Новый придорожный аттракцион - Том Роббинс

В числе прочих гостей, регулярно посещавших зверинец, был также Сальвадор Глэдстон Текс, к которому мы так привыкли, что нам даже пришлось запомнить его имя. Вспоминаю один июльский вечер. Небо почти сложилось пополам под непомерной тяжестью пропитанных луною облаков. В дверь придорожного зверинца постучал ковбой (Сальвадор Глэдстон Текс). Стучал он так, что казалось, будто он извлекает звуки из тамбурина. Его лошадь по кличке Еврейская Матушка осталась щипать травку за автомобильной стоянкой. Даже не травку, а остатки былой роскоши.

– Как поживаете, мэм? – спросил он Аманду. – Я заметил, что в вашем зверинце давно не появляется ничего нового.

– Верно замечено, – ответствовала Аманда.

– Ну тогда, – заявил ковбой, – вам в голову могла бы прийти мысль купить у меня вот этот арбуз.

Он держал арбуз так, как держат младенца.

– Готова спорить, что вы его сами вырастили.

– Я выращиваю много арбузов, мэм. Но этот совершенно особый. Он умеет разговаривать.

Аманда вежливо выслушала гостя. Ей показалось, что она услышала, что арбуз произнес что-то вроде «…в соответствии с планом «Кью»…». Голос у арбуза был высокий и немного визгливый.

– Я вот слонялся по бахче и вдруг услышал, как он говорит. Там было три или четыре арбуза, которые росли рядышком, и мне пришлось нагнуться, чтобы понять, кто же это из них такой разговорчивый. Оказалось, вот этот. По правде говоря, – тут голос ковбоя приобрел доверительную интонацию, – я думаю, что это инопланетяне. Они пытаются вступить с нами в контакт при помощи арбузов.

Аманда снова прислушалась. Арбуз на этот раз произнес что-то вроде: «Водитель, вас ждет неплохая награда, если вы вовремя доберетесь до станции!» Круто.

«М-м-м, – подумала Аманда. – Может быть, этот ковбой – обычный чревовещатель?»

Аманда дала ему (мистеру Тексу) два доллара в задаток, добавив, что если этот арбуз ее устроит, то за остальное она заплатит в субботу. Затем похлопала по полосатому боку бахчевой культуры. По крайней мере на вид вроде бы спелый. Пока Аманда возилась наверху, моя Тора в ванне, из леса домой вернулся Джон Пол. Он там барабанил в стиле джунглей. Он устал и очень хотел освежиться. И поэтому сел за кухонный стол и умял весь арбуз. Аманда этого не слышала из-за шума воды. На этом все и кончилось. Если не считать того, что на следующее утро, когда Джон Пол восседал на унитазе, он готов был поклясться, что услышал, как первая какашка отчетливо произнесла слово «Привет!».

Пытайся я сочинить Великий Американский Роман, а не с документальной точностью зафиксировать череду определенных событий, то я бы стал писать героев не с Зиллеров (какими бы достойными людьми они ни были и как бы я ни привязался к ним), не с таких людей, как Сальвадор Глэдстон Текс, и даже не с молодых длинноволосых странников, которые десятками наведывались в «Мемориальный заповедник хот-дога дикой природы им. капитана Кендрика», как будто это остановочный пункт огромного социорелигиозного странствия. Нет, моих героев я выбрал бы из числа туристов и отпускников – обычных клерков, машинисток и торговцев, их жен и ребятишек, потому что, так же как зверинец не смог бы существовать без них, так и сама нация соединилась с их агрессивной посредственностью (они плоть от плоти Америки, совсем как кукуруза плоть от плоти пудинга), и именно от их реакции на обнаружение Тела Христова зависит будущее западной цивилизации. Либо открытие Тела положит начало золотому веку, свободному от религиозного суеверия, ложных надежд и калечащей души вины, либо ввергнет человечество в жуткие темные века отчаяния и беспомощности – все будет зависеть только от них. Они уже ощущают (как и в более отчетливой, но менее пугающей манере ощущают юные странники), что в моторе человечества что-то отсутствует, что на каждом горизонте вызревают огромные перемены; им страшновато. Просто наблюдая за ними в зверинце, за тем, как они жуют гамбургеры и радуются, если дрессированные блохи закладывают крутые виражи на своих крошечных колесницах, я имел возможность постичь душу нации и ее настроения. И если бы какой-нибудь наблюдательный писатель проследил за ними, как они – эти наши соотечественники – возвращаются к себе в салоны красоты в Солт-Лейк-Сити, к шашлычницам в Молине, к телевизионным экранам в Риверсайде, Массилоне и Фарго, они предстали бы в его глазах живыми микроскопами, которые по простоте душевной увеличивают как опасных микробов, так и полезные бактерии, чьи полчища надвигаются на жизненно важные органы нашей нации. Но это не моя задача. У меня просто нет для этого времени.

