Записки следователя - Геннадий Скубилин

На имя Стрельцова в камере хранения вокзала удалось обнаружить рюкзак и чемодан. С санкции прокурора произвели обыск. Содержимое его состояло в основном из консервированного продовольствия, сухарей и плащ-палатки. А это, пожалуй, было лучшим свидетельством того, что он готовился, получив пистолет, может быть, совершить еще одно преступление на пару с «дружком» и распрощаться с городом. Затем отлежаться в густой чаще леса на плащ-палатке, а возможно, пробраться куда-нибудь, где они навсегда будут в безопасности… подальше от расплаты за свои преступления.

20

Между тем через два с лишним часа Хабаров с незримыми для него сопровождающими, сделав круг в полсотни километров, вернулся в вечерний город, с которым его связывали вещи, находившиеся в камере хранения, пистолет, оставшийся во временном пользовании у Рылина, и сам Рылин.

На оружие убийца возлагал особые надежды. Совершив удачное ограбление или «мокрое» дело, можно было загулять на неделю. Жить с коньяком, белужьим балыком. Кидать официанткам за бутерброд с зернистой икрой красненькую бумажку и целовать какую-нибудь нещепетильную, типа Зинаиды или Антонины, дамочку в угарном забытьи. А потом… потом читать маленькую настольную книжечку следователя, именуемую Уголовным кодексом. «Да, счастье всегда должно зависеть от того, насколько мы, сильные и хладнокровные, не от мира сего, просто добываем себе на прожиточный минимум. Не хочешь, чтобы я тебя душил, положи сам на блюдечко с голубой каемочкой свои сбережения. Так, кажется, говорил Остап Бендер. Он знал сто один способ, не хватая за горло и не извиняясь перед Уголовным кодексом, иметь приобретения. Лично я этих приемов не знаю. Владею самым верным, одним: за горло. Но, как всякий метод, он имеет свои недостатки — излишняя опаска, потом как бы не сцапали и не пригвоздили навечно самого к стенке», — бились в висках Хабарова мысли. Он знал законы не хуже юриста: побег из мест лишения свободы — статья 188 уголовного кодекса — пять лет лишения свободы. Две кражи личного имущества на Дальнем Востоке и две — государственного — здесь, в том числе оружия, — до десятка лет. И, наконец, статья 102, от которой дыбятся на голове волосы, — умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах — смертная казнь. Может быть, ему погулять напоследок? Устроить всемирный потоп? Поджечь землю со всех концов? Эти мысли сводили с ума Хабарова. Страшно подумать о том, что он будет пойман. А потом — следователь, прокурор, суд. В таком состоянии Хабаров, имея рабочий телефон сожительницы Рылина, позвонил ей на завод. Если все нормально, та должна быть на производстве. Ведь как-никак, она знала о краже и «доле» Рылина в четыреста рублей. В случае чего и ее сграбастает милиция.

К телефону подошла Антонина.

— Алло! Это я.

Хабаров прислонился к стеклу телефонной будки и натянуто ухмыльнулся. Разговор между ними состоялся краткий.

— Где Николай?

— Уходила, был дома. Ждет деньги, видно, от вас.

— Привез их, привез, — сказал Хабаров. А про себя подумал: «Последние заберу».

После этого он положил трубку и, широко распахнув дверь телефонной будки, с минуту с непринужденным видом постоял на выходе, а затем, оставив дверь открытой, направился, судя по всему, к месту третьей встречи, запланированной с Рылиным на одиннадцать часов вечера в сквере привокзальной площади.

Время еще было.

«Зайти, может, к Шевчуку? Переночевать у его жены?» — думал Хабаров. А там осталась одна улика, о которой он не знал. Запись «19 Москва К. 5 ваг. Миша Хабаров» — и сама телеграмма из Москвы Шевчуку от Хабарова.

21

Около часа Хабаров шлялся по вокзалу, не решаясь идти в дом погибшего «дружка», ходил по перрону, не отходя далеко от поездов. Не было сомнения, что в любую тревожную минуту готов нырнуть в уходящий поезд этот безумец.

В одиннадцать часов вечера Хабаров, сделав «отводную» петлю, направился в сквер. Еще издали в тени ветвей увидел сидящего на скамейке Ишкина, решил подойти. Может, Рылин не теряет времени даром, вербует «на службу», как он его учил?

— Папироски «Беломора» не найдется? — спросил, как инструктировал Рылин, у проходившего мимо Хабарова Ишкин. И хотя он десятки раз репетировал пароль, ему показалось, что сказал его чужой, рядом стоящий человек. Голос изменил ему при виде кряжистого здорового бандита.

— Сигаретой могу угостить, а спички ваши.

— Предпочитаю лучше совсем не курить.

— Что с Рылиным? — вплотную подошел Хабаров к Ишкину.

— Велел передать, — Ишкин натренированным движением сунул тому оружие.

Но Хабаров вдруг отстранил руку Ишкина.

— Пусть у тебя. Пойдем проведаем больного. Ночевать все равно негде, а с его возлюбленной договоримся, может, еще отобьем.

И они вдвоем через сквер гулко затопали по асфальту.

Согласно договоренности, если Хабаров возьмет оружие, Ишкин должен пойти в другую сторону, они должны разойтись. Но так не случилось. Это озадачило наблюдавших. Следом сразу идти было нельзя. В то же время совершенно ясно, что Хабаров, утомленный за день, измотанный, не мог спать как когда-то на диване вокзала или скамейке сквера.

Пойти он мог и к самому Ишкину, которому по дороге задал несколько вопросов.

— Где сидел? За что? Чем занимаешься?

Получив исчерпывающие ответы, успокоился.

Итак, Хабаров потащил Ишкина к Рылину. От северного пронизывающего ветра было холодно. Прижимаясь к стене, за ними незаметно побежали Свинцов, Коржко и их группа.

22

Было без четверти двенадцать. Рылин открыл створку окна. Со двора доносились горьковато-пряный запах и свежесть.

В это время в дверь постучали.

— Антонина, — сказал я.

— Рано, — насторожился Рылин и метнул взгляд в окно.

Я крикнул ему:

— Ты что, обалдел! Открывай дверь!

— Кто? — дрожащим голосом спросил Цыганок.

— Свои, — услышал он до ужаса знакомый голос главаря.

В комнату ввалились Хабаров, Ишкин. А следом за ними, не дав опомниться, Свинцов, Коржко и другие. Я и кто-то из наших рванулись к бросившемуся в окно Рылину, сцепились с ним, повалили его на пол, придавливая к шкафу.

Наши ребята скрутили руки главарю. Он плотно сжал зубы, маленькие волчьи глаза забегали, налились кровью.

— Отродье! — взвыл он в наручниках на Рылина. — Провалил дело.

23

Я зашел к Кириллу Петровичу, своему непосредственному начальнику, доложил, что задание выполнил. В кабинете у него сидел молодой лейтенант милиции.

— Знакомьтесь, молодое пополнение.

— Георгий Соловьев, — протянул мне руку стройный, большеглазый, как девчонка, офицер.

— Возьми его с собой. У тебя место найдется на одну койку?

— Конечно, найдется, — радостно произнес я и хотел добавить: — Все реже по выходным дням буду ходить в наряд — разделим внеочередные дежурства пополам.

Мы с Георгием пошли через парк к автобусной остановке. Ветер вздымал прошлогоднюю бледно-желтую обмороженную листву и пригоршнями бросал ее нам в лицо. Встречная девушка улыбчиво вскинула на молоденького лейтенанта брови.

«Будет пользоваться успехом, — отметил я про себя. — Четыре года назад, — думал я, — вот так же и я с чемоданом и направлением переступил порог родной милиции. И так же, как сейчас он, считал, что главное в нашей службе — романтика опасностей, риска. Отбрасывал повседневность, кропотливость нужной и важной для всех нашей работы».

Но этих первых представлений не стоит опасаться — они временны для тех, кто проникся уже с первых месяцев службы уважением к своей профессии не внешней стороной, а ее сутью.

Я открыл после долгой командировки свою холостяцкую уютную комнатку. Покой и обжитость дохнули на меня.

После разлуки простое следовательское жилье мне стало еще милее. Порадовался тому, что после вуза меня направили работать в этот город.

— Размещайся и будь, как дома, — сказал я новоиспеченному лейтенанту милиции, а сам стал распечатывать письма от милой, доброй мамы.

В это время в дверь позвонили. Открываю — опять старшина Хафизов. Он улыбается.

— Иду мимо, решил поздравить вас с успешным окончанием «операции». Вижу, вижу, сколько корреспонденции накопилось за эти дни…

Я втаскиваю его в комнату, и мы начинаем весело пить чай.

Итак, банде Хабарова пришел конец. Следователь прокуратуры поставил последнюю точку в уголовном деле № 14. Приговор коллегии по уголовным делам областного суда в отношении Хабарова и Рылина о высшей мере наказания приведен в исполнение. К разным срокам лишения свободы осуждены Зинаида Ваксина и Антонина Влажнова.

Ах, как Хабарову и его компании хотелось поставить запретный промысел на «широкую ногу». Но они (пусть и не так уж быстро) оказались укрощенными. Каждый из пятерых получил свое по закону. И по справедливости.

Закончив рассказ о своем первом «крупном» деле, Руслан Юрьевич Вихрев скромно заметил: «Рядовой эпизод. Но дорог тем, что от него пошло начало моей беспокойной службы».