Новый придорожный аттракцион - Том Роббинс

И тут он протанцевал по какому-то телу. Нет, никакое это не тело, а поваленная статуя древнегреческого атлета. Стыдливый фиговый листок слетел с нее, и теперь мраморный пенис указывал на звезды и на свободу. Танцуй, Перселл! И два и три и ха-ха-ха!

О боже! Фу! Ты божественно танцуешь, Плаки! Как и ожидал наш герой, несколько помещений оказались открыты – двери сорваны с петель, каменные стены обратились в груды обломков. Перселлу потребовалось не больше пары минут, чтобы существенно увеличить собственный капитал.

«Вот, чем следовало бы заниматься Церкви, – подумал он, – раздавать бедным золото, а не соболезнования».

Потяжелев сразу на добрых двадцать фунтов, он тем не менее проделал грациозный пируэт и собрался затанцевать к выходу. Однако незримый хореограф изменил его па.

Без какой-либо причины оглянувшись через правое плечо, Плаки заметил, что одно из тех помещений, которые прежде были постоянно запечатаны, теперь словно лопнуло по швам. Землетрясение стиснуло его судьбоносный лик, и подземная камора теперь улыбалась маниакальной улыбкой безумного торговца энциклопедиями. Имитируя движения – нет, не прославленного Нижинского, а дрессированной блохи по кличке Бен Гур, – Перселл юркнул прямо в эту улыбку. Это оказалось его последним погружением в отверстия Церкви. Вот так он и наткнулся на Тело. Прыжками, на какие способен далеко не каждый, особенно с карманами, набитыми золотом, Плаки – подталкиваемый любопытством или интуицией или «предложением неожиданных путешествий» – бросился прямо в таинственную комнату и сквозь завесу пыли принялся рассматривать мумифицированное тело Мессии, покоившееся на инкрустированном драгоценными камнями саркофаге. Замотанное полосками полотна – полусгнившими, готовыми обратиться во прах, – оно напоминало огромную переваренную сосиску в помятой, не первой свежести булочке. Тело лежало не тронутое ничем за исключением времени – причем лишь слегка тронутое этим самым временем, – как будто Мессия две тысячи лет безропотно ожидал появления именно Плаки Перселла.

В этом месте повествования критически настроенный читатель просто обязан задать вопрос: почему Перселл узнал в мумии именно Иисуса Христа? Вопрос непростой. Сам я, будучи ученым-скептиком, без каких-либо колебаний отщипнул образчик деревянной щепки и прилипшей к телу грязи (под более свежим слоем гипса) и отправил авиапочтой в лабораторию радиоуглеродного анализа университета имени Джона Хопкинса для установления истинного возраста находки. Мой друг, работающий в этой лаборатории, посчитал ее не совсем подходящей для абсолютно точной радиоуглеродной датировки, однако смог приблизительно установить возраст – от полутора до трех тысяч лет. Возможно, что эта информация поддержала мое убеждение в том, чье это тело, однако, по правде говоря, я в этом был и без того убежден. Вообще-то я понял, кто это, в тот самый миг, когда мой взгляд упал на саркофаг, спрятанный в лабиринтах ватиканских подземелий. Плаки, должно быть, тоже моментально это понял. Выглядел он – Спаситель – совершенно не так, как на сусальных портретах, которые нам без конца показывали в воскресной школе. Он был абсолютно не похож на благостного красивого джентльмена с арийским профилем, глаза которого испускают лучезарный свет яркостью под пять сотен ватт, изображаемого на настенных календарях в гостиных протестантских семейств по всему югу Штатов. Он был маленького роста, смуглый и маслянистый, как греческие оливки, в лице доминировал огромный нос, напоминая увеличенный в несколько раз клюв пернатого хищника-канюка. И в то же время он выглядел необъяснимо знакомо. Неживое и сморщенное Тело было одухотворено неким Абсолютом. При взгляде на него зрачки любопытствующего дребезжали, как будильник, заведенный давным-давно и сработавший только сейчас. Было вовсе не обязательно отказываться от логики или игнорировать здравый смысл. Просто это было, вполне однозначно, тело отнюдь не обычного человека. Даже грязное и недвижимое, оно внушало изумление и трепет. Те из нас, кому довелось провести рядом с ним какое-то время, ощутили ту огромную мощь, которая жила в нем во дни, когда Он бродил по Галилее. Сомнение тонуло в грохоте откровения, и мы, то есть большинство из нас, отдавали должное несчастной иудейской мумии, как будто это был живой святой.

Комната, в которой прятали Христа, была маленькой и грязной и, очевидно, не открывалась в течение нескольких столетий. Однако драгоценные камни, украшавшие гробницу, а также золотые канделябры, торчавшие в углах, свидетельствовали о том, что это место некогда являлось святилищем высшего (если не тайного) ранга. Очевидно, в эпоху Средневековья папы пробуждались после полуночи, чтобы в пурпурном великолепии совершить утомительную прогулку в это глубочайшее подземелье, где они служили тайные мессы для какого-нибудь привилегированного князя Церкви. Затем – в те далекие дни – решено было не рисковать более, и, дабы секрет никуда не просочился, Святой Престол запечатал эти бесценные останки, запечатал их даже от самого себя. Может быть, кое-кто из любопытных прелатов и заглядывал сюда, дабы воздать им почести, однако представляется сомнительным, чтобы кто-нибудь из Пап в последние времена заходил в эту комнату, дабы бросить взгляд на прославленное тело. Конечно же, они знали, что Он здесь. Или все-таки не знали? А если и знали, то кто? Однако на эти вопросы мы ответим позже. А пока давайте оценим значимость находки: Перселл по счастливой случайности наткнулся на Агнца Божьего, безжизненного и беспомощного в тайном убежище Ватикана, и, более того, он понял, кого именно нашел. И как бы изумлен он ни был, пусть даже в тот момент не осознавал всех апокалиптических последствий похищения тела, он не стал медлить, терять мужество или впадать в отчаяние, а тотчас же нежно подхватил мумию на руки и приготовился отнести ее в человеческий, наш с вами мир.

