Походные письма 1877 года - Николай Игнатьев

Вчера был у меня Качановский, посаженный Черкасским в комиссию, которой поручено составлять законы и судебную организацию для Болгарии. Надо его и нашего Шаховского послушать касательно деятельности и проделок Черкасского и его ближайших помощников - Аиучина, Домонтовича и Соболева! Караконовский также попался в лапы нашему приятелю, и он его гоняет и в хвост, и в голову, поручая устраивать госпитали, делать закупки в Вене и пр. Хомяков (сын поэта), присланный в помощь Черкасскому Московским славянским комитетом по делам комитета с деньгами, не выдержал. Из приятеля и почитателя Черкасского сделался противником и уехал в Москву, говоря, что нет никакой возможности подчиняться дикому произволу псевдолиберала. Черкасский ко мне заходит, и, действительно, его самоуверенности и самообольщению нет пределов. Все от него должно исходить, он не допускает ни мысли, ни воли в ком бы то ни было из подчиненных и обратился во всезнающего тирана-бюрократа. Удивительное превращение! Вот как по салонным разговорам и общественным отношениям нельзя судить о людях!

На государя жалко смотреть. Он нервен, похудел и не спит по ночам от душевной тревоги. On le con On deviendrait nerveux moins!*

14 августа

Сегодня я дежурный и еду с государем верхом к обедне. Лучшее доказательство, что я совершенно на здоровом положении. Впрочем, вчера минул 21 день после последнего пароксизма, и Боткин оказался правым, утверждая, что лихорадка моя не вернется и что я могу ею заболеть лишь в таком случае, если заново заболею. Вообще Боткин -умный, хороший и добросовестный человек. За мною он ходил с одушевлением.

Был сейчас у меня военный корреспондент "Daily News" Forbes (Macgahan, твой знакомый, расшиб себе ногу так, что останется хромым). Он пробыл в Шибке 12-е число с 5 час. утра до 7 час. вечера и прискакал сюда верхом, загнав лошадь до смерти. Он спешит в Бухарест, чтобы первым дать известие об отбитии нами 19 яростных атак турок. Я его водил и к государю, и к великому князю главнокомандующему. Он положительно в восторге от наших солдатиков, а равно и хвалит болгар. При нем до тысячи жителей и мальчиков габровских разносили под градом пуль воду нашим войскам и даже застрельщикам передовой цепи, а также и уносили раненых с полным самоотвержением.

Драгомиров едет в Кишинев (пуля попала ему с внутренней стороны под коленкой и ранила в то же время офицера Генерального штаба Мальцева, стоявшего подле генерала) и надеется, что чрез б недель будет снова в голове своей дивизии. Forbes говорит, что перед приходом Радецкого наши, расположенные в Шибкинской седловине, окруженной командующими высотами, были почти совсем замкнуты турками, поставившими батареи (две на левом фланге и одну на правом), бившие в фланги и даже в тыл защитникам укреплений. Стрелки линейных войск и бесчисленное число черкесов и башибузуков засели на деревьях и в кустах на командующих высотах в 600 и 500 шагах и били на выбор. Этому обстоятельству нужно приписать большую потерю офицерами. Forbes считает, что у нас выбыло из строя в 4 дня до 2 тыс. чел., но что потери турок несравненно значительнее. Он полагает, что своими упорными атаками Сулейман расстроил 50 батальонов, находившихся в его распоряжении. После полудня 12-го наши перешли в наступление. Стрелки выбили турок с высоты на правом фланге, а два батальона Житомирского полка два часа сряду ходили в атаку на высоты левого фланга; наконец, Радецкий взял две роты того же полка и сам повел в штыки на командующую высоту, с которой житомирцы накануне могли сбить турок. Цель была блистательно достигнута, но тут мы потеряли немало людей. Турки, вытащившие орудия на быках и потом на позицию на людях, свезли их, и когда англичанин уезжал с Шибки, он считал позицию нашу обеспеченною, а турок - отступившими в долину Тунджи. В числе анекдотов, им рассказанных, упомяну об одном: 9-го, 10-го и 11-го защитники Шибки были без теплой пищи, варить было невозможно и некогда; доставлять похлебку из Габрова пытались, но безуспешно, ибо крутой подъем на гору заставлял выливаться из котлов приготовленную пищу. 12-го стали варить за укреплениями с тем, чтобы люди разносили в котелках на позиции, но пули турецкие щелкали беспрестанно по большим котлам кухни и ранили нескольких кашеваров. Когда пули сыпались в похлебку, солдаты, не смущаясь, острили, приговаривая: "Вишь ты, как турка за нас старается, соли подбавляет". К сожалению, на другой день, то есть 13-го, турки возобновили форпостную атаку с новою яростью и послали 20 батальонов в обход левого фланга по ближайшему проходу. Подробности еще не известны, но весь день кипит яростный бой, и страшная канонада слышалась в Габрове. К сожалению всех храбрый и умный генерал Дерожинский (начальник бригады) убит. Столетов еле жив и неутомим, он очень богомолен и часто крестится. Над ним трунили, а теперь все удивляются его энергии и непоколебимому мужеству.

Захваченный в плен египтянин заявил, что сам султан в Адрианополе и приказал взять Балканы во что бы то ни стало. 15-го - день его рождения, чем и объясняется возобновление атак. 19-го будет день его восшествия, и надо чего-нибудь ожидать в этот день.

На подкрепление Радецкого посланы отсюда стрелковая бригада (Киевская) и бригада князя Имеретинского из Сельви. Последняя может придти сегодня вечером (14-го), а первая - 16-го. На наследника вчера не возобновляли нападения, а турки укреплялись. Я боюсь, что все это имело лишь целью замаскировать дорогу из Осман-Базара в Тырново, куда и бросится Мегмед Али.

Фельдъегерь доставил мне, ненаглядная жинка, письмо твое от 8 августа (No 31). Не понимаю, как не получила ты еще наших телеграмм от 3-го (Адлерберга, Боткина, Нелидова и мою). Полагаю, что если бы ты получила, то упомянула бы. Много правды в том, что ты говоришь о внутреннем потрясении и о среде, в которой нахожусь. Но от этого не легче. Горько и тяжело моему русскому сердцу. Начинаю думать, что после окончания войны заветные мечты матушки нашей распространятся до такой степени, что, пожалуй, и осуществятся. Я не буду бороться против, но будет ли лучше впоследствии - сомневаюсь. Всего не напишешь, что осуждать подлежит и что на мысль приходит. Теперь же приходится сокращать мои письма, пока не установится верное сообщение.

Мольтке, говорят, осуждает кампанию, замечая совершенно справедливо, что с нашею материальною частью и великолепною армиею виноваты главные распорядители и генералы, которых у нас не заметно. Княгиня Шаховская была в Зимнице и вступила в какие-то препирательства с военным ведомством. Больные ее очень хвалят, а чиновники не нажалуются. Теперь где она, постараюсь узнать.

Тезку своего забыл поздравить своевременно. Непростительно, расцелуй его за меня. Очень тронут письмецом Екатерины Матвеевны. Вырази ей мою признательность и сожаление, что не пожил с ней в Круподерницах. Целую ручки у нее и добрейшей матушки. Обнимаю тысячекратно тебя, моя жинка, и милых деток. Да сохранит и благословит вас Господь. Твой верный любящий муж и друг неизменный Николай

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});