Клетка для эгоиста - Грушенька Светлова

еще хотя бы слово, она бы уже не отвечала за себя. Наверное, тоже высказала бы все, что думает, а потом перестала бы себя уважать за этот порыв неконтролируемой агрессии. Только Лука в этот момент вдруг схватил мать под локоть, видимо, достаточно сильно, потому что она охнула, а потом побежала туда, куда он ее потянул, быстро перебирая по асфальту сапожками на шпильках.

Они отошли на достаточное расстояние, чтобы их разговор никому не был слышен. Один из сопровождающих Ларисы Павловны бросился было за ней вслед, но почему-то быстро приотстал, а потом и вовсе замедлился, остановившись на приличествующей дистанции. Кристина прижала к губам ледяные пальцы, пытаясь выровнять дыхание и издалека наблюдая, как Лариса продолжает что-то там выговаривать в лицо сыну, а он склоняется над ней грозной громадой и тоже выплевывает ей что-то в лицо, крепко держа за руку. От ужасной семейной сцены их отвлекли наконец-то подъехавшие свидетели. Девушка растерянно поздоровалась, а потом в смятении наблюдала, как Лука невозмутимо возвращается назад в сопровождении утихомиренной матери.

Теперь мачеха выглядела слегка потрепанной, обозленной до предела, но при этом какой-то пришибленной. Что такого он мог ей сказать? Угрожал? Чем? Мысль о том, что Лариса могла сообщить об их отношениях жене Луки посещала ее и раньше, и от этого к горлу подступала тошнота, хотя в общем-то это была вовсе не ее проблема. Она и сама не могла разобраться в своих противоречивых чувствах к нему. Обычно она пыталась убедить себя, что разочарована, что презирает его, что даже ненавидит. Но вот сейчас вновь поймала на себе его случайный мрачный взгляд и все в ней всколыхнулось: еще не зажившая обида, еще неутихомиренная страсть, еще не успокоившаяся ревность. Все это время он любил другую… жил с ней, воспитывал их совместного ребенка… а потом соблазнил ее с такой легкостью и бессовестным напором, что даже не дал задуматься над происходящим. Ответила ему мертвенным безразличным взглядом и таким же каменным выражением лица, как и у него. Пусть даже мысли не допускает, что она страдает или что она уже могла простить. Мельком оценила весь его вид и передернула плечами. Как всегда ошеломляюще красив, шикарен и элегантен. Правда, слегка осунувшийся и такой чужой, что даже мурашки по коже… А еще совершенно равнодушный и непроницаемый, будто и не было между ними ничего. Конечно… посторонний мужчина, женатый на другой женщине…

Кристина покусала губу, вытянув себя из омута, в который этот тип всегда затягивал одним своим появлением. Лариса, вся раздраженная, но утихомиренная, послушно прошла в открытую Лукой дверь нотариальной конторы и с самым недовольным видом встала в стороне, ожидая, пока адвокаты договаривались с секретарем о назначенной встрече. Девушка тоже не стала встревать. Кажется, на Филиппа Ивановича вполне можно было положиться — надежный, уравновешенный, серьезный и компетентный специалист, который не любил лишних слов и обещаний, но всегда давал четкие ответы на конкретные вопросы. Всех заинтересованных лиц наконец вызвали в отдельный кабинет, предварительно проверив документы. Кристина невольно прошла в опасной близости от Луки, который встал в коридоре, словно страж, контролируя ситуацию. Его провожающий взгляд ощутила всей поверхностью кожи. Да что там… до позвоночника пробрало… Вспомнив, как отвесила ему пощечину, как кричала на него и прогоняла, почему-то содрогнулась. С таким лучше не становиться врагами. Он источал опасность. Всегда. И он все еще ее хотел…

Еще какие-то формальные разговоры и организационные вопросы, и вот наконец нотариус вскрыла конверт и начала читать: «Город Москва, Российская Федерация. Шестнадцатого сентября две тысячи восьмого года, я, Петр Данилович Рогожин, двенадцатого мая тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения, гражданин Российской Федерации, зарегистрированный по адресу… настоящим завещанием делаю следующее распоряжение…»

Кристина заметила, как Лариса вся напряглась, стискивая зубы и истерично постукивая кончиками ногтей по подлокотнику, хотя изо всех сил изображала полное безразличие, вальяжно раскинувшись в кресле, распахнув и разложив вокруг себя роскошные меха. Нотариус продолжала монотонно зачитывать текст.

«Все мое имущество, какое окажется ко дню моей смерти мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю своей дочери, Кристине Петровне Рогожиной…»

Теперь и Кристина нервно вздрогнула и прижала ладонь к губам, чтобы сдержать возглас удивления. Значит, все-таки отец помнил о ней и уже давно хотел именно этого… Почему-то из глаз неконтролируемо полились слезы. Она закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Ей было абсолютно все равно, что принадлежало ему на момент смерти. Возможно, эта расторопная и предприимчивая дама и правда обобрала его до нитки, но все же сам факт, что он думал именно о ней давно переполнил вновь всколыхнувшимися чувствами и воспоминаниями. Еще незажившая рана открылась и заболела, вышибая весь воздух из легких.

— Сучка! Воровка! — зашипел до отвращения знакомый женский голос. Кристина даже не стала оборачиваться в его сторону. Хотелось просто закрыть руками уши и не слышать этой мерзости. — Даже не думай, что это все! Даже не надейся! — продолжила рычать она пониженным тоном, должно быть, опасаясь быть услышанной Лукой, который находился за дверью, но абсолютно не стесняясь всех присутствующих.

— Будьте любезны успокоиться! — жестко отрезал адвокат Кристины.

— Ведите себя достойно, пожалуйста. Вы находитесь в нотариальной конторе, и нам здесь не нужны скандалы и разборки. Для этого есть улица, — слегка раздраженно и в то же время абсолютно безразличным и привычным тоном вставила нотариус. — Мне нужна полная тишина для оформления документов. Наследнице будет предоставлена заверенная копия протокола вскрытия завещания с его текстом.

Лариса открыла было рот вновь, но подсевший к ней адвокат принялся что-то бубнить ей на ухо, и она замолкла. Кристина мечтала лишь об одном — поскорее уйти отсюда, чтобы больше не видеть это исчадие ада, которое ненавидело ее без всяких на то причин и с которым ей еще предстояло воевать в судах за наследство. Перспектива не столько пугала… сколько вызывала стойкое неприятие и тошноту. Только вот пренебречь последней волей отца она точно не собиралась. К тому же, эту гадину тоже хотелось поставить на место.

Выслушав своего юриста, Лариса встала и прошествовала к выходу. Собственно, ей больше нечего было здесь делать, за нее остались ее поверенные. К Кристине придвинулся Филипп Иванович, который вздохнул и проводил скандальную даму унылым взглядом.

— Сочувствую… иметь такую родственницу, пусть и не кровную, то еще