Уверен, читатель понимает, почему я так спешу. За моей дверью находятся вооруженные стражи закона, и они с огромным удовольствием напоминают мне, что, как только чародея и атлета схватят с их бесценной добычей в какой-нибудь флоридской кипарисовой роще, меня ожидает тюрьма или даже нечто худшее. Тем не менее это отнюдь не главная причина, которая вынуждает меня ускорить работу над настоящим повествованием. Последние несколько дней постоянного сидения за «ремингтоном» серьезно усугубили мои застарелые ректальные проблемы. Говорят, что Наполеон большую часть своей жизни страдал этим же недугом и, вполне возможно, именно из-за обострения оного проиграл сражение с Веллингтоном. Уж если геморрой вынудил великого корсиканца потерпеть поражение под Ватерлоо, то что же ожидает вашего покорного слугу, автора этих строк? Кроме того, меня не слишком вдохновляют песни Аманды про бабочек в тот момент, когда я сижу на дымящихся обломках моего второго величайшего, если не сказать – второго любимейшего отверстия.

Иисус пересек Атлантику рейсом № 115 авиалинии «TWA». Несмотря на слухи о его вознесении на небеса, это скорее всего было самое продолжительное путешествие в его жизни.

Я говорю «скорее всего» потому, что имеются стороны, которые наверняка хотели бы заставить нас поверить в то, что Иисус сделал ноги. Простите, но я совершенно не согласен с тем, что Мессия провел свои «неизвестные годы» на другой планете. Я отказываюсь поверить, что средством передвижения Иисуса была летающая тарелка, точно так же как я не верю, что Мон Кулу известно английское слово, рифмующееся со словом «апельсин». Нет совершенно никаких пределов той бессмыслице, которую кое-кто хотел бы засунуть вам в глотку.

Я слышал разговоры, будто в эти самые годы своего отсутствия Иисус отправился в Индию. Вряд ли. Хотя бы потому, что по меркам индуизма и буддизма его «радикальное» учение не блистало новизной, и для того, чтобы его сформулировать, незачем пускаться в столь длительное странствие. Иисус очень много читал. Его любимым предметом, помимо еврейской культуры (его бы привлек, но вряд ли вызвал особые симпатии роман «Жалоба Портного»), была философия. Более того, его родной город лежал на Великом Пути, который связывал римский мир с Восточной Азией, и караваны часто останавливались на отдых у подножия назаретского холма. Любознательный молодой человек мог почерпнуть много философских идей, сидя у костра среди путешественников. С другой стороны, нет причин, которые могли бы помешать ему хотя бы раз отправиться по Великому Пути в Индию. Вот если бы вы были Иисусом и вам нужно было бы убить несколько лет, куда бы вы отправились?

Почти Нормальный Джимми уверен, что Иисус Христос в таком случае обязательно махнул бы в Тибет. Не моргнув глазом Почти Нормальный Джимми непременно сказал бы вам, что Иисус Христос провел лучшие годы своей жизни на ламаистском молельном коврике, заряжая духовные батареи энергией во имя предстоящих великих дел. Почти Нормальный Джимми уверен, что любые формы просветления исходят из Тибета. Адольф Гитлер придерживался такого же убеждения. Я не шучу, это факт. У Гитлера в характере была мистическая черта шириной с Рейн. Гитлер верил в то, что арии – сверхраса, и его антропологи, проследив корни ариев, установили, что те берут начало в Тибете. Гитлер поспешил завязать дружбу с Тибетом. В 1939 году в Берлине находилось больше лам самого высокого ранга, чем где-либо на земле, если не считать Лхасы. Почти Нормальный Адольф.

С какой стороны ни посмотришь, но Иисус преодолевал новые и новые расстояния. Из Рима перелетел в Сиэтл. Внутри гипсовой формы. Внутри деревянной ящичной тары. Внутри брюха грузового отсека самолета, летевшего рейсом № 115 авиакомпании «TWA». Под ним подобно замерзшему небу простирался Атлантический океан. Затем в отдалении показалась суша. В тот самый момент, когда самолет пролетал над Ньюфаундлендом, с престарелой дамой из города Сент-Джон, известной своими видениями Богородицы, случился эпилептический припадок.

С Джорджем О. Саппером, транспортировавшим Иисуса в грузовой терминал аэропорта, тоже едва не случился припадок. Однако он зря волновался. Саппер переправил в Лондон или Нью-Йорк десятки своих гипсовых фигур, и таможенные чиновники к ним постепенно привыкли. В пять часов утра, на следующий день после землетрясения, таможенники с радостью приняли нечто, способное дать повод для шуток. Имеют право. Итальянцы, что с них взять. А итальянская культура подарила миру Микеланджело, Джотто, Леонардо, Боттичелли, Рафаэля, Тициана и многих других великих художников. Кто бы посмел бросить в них камень за то, что они позубоскалили над гипсовыми уродцами янки Саппера, которые тот застраховал и пометил табличками с надписью «Произведение искусства»? Таможенники так смеялись, что даже не обратили внимания, что самая последняя «скульптура» самонадеянного янки еще не успела толком просохнуть. Как не обратили они особого внимания на тот факт, что последний «шедевр» Саппера был адресован не какому-нибудь музею или галерее, а безвестному «Мемориальному заповеднику хот-дога дикой природы». Нет, эти американцы точно ку-ку!