: Максим Максимыч. Но мои ученые товарищи зовут меня Кубик.

— Почему Кубик? Ты вроде бы такой… продолговатый.

— Потому что я еще и Максимов, да.

— А, понятно.

— Что тебе может быть понятно, если ты математики не знаешь, — встревает Петя, которому кажется, что я слишком усердно улыбаюсь соседу.

— Между прочим, у меня по математике снова пять. Я пересдала.

— Да хоть десять. Гуманитарий, что с нее возьмешь, — это он Кубику, чтобы провести демаркацию границ — мы, мол, с тобой, парни хоть куда, а она вылезла в калашный ряд. — Поставлю самовар, выпьем за знакомство. Ух и натерпелся я, когда Баев в окно полез…