•••••••

Не успел Плаки выскочить из гробницы, как понял, что в подземелья с поверхности земли хлынули человеческие массы. До этого голоса и шаги раздавались с другой стороны – то были люди, окровавленные и смертельно перепуганные, которые пытались выбраться из тьмы наверх. Теперь же, после того как подземные толчки прекратились, исследовать туннели отправились отряды спасателей и шеренги гвардейцев. Сейчас они находились над тем местом, где пока еще пребывал Перселл, но когда он попытается выбраться на поверхность, то неизбежно наткнется на них. И что тогда? Стой, кто идет? Черт, не повезло!

Он не пройдет со своей находкой и пары шагов, как его непременно кто-нибудь увидит. Рассчитывать не на что. Тем не менее в следующее мгновение нашему герою показалось, что перед ним забрезжил слабый лучик надежды. Плаки заметил какую-то фигуру, которая его точно не разглядела. Как вы думаете, кто это оказался? Одна из слепых монахинь, охранявших вход в запретную библиотеку. Землетрясение устроило настоящий хаос в коллекции бесценных свитков и рукописей, и монахиня, поскольку была незрячей, оказалась совершенно растеряна и сбита с толку.

– Простите меня, сестра.

С этими словами самым безболезненным приемом из своего каратешного арсенала он погрузил несчастную в нокаут. Монахиня как плюшевый пингвин рухнула у его ног.

Вы когда-нибудь пытались раздеть монахиню всего за несколько секунд? Такого мучения не пожелать даже заклятому врагу – все эти крошечные черные пуговки, упрямые крючочки, – однако Плаки все же сумел раздеть бесчувственную дщерь божью и натянуть ее одеяние на мумию. Несчастную страдалицу он обмотал сброшенными с Тела полуистлевшими полотняными бинтами и положил на крышку саркофага. Там он ее и оставил. Но если вам, подобно многим другим чистейшим людям, в вашу любознательную голову пришел вопрос о том, что же добрые сестры носят под своим верхним одеянием, то позвольте напомнить, что Плаки Перселл – истинный джентльмен-южанин, и хотя, по мнению неисправимых моралистов, он источает явно ощутимый серный душок, его никто никогда не обвинит в том, что он хоть раз в жизни оскорбил женщину. Что бы там ни находилось – если вообще находилось – в непосредственной близости от причинных мест оглушенной невесты христовой, – это останется тайной, которую Перселл готов унести с собой в могилу.

Напоминая несмышленого лосенка, продирающегося через заросшие клюквой болотца своей первой зимы, он продирался через груды обломков, заваливших туннели подземелья. Передвигаться с присущей ему грацией прирожденного бегуна Перселлу мешало Тело и золотые побрякушки, которыми были набиты внутренние карманы его сутаны. Он добрался до первой лестницы, не встретив на пути никаких преград, кроме очередных груд обломков, однако наверху, на втором уровне, наткнулся на отряд солдат.

Если у читателя сложилось впечатление, что Ватикан проявил небрежность в отношении сокровищ, хранящихся в его подвалах, то поспешу это впечатление развеять. Читателю не следует забывать, что хотя совокупное количество размещенных в нескольких подземных хранилищах золота, серебра, драгоценных камней и произведений искусства может составлять, допустим, сто миллионов долларов, то это всего лишь крупица в ведре богатств Католической Церкви. Ватикан владеет ценными бумагами на сумму примерно в семь миллиардов долларов. Этому самому Ватикану также принадлежит имущество – в мирской и церковной разновидностях, – оцениваемое во многие миллиарды все тех же долларов. Он крупнейший в мире собственник недвижимости. Безделушки, спрятанные в подземельях, – артефакты, оставшиеся от той эпохи, когда подобное «железо» представляло собой внешние атрибуты власти. Сегодня же они кажутся нелепым анахронизмом и не способны вызвать ничего, кроме смущения. Рано или поздно их обратят в более эффективное платежное средство. Однако как бы ими ни пренебрегали, помнить о них тем не менее помнят. Как только землетрясение прекратилось, Папа или кто-то из его старших адъютантов распорядился отправить в подземелье для охраны церковных ценностей и восстановления порядка швейцарских гвардейцев. Гвардейцы стройными рядами устремились в пыльные глубины. Они вооружены отнюдь не старинными алебардами, а последними марками стрелкового оружия, бесплатно присланными в адрес Святого Престола католическими оружейниками Америки и Германии. Экипированные именно таким образом, они и встретились Перселлу, когда тот, пошатываясь, поднимался по каменной лестнице после своего рандеву с Иисусом Христом.