Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

А однажды по лагерю пронёсся слух, что должны привезти музыкальные инструменты и даже есть какие-то ребята, которые собираются на них играть. Сам я играть тогда не умел, но музыка ложилась в моё увлечение техникой. И действительно, вскоре привезли настоящую электрогитару, ударную установку-„тройник”, усилители „Родина”, два органа (один очень простой типа „Юности”, а второй – двухрядный „Вельтмайстер”). Ребята из ансамбля сами пришли ко мне в радиорубку: „А нет ли усилителя? А не мог бы ты нам помочь?” Слово за слово – и я начал осваивать гитару, и к началу второй смены мы даже что-то могли сыграть. Руководство ансамблем взял в свои руки Алик Грановский, нынешний лидер группы „Мастер”. Он не имел никакого музыкального образования, действовал интуитивно, но был очень талантливым человеком.

Когда мы вернулись из лагеря в Москву, то стали почти ежедневно собираться на квартире у Алика и репетировать. Причём играли исключительно композиции Алика. Он сам сочинял темы. Мы приходили на репетиции, и он показывал всем, что и как надо играть.

Нашу группу мы назвали „Смещение”…

Почему я начал рассказывать издалека? Потому что „Смещение” дало толчок для всей моей дальнейшей жизни.

Барабанщиком в нашей группе был Лёша Желманов. Его мама – известный художник-гримёр на „Мосфильме”. Сам Лёша был очень талантливым музыкантом, он совершенно мастерски играл на барабанах. Соседом Лёши по коммунальной квартире – а мы все тогда жили в коммуналках – оказался… хиппи. Очень симпатичный, просто реальный Иисус Христос, с длинным хаером, в джинсах. Он рассказывал о сейшенах, о „системе” и как-то раз позвал нас на концерт. Помню, приезжаем мы на ВДНХ в какую-то английскую спецшколу, где должен был состояться сейшен. Но так как денег на вход у нас не было, мы полезли по водосточной трубе на второй этаж. Попали в женский туалет… Оттуда спустились в школьный спортзал. Это был маленький зал, милиции там не было. Люди лежали на матах, курили, разговаривали, на сцене стоял аппарат „Биг”, и музыканты играли так круто, как в „совке” я ещё не слышал. Это была группа „Второе Дыхание”.

После того как мы попали в эту тусовку, у нас сильно изменилась психология. Мы почувствовали, что мы – не такие, как все. Последние десять лет я старался избавиться от ощущения, что я – не такой, как все. Надо быть скромнее, потому что я общался с такими талантливыми людьми, как, например, Юрий Шевчук или Жора Ордановский. И если они – такие, как все, значит, и я – такой, как все. Не надо этой гордыни! Но тогда мы решили, что мы – не такие, как все. Что наш мир – рок. И сообразно этому строились наши жизненные планы. При этом никто даже не представлял, куда мы лезем. Мы не понимали той системы, в которой жили. Мы были абсолютно свободны.

Я учился в школе № 131 Ворошиловского района. Я внёс туда струю рок-музыки, поскольку начал водить ребят на концерты. Кроме того, я отрастил приличной длины волосы, а отец из Югославии привёз мне джинсовый костюм. Меня, разумеется, в таком виде в школу не пускали, я сопротивлялся и говорил: „Вы не имеете права!” – и длилось такое противостояние очень долго.

Потом произошла идиотская история. Репетировали мы, репетировали, но надо же и где-то выступать! В силу своей общительности я договорился о концерте в одной школе, которая находилась где-то в Мневниках, и специально к этому концерту Алик помог мне купить гитару „Музима”. Также я договорился с тушинской фарцой, что они привезут на наш сейшен аппарат. Но концерт не состоялся: директриса той школы всё запретила. И эту гитару у меня тут же забрали в качестве неустойки.

А дальше – как в сказке: чем дальше, тем страшнее.

В 1976 году я поступил в Московский электротехнический институт связи (МЭИС). В 1977 году мы придумали создать в МЭИСе рок-клуб, об этом шли упорные разговоры, но ничего не получилось.

Ещё учась в школе, я начал похаживать в одну кафешку в Тушине, где периодически проходили концерты „Машины Времени” и других групп. Постепенно я вычислил людей, которые устраивали эти концерты, и подружился с ними: это были Володя Токарев и Володя Миронов. Потом Володя Токарев ушёл, и я заменил его. Сначала просто помогал Володе Миронову, а потом у нас сложились настоящие партнёрские отношения. Мне это было очень приятно, ведь он был старше меня на десять лет. Мне тогда было всего семнадцать, я только что окончил школу, а Володя Миронов был учителем пения и физкультуры в спецшколе на „Беговой”, возле гостиницы „Советская”.

Концерты устраивались следующим образом.

Володя брал на себя точку, так как у меня таких связей не было. Но позже я стал ходить вместе с ним, и, поскольку мы были компаньонами, мы вместе общались с директорами клубов.

Любому клубу, любому директору ДК нужны были галочки: провели, устроили, – ведь клубы по большому счёту пустовали. Поэтому наше появление было для директоров клубов замечательным событием. Директор клуба, если он сам „не догонял”, как прикрыть это дело, просил принести какую-нибудь бумагу от какой-нибудь организации, и Володя доставал бумаги, в которых говорилось, что в клубе будет проводиться какое-нибудь комсомольское мероприятие.

Сначала мы устраивали концерты в детском парке на Сущёвском Валу напротив кинотеатра „Гавана”. Потом стали проводить сейшены и в небольшом клубе, который располагался в здании бывшей церкви на Шаболовке, буквально в ста метрах от райкома партии.

Позже мы делали концерты и в Доме культуры комбината твёрдых сплавов в Марьиной Роще, и в кинотеатре „Байкал”, и во Дворце лёгкой атлетики ЦСКА, который располагался близ метро „Динамо”, между улицей Правды и гостиницей „Советская”. Потом, когда над Москвой начали сгущаться тучи, у нас появились свои точки и в Подмосковье: в Люберцах, в Жуковском, в Ивантеевке.

Итак, Володя брал на себя общение с директорами клубов и приглашение групп, а я занимался распространением билетов. У меня была сеть, которая с течением времени расширялась сама, как каждый хороший бизнес. Очень большой сбыт был у меня в институте, потому что мой МЭИС был весьма андеграундным вузом, у нас на концерты все ходили в полный рост.

В моей школе учился Лёня Агранович, он стал брать очень приличные партии билетов и активно их реализовывал.

Билетами служили обычные открыточки, на которых стояла какая-нибудь хитрая печать. Распространителям мы их отдавали по два рубля или по два пятьдесят, а дальше они перепродавали билеты по три рубля, но бывало, доходило и до пятёрки.

Оперотряд у меня тоже был свой. Так исторически сложилось, что в это дело втянулась часть моей институтской группы – надёжные и проверенные ребята. Они работали и за оперотряд, и за грузчиков, ещё и билеты на входе проверяли. Правда, мне говорили, что билеты иногда продаются по второму кругу. Да, я знал, что они собирали на входе билеты, а потом кто-то пускал их в продажу. Но ведь они работали на энтузиазме…

Концерты проходили каждую субботу. Мы устраивали перерыв только на зимнюю сессию и летние каникулы. Но едва наступал сентябрь, как концерты начинались снова.

Мы делали концерты „Високосному Лету”, „Машине Времени”, „Араксу”, „Удачному Приобретению”, потом добавилась „Рубиновая Атака”. Много концертов сделали Градскому, потому что он всегда был готов выступать и всегда потрясающе отрабатывал.

Денежный оттенок в этом деле присутствовал, и ничего плохого в том нет, потому что концерты бывали как прибыльные, так и убыточные. Но если посчитать прибыль с убытками, то, наверное, всё сходило на ноль. Минус – выпитый портвейн. Тем не менее я зарабатывал очень приличные деньги.

Потом кто-то привёл меня на Смоленку, на базу группы „Воскресение”, где я познакомился сначала со звукорежиссёром Александром Арутюновым, а потом и с ребятами. Помню какие-то разговоры, что денег нет, что всё плохо – они ведь больше репетировали, чем давали концерты. Чтобы помочь им заработать денег, я начал приглашать Лёшу Романова и Андрея Сапунова отыгрывать отделение в различных концертах. Они работали вдвоём, выходили и просто пели под гитару. Ребята были настолько интересные, настолько душевные, что я тут же сдружился с ними. Позже и с Костей Никольским у нас были очень плотные и приятные отношения.