Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

Наконец нарисовался Кузьмин. Но из-за его опоздания произошёл технический сбой, и я был уверен, что возле ДК нас будут ждать зрители, собравшиеся и на первый, и на второй концерт.

Мы приезжаем. И действительно: стоит огромная толпа. И здесь же, у входа в ДК – две машины милиции. Что делать? И тут Володя Ширкин проявил необычайную находчивость! Едва открылась дверь автобуса, туда сразу же сунулся милиционер, а Ширкин схватил микрофонную стойку и протянул ему:

– Давай! Скорей! Тащи! Помогай! Быстро! Ребята, помогайте! Опаздываем!

Милиционеры похватали аппаратуру – и сразу же позабыли, что хотели нас допросить…»

Здесь мы ненадолго прервём рассказ Константина Межибовского и поподробнее поговорим о легендарном ширкинском, вернее – магомаевском аппарате, предоставив слово Игорю Замараеву, звукорежиссёру, работавшему в команде Ширкина:

«Это абсолютно уникальная история, в которой я до сих пор ничего не понимаю. К сожалению, Магомаев умер, а мне бы очень хотелось повидаться с ним и спросить: а вообще он знал, что мы работаем на его аппаратуре?

Бывало так, что сегодня мы работаем с „Россиянами” убойный концерт в Патриса Лумумба, где сцена такая маленькая, что рояль пришлось боком поставить. Питерцы там ещё орали: „Кто не с нами, тот против нас!” А я, сидя за пультом, думал: „Вот сейчас нас повяжут и увезут!”

Константин Кинчев выступает на андеграундном квартирном концерте. 1985 г. Где-то на Таганке

А на следующий день мы могли работать, например, в Кремле, в Георгиевском зале на дне рождения Леонида Ильича Брежнева…

Но я думаю, что Магомаев всё знал. Потому что его директор Рафик Носовский никогда ничего об этом не говорил. Но если Магомаев и знал, то наверняка думал: да пусть они работают, потому что у меня чумовая команда, у которой всё хорошо получается! У меня всё отлично!

Я восемь лет был у него звукорежиссёром. Бывал у него и на старой квартире, и на новой. Он увлекался видео, и я помогал чего-то припаять, приделать. Я тогда был молодой человек с длинными, чисто вымытыми волосами, ходил в кедах и джинсах, и даже когда мы выступали в правительственных концертах, он никогда в жизни не говорил мне: „Ну посмотри на себя: как ты одет?” Наоборот, Магомаеву очень нравилось, что у меня были длинные волосы. Я даже думаю, что он ходил и про себя посмеивался: мол, давай-давай! И когда я ходил по Кремлёвскому дворцу в кедах и джинсах, эти дядьки в чёрном тут же на меня реагировали:

– Это кто пошёл?

– Да это – магомаевский! – Что означало – лучше с ним не связываться…

Поперёк Магомаева сказать что-то было очень сложно, потому что и он сам, и его супруга Тамара Ильинична Синявская были депутатами Верховного Совета СССР и народными артистами Советского Союза.

И я понимаю, почему нас ни разу не повязали. Хотя подпольных сейшенов, на которые мы ставили аппаратуру, было зверское количество! Однажды был двойной концерт „Странных Игр” в Москве, где-то за Павелецкой, по Люсиновской. Ширкин тогда почему-то приехал в своём шикарном вишнёвом бархатном костюме и при галстуке. С ним был его сын Дима. После первого концерта двери распахнулись, вбежали милиционеры и начали всех вязать. Ширкин сунул деньги сыну и велел ехать домой, а сам метался по залу в своем бархатном костюме и орал:

– Что за безобразие! Нас обманули!

А мы тупо собирали провода, колонки и носили всё в автобус, который нас ждал. По Дому культуры сновали какие-то дядьки, которым мы говорили:

– Отойдите, пожалуйста, не мешайте работать!

