Жизнь Исуса Христа - Фредерик Фаррар

Во-первых, Он спросил: за кого люди почитают Меня, Сына человеческого?

Ответ был печален. Апостолы не смели и не хотели сказать что-нибудь, кроме правды и истины. Поэтому им пришлось сделать неприятное извещение, что Мессия не признан миром, для спасения которого Он явился. Пришлось повторять только досужие догадки народа. Из ответов апостольских видно, что иные, соглашаясь с приговором преступной совести Антипы, говорили, что Он был одно лицо с Иоанном Крестителем; иные, имевшие случай слышать строгие обличения Его сильного негодования, принимали Его жгучее слово за громы Илиины; другие, на основании слышанных ими выражений благости и слов всеобъемлющей любви, видели в Нем жалостливую душу Иеремии и думали, что Он пришел, может быть, для отыскания потерянного Урима и исчезнувшего Ковчега Завета. Многие считали Его за пророка и Предтечу Мессии. Восторженные крики, признавшие в Нем истинного Мессию и раздавшиеся в толпах, пораженных каким-нибудь необычным проявлением Его чудодейственной силы, были возгласами случайными: никто не догадывался, кто был Иисус. Но свет в тьме светит и тьма не объяла его[402]. А вы за кого почитаете Меня?

Если бы на этот вопрос получен был не тот ответ, который дан; если бы надо было отвечать иным образом, тогда, может статься, что изменилась бы судьба мира. Ибо если бы получен был иной ответ, то, говоря по-человечески, миссия Спасителя погибала бы в самом зародыше и не существовало бы христианства. Потому что дело Христа на земле возлагалось по большей части на Его учеников. Он сеял, они собирали жатву; Он видоизменил их, а они — мир. Он никогда открыто не говорил о своем звании, как Мессии. Иоанн родился для свидетельства об Иисусе, и тем, которые приняли его свидетельство, Иисус подтверждал не уверениями на словах, но проповедью и делами. Воля Его была такова, чтобы свет откровения просвещал умы Его детей постепенно; чтобы они вразумлялись больше истинами, которые Он передавал, и жизнью, которою Он жил, нежели чудесами, которые Он творил; чтобы все это устраивалось не посредством внезапных раскатов грома сверхъестественного величия, не посредством явлений невыразимой славы, но через тихое посредство безгрешной жизни и самопожертвования. В Сыне человеческом они должны были познать Сына Божия.

Но получился ответ, который должен был получиться согласно с тем, как до века начертано было в книге су деб Божиих. Петр, пылкий сердцем, предводитель хора апостолов, дал за всех их незабвенный ответ.

Ты Христос, Сына Бога живого[403]. Такой ответ из уст главного из апостолов, полнотою взгляда и твердостию убеждения сгладил недостатки оценки, сделанной Ему народом. Открыта великая тайна, скрывавшаяся от веков и поколений. В Иисусе из Назарета признали наконец апостолы обещенного их народу Мессию и, вследствие особого наития Божия, им открыто, что этот Мессия был не только тем, чем Его ожидали евреи, — князем, правителем, сыном Давидовым, — но гораздо выше того: Он был сыном Бога Живого!

Величественно и торжественно подтвердил Спаситель это великое исповедание веры, сказав в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах. И Я говорю тебе: ты Петр (камень) и на сем камне Я создам церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее. И дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.

Ни разу еще до сего времени с уст Иисуса не сходило таких знаменательных слов. В них слышалось свидетельство Его о Самом Себе; в них обещалось блаженство тому, кто Его признает; в них высказывалась та истина, что познать Его могут только руководимые Духом Божиим. Человечество удостоверено на всегда, что неземным критическим разбором, а только благодатью небесною приобретается познание этой истины. Это была закладка краеугольного камня церкви Христовой, — торжественное обещание, что эта церковь, основанная на скале боговдохновенного исповедения, должна остаться непобедимою силами ада. Это было вручение церкви, в лице ее типичного представителя, власти открывать и запирать, решить и вязать, с обещанием, что эта власть, действуя на основаниях веры на земле, будет признана и небесами.

Это великое обещание замечательным образом исполнилось на св. Петре. Он в первый день пятидесятницы обратил в христианскую веру огромное количество иудеев; первый дозволил язычникам иметь полное общение с христианами[404]. Это исповедание Христа сделало его скалою, на которой была основана вера многих и которую силы адовы могут колебать, но никогда не преодолеют. Один из глубоко ученых и очень почтенных отцов церкви высказывает: «если кто исповедует таким образом, что не плоть и кровь внушают ему откровение, а Отец наш небесный, тот должен получить обещанное благословение. Как буква священного Евангелия говорит о великом апостоле, так дух Евангелия научает, что каждый человек может сделаться тем, чем был великий апостол». Мы уже сказали, что с этого времени Спаситель мог видеть, что одна огромная часть Его дела на земле была окончена. Апостолы убедились в тайне Его существа; положено было основание, на котором, как на главном краеугольном камне, с этой поры должно воздвигаться все обширное здание.

Но Он запретил им до времени открывать эту истину людям. Не пришел еще час для такой проповеди. Сами апостолы были еще мало знакомы со способами подобного заявления; не были утверждены в вере даже для того, чтобы остаться верными в час крайней нужды. Теперь Он был признан за Христа только теми, духовное зрение которых могло видеть Его непосредственно в жизни и деяниях. Теперь Он не хотел спорить и кричать, не желал, чтобы голос Его был слышан на улицах[405]. Когда, вследствие великого дела Его воскресения, собственная вера их утвердится на незыблемом основании, когда сердца их будут исполнены Духом Святым, а чела их, в виде окончательного посвящения, украсятся небесным пламенем, — тогда, а не теперь придет для них время идти и учить народы, что Иисус был Христосом, Сын Бога Живого.

Но, познавши Его, они не имели понятия относительно того пути, которым Он желал проводить свои намерения. Настало время приготовлять их к дальнейшим действиям; настало время научать, что хотя Он и Царь, но царство Его не от мира сего; настало время уничтожать в них все пустые земные надежды на блестящие успехи царства Мессии, утвердить их в мысли, что царство небесное заключается не в питье и не в еде, а в праведной жизни, в мире и в радости веры.

Поэтому Он начал спокойно и прямо открывать им в Своем намерении идти в Иерусалим, о непризнании Его старейшинами народа, об ожидавших Его там оскорблениях и обидах, об ужасной Его смерти и воскресении в третий день. Он воспользовался удобным случаем дать им различные и отдаленные указания на эти приближающиеся страдания, но теперь в первый раз высказывал им определительно, а не иносказаниями. Однако же и теперь не открыл им, какою именно и какою ужасною смертью окончится Его земное поприще. Он только дал им знать, что будет отринут старейшинами, первосвященниками и книжниками, — всеми авторитетами, всеми знатнейшими светскими сановниками и духовными властями народа, — и будет выдан язычникам. Он предупреждал их, что будет убит, но до самого своего последнего путешествия в Иерусалим[406] сохранил в тайне, что будет распят. Таким образом Он открыл им будущее настолько, насколько они способны были вместить, и для утешения в скорби, и для поддержания веры высказал ясно, что на третий день воскреснет.

Но ум человеческий обладает странною способностью отрицать все, что не может понять, — не знать и забывать все, что не совпадает с рядом предвзятых уже мыслей. Апостолы, придерживаясь всегда истины и простоты в своих свидетельствах, не скрыли от нас ни недальновидности своих духовных взглядов, ни господства над их умами чисто иудейских воззрений. Они сами сознаются, что слышали извещение, но не могли себе живо представить его. Но они не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его, а спросить Его о сем слове боялись[407], предсказание об Его последнем конце было так чуждо их мысли, что они отложили его в сторону, как неприложимое, непонятное, — как тайну, проникнуть которую они не могут. Что же касается до воскресения, то оно возбудило между ними только один вопрос: чтобы такое значило это возстание из мертвых[408].

Но Петр, при своей стремительности, представил себе, что понял и должен предупредить несчастие, которое тяготело над Его Учителем. Поэтому он решился прервать торжественную речь своим малосведущим и недомыслящим рвением. Мысль, что ему удалось понять и высказать новую великую истину, вместе с блистательною похвалою и обещанием, которые он только что успел выслушать, польстила его способностям, увлекла его сердце. Отозвав Иисусу в сторону[409], он начал спорить и учить своего Учителя. Будь милостив к Себе, Господи, — сказал он Ему, — да не будет этого с Тобою, проблеск внезапного неудовольствия явился на лице Иисуса, укорившего Петра за его преданность миру и высокомудрствование. Он отвернулся от него и, обратив глаза на других учеников, сказал во всеуслышание: отойди от Меня сатана, ты Мне соблазн; потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое. Этот твой чисто плотской и человеческий взгляд, — это покушение на разубеждение меня относительно Моего крещения смертью есть восстание против предначертаний Божиих. Пришлось получить св. Петру урок, — да следовало бы в известные времена поучиться и церкви, претендующей на унаследование от него исключительных и нечеловеческих прав, что он далеко не непогрешим, что он способен упасть всегда с высоты божественного взгляда до глубины земного безумия.