Свидание с хичи. Анналы хичи - Фредерик Пол

Что ж, я это прекрасно понимаю, тем более что передо мной та же проблема.

Но есть слово, которое ко мне неприложимо, и это слово «страдание». Видите ли, я совсем не страдал. Я наслаждался. И восхищался Эсси, потому что она решила наши затруднения, уйдя от них. Мы с Эсси ушли в капитанскую каюту и закрылись. Сказали, что поступаем так, чтобы наши три гостя разобрались сами. Неплохая причина. Бог видит, им для этого нужно было время, потому что в них межличностная динамика достигла такого напряжения, что могла взорвать звезду. Но у нас были и другие причины, и главная в том, что так мы могли заниматься любовью.

И мы занимались ею. С энтузиазмом. С большой радостью. Вы можете подумать, что все-таки прошло двадцать пять лет и наш возраст, и привычка, и скука; и в конце концов существует ограниченное количество слизистых поверхностей, о которые могут тереться части организма, тут мало что нового можно придумать. Неверно. Мы были страстны, как никогда.

Может быть, причина в тесных помещениях «Истинной любви». Когда мы закрылись в маленькой каюте с анизокинетической кроватью, у нас появилось такое же ощущение, как у подростков, занимающихся любовью в подъезде, а мама и папа совсем рядом, за окном. Мы хихикали, когда кровать разнообразно подталкивала нас, но страдать? Нисколько. Я не забыл Клару. Она снова и снова возникала у меня в мыслях, и часто в самые интимные моменты.

Но со мной в постели была Эсси, а не Клара.

И вот я лежал на спине в постели, иногда шевелился, чтобы посмотреть, чем ответит постель и как она пошевелит Эсси, свернувшуюся рядом — все равно что играть в биллиард на подушках — и думал, спокойно и тепло, о Кларе.

В тот момент я был совершенно уверен, что все образуется. В конце концов, что плохого? Любовь? Двое любили друг друга. Что же в этом плохого? Конечно, дело осложняется тем, что один из двух, а именно я, часть другой пары, которая тоже любит друг друга. Но всякие осложнения рано или поздно можно решить. Любовь — вот что заставляет вращаться вселенную. Любовь заставила меня и Эсси запереться в капитанской каюте. Любовь заставила Оди лететь за Долли в Высокий Пентагон; и любовь заставила Джейни лететь с ним; и другой тип любви, а может, тот же самый, заставил Долли прежде всего выйти за него замуж, потому что одна из функций любви — организовать жизнь одного человека с другим. И если посмотреть через огромные пустые звездные пространства (хотя я в тот момент этого не знал), Капитан тосковал из-за любви; и даже Вэн, который никогда никого не любил, кроме себя, в сущности обыскивал вселенную, чтобы иметь, к кому приложить свою любовь. Видите, как это действует? Любовь — всеобщий мотиватор.

— Робин? — сонно обратилась Эсси к моей лопатке. — Ты хорошо поработал. Прими мои комплименты.

И, конечно, она тоже говорила о любви, хотя в этом случае я считаю, что обязан этим своему умению демонстрировать любовь. «Спасибо», — сказал я.

— Но хочу все же задать вопрос, — она повернулась, чтобы смотреть на меня. — Ты вполне поправился? Ты в хорошей форме? Три метра новых кишок хорошо уживаются со старыми? Альберт сообщает, что все хорошо?

— Я себя прекрасно чувствую, — ответил я, и сказал правду, и наклонился, чтобы поцеловать ее. — Надеюсь только, в остальном мире все так же хорошо.

Она зевнула и потянулась. «Если ты имеешь в виду корабль, то Альберт вполне способен справиться с пилотированием».

— Да, но способен ли он справиться с пассажирами?

Она сонно перевернулась. «Спроси его».

И я позвал: «Альберт! Заходи, поговорим». И повернулся к двери. Мне любопытно было, как он появится на этот раз, ведь дверь закрыта. Он меня одурачил. Послышался звук легкого виноватого откашливания, я повернулся и увидел, что Альберт сидит за туалетным столиком Эсси, скромно отвернувшись.

Эсси ахнула и потянула простыню, чтобы прикрыть свои красивые аккуратные груди.

Вот это забавно. Раньше Эсси никогда не трудилась прикрываться в присутствии собственных программ. Самое странное, что в тот момент мне это не показалось странным. «Простите за вторжение, дорогие друзья, — сказал Альберт, — но вы звали».

— Да, хорошо, — сказала Эсси, однако по-прежнему прижимая к себе простыню. Возможно, собственная реакция показалась ей странной, но она сказала только: — Итак. Наши гости, как они?

— Я бы сказал, очень хорошо, — серьезно ответил Альберт. — Они втроем беседуют в камбузе. Капитан Уолтерс готовит сэндвичи, а молодые женщины ему помогают.

— Никаких драк? Никаких выцарапанных глаз? — спросил я.

— Совсем нет. Конечно, они держатся несколько формально, со всякими там «простите», и «пожалуйста», и «спасибо». Однако, — добавил он, выглядя очень довольным, — у меня есть новые сведения о паруснике. Хотите взглянуть? Или — мне пришло в голову — вы присоединитесь к гостям, чтобы услышать одновременно?

Мне хотелось узнать сразу, но Эсси взглянула на меня. «Это только вежливость, Робин», — сказала она, и я согласился.

— Великолепно, — заявил Альберт. — Вы увидите, что это исключительно интересно. Мне тоже. Конечно, меня всегда интересовал парусный спорт, — продолжал он болтливо. — Когда мне исполнилось пятьдесят, «Berliner Handelsgesellschaft» подарила мне отличную парусную яхту. К сожалению, пришлось оставить ее в Германии из-за этих нацистов. Моя дорогая миссис Броадхед! Я у вас в большом долгу. Теперь у меня такие отличные воспоминания, каких не было раньше. Я помню свой маленький дом в Остенде, где я любил прогуливаться с Альбертом, — он померцал, — это бельгийский король Альберт. И мы говорили о парусниках, а по вечерам его жена аккомпанировала мне на пианино, а я играл на скрипке — и теперь я все это помню благодаря вам, миссис Броадхед!

В течение этой речи Эсси неподвижно сидела рядом со мной, глядя на свое создание с каменным выражением лица. Но вот она начала задыхаться, а потом засмеялась. «Ох, Альберт! — воскликнула и схватила подушку. Прицелилась и бросила прямо в него, подушка разбросала косметику. — Добро пожаловать, замечательная программа! А теперь убирайся отсюда, пожалуйста. Ты настолько человечен, с этими воспоминаниями и старыми анекдотами, что я не могу позволить тебе видеть меня неодетой! — И он на этот раз просто мигнул и исчез, а мы с Эсси обнялись и захохотали.

— Одевайся, — приказала она наконец, — чтобы мы смогли узнать новости о паруснике в достойном нашей программы виде. Смех — лучшее лекарство, верно? Я больше не боюсь за твое здоровье, дорогой Робин, такое нормально смеющееся тело проживет вечно!»

Мы направились в душ, все еще смеясь — и не подозревали, что в моем случае «вечно» в этот момент сводилось к одиннадцати дням, девяти часам и двадцати одной минуте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});