Нас никто не останавливал. Ширкин с кем-то поговорил, объяснил, что вообще не знал, кто будет выступать, что ему сказали, что какие-то клоуны должны были быть. Короче, нёс всякую ерунду. А внешне это выглядело так: солидный дядька в дорогом фирменном костюме, в галстуке, причём сразу было видно, что его „обманули”, потому что он был очень злой.

Итак, мы погрузились в автобус, и, когда поехали, Ширкин говорит водителю:

– Там всех менты вяжут, так что ты попетляй по городу, чтобы за нами хвоста не было!

И мы полтора часа ездили по городу и смотрели: не висит ли кто за нами? Потом приехали на базу, дали водиле денег, и он отправился к себе в парк.

Магомаева очень любил Леонид Ильич, и он получал всё, что хотел. Поэтому мы смогли заказать оборудование английской фирмы BSS. Эта была пятиполосная система: большая такая пирамида, в самом низу которой стояли настоящие „Гаусы”. А „Гаусов” тогда больше ни у кого не было, в основном у всех стояли JBL или Electrovoice. Но этой аппаратурой мы пользовались мало, в основном только если были какие-то большие концерты. А обычно мы работали на „Динаккордах”: трёхсотые колонки по две штуки. Сколько таких колонок у нас было, я не помню, но мы могли поставить их много. Мы такие горки из них выстраивали! А к ним были ламповые усилители, тоже динакордовские. Каждый усилитель был по 200 ватт. Безумно надёжные усилители, за всю мою историю я ни в одном из них не поменял ни одной лампы! Но если говорить о киловаттах, то мы могли поставить от силы 2,5–3 киловатта, что по современным понятиям просто смешно. А всё равно больше, чем у нас, ни у кого не было. Мы очень много пользовались этим аппаратом, но никогда это не было в ущерб оркестру.

Деньги, которые запрашивал Ширкин, были очень небольшие, даже микроскопические: аренда аппаратуры стоила 100–150 рублей. Причём часть денег нужно было отдать шофёру. Я знаю, что из денег, что оставались после оплаты шофёра, Ширкин брал половину, остальное брали мы. А работали мы вдвоём или втроём. Ну, может, я получал чуть больше, чем остальные ребята, потому что я был звукорежиссёром. А Ширкин брал больше, потому что он являлся „крышей”, и, если что, за всё отвечал бы он. Но я гарантирую, что Ширкин никогда никому ничего не отстёгивал…»

Электрические рок-концерты в 1980-х стали разновидностью хэппенинга, где, как правило, слов никто не слышал, музыки почти никакой не было, стоял какой-то маловразумительный рёв, с перегрузками и хрипами, поэтому многие рок-музыканты предпочитали выступать на камерных квартирных сейшенах. В чьей-либо пустой квартире собиралось человек пятьдесят или даже сто, и музыкант оказывался перед ними, что на зывается, «глаза в глаза». Пётр Мамонов тогда довольно много играл на «квартирниках». Эмоций – море, откровенность зашкаливает, публика в восторге

Вот такие загадки скрывает история российского музыкального андеграунда…

«Весной 1981 года, – продолжает вспоминать Константин Межибовский, – я начал делать концерты группе „Воскресение” и даже стал представляться людям как менеджер этой группы. Я сделал „Воскресению” много концертов, даже не все сейчас уже помню. Но последний концерт, который делал для него, я запомнил навсегда. Это было в ДК „Серп и молот”, где разбили все стёкла. Это была точка Серёжи Шведова, группу приглашал я, аппарат ставил Ширкин. Мы сделали сразу два концерта, и на обоих был полный аншлаг.

Итак, дело „Воскресения”. Был дан приказ, и на это дело посадили следователя Людмилу Фёдоровну Травину, которая занялась им очень серьёзно. Первым делом она арестовала Сашу Арутюнова и Лёшу Романова. Видимо, просчитала, что их можно поддавить, поэтому и поместила их под стражу. И они не вышли из Бутырки до суда, потому что признались, что брали деньги за концерты. Лёша показал на допросе, что он и мне давал деньги за концерты! И пошло-поехало! На очной ставке я ему сказал: