Бразилья - Йен Макдональд

Машина болталась по извилистой дороге, царапая стены жилых комплексов, выкрашенные охрой или желтой краской.

– Нужно бы переключить на передачу пониже, – заметила Марселина, которую беспокоил стучавший, выбивавшийся из сил двигатель. – Слишком быстро.

– С каких пор ты стала Рубенсом Баррикелло?[212]

– Наблюдала за таксистами. Итак, та женщина с ножом, кто она?

– А на кого она похожа?

– На меня.

– Вот и ответ. Для него есть логичное объяснение. В остальном же, поверь мне, в этой игре нет случайных совпадений.

Затем украденный «форд» остановился перед разрисованными граффити стенами фундасана, на которых прыгали яркие веселые капоэйристы, и местре Жинга в спешке и напряжении, чего Марселине не доводилось раньше видеть, отпер ворота и провел ее через черный вход на патриотическую кухню.

– Эта книжка – вроде как экспедиционный журнал одного французского исследователя Амазонки восемнадцатого века. Я не особо вчитывалась. Мне такие старые рукописи трудно даются.

– А я не спрашивал, что это. Я спросил, что ты заметила?

– Ну ее переплетали несколько раз, текст написан от руки, но это не оригинал, как я подозреваю, иллюстрации на обложке содержат шифры и какие-то надписи, и, памятуя о том, что представляла собой Бразилия в восемнадцатом веке, думаю, и сам текст изначально был зашифрован.

– Неплохая догадка. Еще что?

– Как я уже сказала, я особо не вчитывалась. Ну еще я уверена, что эта книжица восемнадцатого века как-то связана с моим злым двойником, который пытается меня убить, но, возможно, все намного проще, если вы мне что-нибудь объясните.

– Еще что?

Марселина пожала плечами, затем осознание необычности, ощущение стылого удивления дрожью пробежало по телу. В напоенной цветочными ароматами теплой кухне местре Жинга она увидела, как от мурашек приподнялись белесые волоски на ее предплечье.

– Тогда была чума, чума лошадей. – Она узнала это выражение на лице местре Жинга. Сколько раз она видела это в рода, когда он сидел на корточках в круге, облокотившись на трость. Продолжай, дочь моя, продолжай. – Все лошади, ослы, даже быки… всех смела чума. Но этого ведь никогда не было. Это выдумка, сказки.

– Нет, это правда. Это история. Просто не наша история.

– Это безумие.

– Лизни книгу, – приказал местре Жинга. – Подними и прикоснись к ней кончиком языка.

Стылое удивление превратилось в головокружительный страх. Королева Органа в Бейжа-Флор пользовалась множеством привилегий, в том числе свободным и неограниченным доступом на частный пляж и к бассейну отеля «Илья-Гранде» в районе Арпоадор, на скальном мысе между золотыми изгибами Копакабаны и Ипанемы. Интрижки и тайные связи витали в просторных коридорах и крытых галереях, но дети, которые плескались у камней, не знали об этом, как ничего не знали об искусственных спутниках. Особый трепет вызывал Трамплин, пятиметровая скала, которая нависала над синим бассейном: зажать нос, быстро перекреститься и сигануть вниз, словно гарпун, в прозрачную холодную воду. Марселина – в свои восемь лет – завидовала девочкам постарше, которым было что положить в купальник, и долговязым мальчишкам, осмеливавшимся прыгнуть. Во время жарких каникул она пыталась собраться с духом и подняться на Трамплин, и вот в последний день лета, перед началом занятий нашла в себе силы вскарабкаться на скалу. Ее мать и сестры валялись на деревянных лежаках, махали и кричали: «Давай! Давай!» Марселина перекрестилась. Посмотрела вниз. Глубокая синяя вода глянула ей в душу. И она не смогла прыгнуть. Внизу ждало поглощающее безумие. Она сползала по выдолбленным в камне ступенькам, спиной вперед, прощупывая путь, переставляя руки и ноги по одной, и это был самый длинный спуск в ее жизни.

Марселина посмотрела на книгу. Золотой глаз лягушки зачаровывал. Куда заведет спуск с этого раскрашенного святилища? Уж точно не к знакомой ей жизни. Старые капоэйристы, великие местре и корда вермелья бросали ей вызов своим жейту. «Богоматерь Дорогостоящих Проектов, она же наша Богоматерь Жейту, помоги мне».

Марселина подняла книгу к лицу и дотронулась до глаза золотой лягушки кончиком языка. Том раскрылся, комната раскрылась, город раскрылся, мир раскрылся. Она подняла руку, и с той стекло эхо миллиона рук, словно визуальное эхо барабанной дроби. Стол стал Храмом Всех Столов, зеленые и синие шкафчики – кубами Пикассо. А сам местре Жинга превратился в сонм призраков индуистского бога из множества движущихся конечностей и голов. Книга в руке разворачивалась тысячью страниц, одни таились внутри других бесконечным оригами. Голоса, хор голосов, миллион голосов, миллион городов, ревущих, поющих и болтающих одновременно. Марселина протянула руку к столу – к множеству столов множество рук – и поднялась на ноги через туман смазанных изображений. Местре Жинга подскочил к ней, открыл ей рот и плеснул крепкий, горячий, пугающе черный кофе ей в горло. Марселина закашлялась, ее вырвало темным кафезинью с желчью, после чего она снова стала собой, единственной, отдельной и целостной, и рухнула на алюминиевый кухонный стул.

– Что вы со мной сделали?

Местре Жинга виновато повесил голову:

– Показал тебе устройство мироздания.

Марселина швырнула книгу через стол. Местре Жинга поймал ее и аккуратно положил на край из оцинкованной стали.

– Вы меня накачали наркотой! – Она ткнула в него пальцем.

– Да. И нет. Ты же знаешь мои методы. Твое тело учит тебя. – Местре Жинга сел на свой стул и рассмеялся. – Тебе ли обвинять меня?

– Тут другое! Это все наркоманская книга!

– Эта книга переплетена в кожу курупайра, священной золотой лягушки.

Марселина ездила на Амазонку, чтобы собрать материал для передачи «Двадцать тайных способов убийства» и видела, какими смертоносными могли быть яркие лесные лягушки.

– Вы могли угробить меня.

– Зачем? Марселина, я знаю, что ты думаешь обо мне. Пусть ты считаешь, что у тебя много малисии, но это даже близко не так. Вот только сейчас тебе пригодится все, что у тебя есть, поверь мне. До последней капельки. И перестань тупить и вести себя как маландру, поскольку идиотизм убьет не только тебя, но и всех окружающих.

Комната подрагивала вокруг Марселины, разбрызгивая многочисленные реальности, словно пес, отряхивающийся от воды.

– То есть это какой-то галлюциноген типа айяуаски.

– Ничего подобного. Иау считают, что Дайме стимулирует те участки мозга, которые генерируют духовность. Курупайра показывают истину. Глаз лягушки настолько чувствителен, что может воспринимать один фотон света, отдельное квантовое событие. Лягушка видит фундаментальную квантовую природу реальности.

На губах Марселины крутилось ехидное замечание: «А что местре капоэйры знает о квантовой теории?» В мрачности она черпала уверенность. Марселина находилась в знакомом и уютном, как родной дом, месте, но один шаг из дворика, где она играла в замечательную игру, в зелено-сине-желтую кухню стал шагом из одного мира в другой. Рио всегда был городом изменчивых реалий, холмов и моря, жилых домов, которые вырастали на грубых скалах морру, дисгармонии между особняками за миллион реалов и кварталами для молодых семей, громоздящимися друг на друга в фавелах. Там, где одна реальность наползала на другую, выплескивалось насилие. Эйтор, в чью личную жизнь проникаешь сквозь книги, столько раз пытался объяснить квантовую теорию Марселине – обычно в те моменты, когда ей просто хотелось услышать, как сексуально ее задница выглядит в прозрачном белье. Тогда она поняла лишь то, что от этого зависела ее карьера и существовало три интерпретации теории (в тот момент Марселина как раз пыталась убедить Эйтора вынюхать дорожку со стеклянного столика), и лишь одна из них правда. Какая бы интерпретация ни оказалась истинной, все сводилось к одному – реальность кардинально отличается от того, что подсказывает нам здравый смысл. Поэтому закрой свой рот и слушай местре Йоду.

– Что-то в коже лягушки позволяет нашему разуму воспринимать реальность на квантовом уровне.

– Что ты видела?

– Словно бы у всего вокруг есть ореол, другие сущности… – Марселина замялась, прежде чем произнести два слова, которые перевернут ее вселенную вверх дном, разобьют ее вдребезги, превратив в сияющую пыль. – Множество миров.

Существует три основных интерпретации квантовой теории, сказал Эйтор. Это случилось через три дня после карнавала, когда весь изумительный город должен был расправиться с огромным запасом легких наркотиков до того, как снять перья, стразы и смыть блеск с кожи, чтобы мир труда вновь укрепился в своей скучной власти. Марселина, пошатываясь, бродила по квартире в белом платье, напившись белого вина, то и дело срываясь в танец, тряся задницей, а то теперь до самого новогоднего праздника в честь богини Йеманжи[213] не оторвешься. Копенгагенская интерпретация считается чисто вероятностной в том плане, что в физическом выражении она придает большое значение наблюдению, информации и разуму. Теория Бома отражает нелокальность квантовой физики как таковой, она заключается в том, что каждая частица во вселенной через пространство и время связана со всеми остальными, поэтому за нее ухватились различные нью-эйджевские шарлатаны, они считали, что она поддерживает их мистицизм. Многомировая теория Эверетта примиряет все парадоксы квантовой теории, предлагая огромное, возможно бесконечное, количество параллельных вселенных, которое содержит все возможные квантовые состояния.