Мир проклятий и демонов - Микки Хост

плоти небольшую часть лезвия и увидел свои ярко пылающие глаза. Покрытое пеплом и кровью лицо было мокрым от слез.

Третий коснулся руки мертвого короля и уничтожил его тело. Оно рассыпалось раньше, чем сальватор поднялся на ноги.

Вокруг пировали темные создания. Они пожирали тела погибших с отвратительным чавканьем и рычанием. Если бы Третий мог, он остановил бы их сразу. Он должен был сделать это. Но едва оказавшись здесь, он вновь почувствовал себя простым мальчишкой, который яростно пытался защитить то, что было ему дороже всего. Он был эгоистичным и жалким созданием, решившим, что позаботится о погибших позже. Сначала он должен проститься с королевой Жозефиной.

Магия была так яростна, что уже едва подчинялась Третьему, но все же принесла знакомое ощущение: королева была еще жива. Сальватор не представлял, как темным созданиям удавалось манипулировать хаосом настолько точно, обманывая и убеждая, что все мертвы, поэтому он планировал выяснить это, но позже. Третий бросился обратно к королеве, спотыкаясь на каждом шагу, и упал рядом с ней, вцепившись в промокшую от крови пышную юбку.

Женщина посмотрела на него мутными глазами цвета неба, а побелевшие губы беззвучно зашевелились. Третий не хотел быть жестоким, но знал, что означало это ощущение, принесенное магией, хриплое дыхание королевы, ее почерневшие вены. Он придвинулся ближе, протянул руку к Жозефине, но вдруг застыл, услышав тихий нежный голос:

– Лаэртац.

Несравненный. Драгоценный. Любимый. У этого слова было много значений, но в Ребнезаре так обращались к тем, кого любили и кем дорожили. К близким друзьям, членам семьи, возлюбленным. Для Ребнезара и его двора Третий стал лаэртац. Он был любим королем и королевой, и он же стал их погибелью.

– Мне очень жаль, – едва слышно прошептал Третий и отпустил магию.

Тело королевы Жозефины рассыпалось.

Третий встал, бесконечно прося прощения за то, что сделал, и оглядел тронный зал. Лишь когда он пошел вперед, звеня по каменному полу кончиком меча, темные создания. Они провожали сальватора голодными, дикими взглядами, но напасть решились лишь некоторые.

Ничего. Он убьет каждое темное создание в этом зале и обратит все тела в пыль, из которой не вытянешь даже хаоса.

Все только начинается.

Из тронного зала Третий вышел в крови, осевшем пепле от тел темных созданий и великанов, и собственных слезах. Так он и встретил Алебастра, его невесту Марию и Гвендолин.

Едва зародившаяся надежда разбилась, когда он заметил черные вены и темнеющие глаза. Все трое медленно умирали из-за темных созданий, овладевших их телами.

Ножны Алебастра были пусты. Руки, по локоть разодранные острыми когтями, со свисавшими кусками плоти, безвольно болтались. Мария рыдала, царапая свою голову и вырывая темные волосы, и плакала черными слезами. На ней не было подвески – должно быть, потерялась в этом хаосе. Гвендолин едва держалась на ногах: ее трясло, и кости трещали так громко, что это услышал бы каждый.

– Где Гилберт? – дрожащим от ярости голосом спросил Третий.

Его руку, сжимавшую Нотунг, едва не свело судорогой. Третий прорывался через полчища темных созданий, убивал тех смертных, что уже были захвачены ими, уничтожал их тела, но его собственное тело не могло продолжать борьбу вечно. Не после того, как душу сотню раз вывернули наизнанку и искромсали.

После всего, что он сделал, его не примут на дальнем севере – в обители изо льда и холода, окруженной морями и океанами. Мертвые не простят его преступлений, но Третий не собирался отступать.

Голос надломился, когда он повторил вопрос:

– Где Гилберт?

Третий устал надеяться, но все же продолжал. Он не сумел спасти Аннабель, ее братьев и сестер, короля и королеву Ребнезара, не сумеет спасти Алебастра, Марию и Гвендолин. Но, может быть, сумеет спасти Гилберта. Нужно только выяснить, где он.

Гвендолин попыталась что-то сказать, но ей помешала глубокая рана на горле. Некогда голубые глаза мутнели, склеры стали совсем черными. Кровь заливала изорванное платье. Взгляд был полон ненависти, будто перед ней стоял ее главный враг.

– Где Гилберт?

Ответа не последовало.

– Хорошо, – пробормотал Третий, поднимая Нотунг, хотя ничего хорошего в этом не было. – Пусть будет так.

Им двигала ненависть, но даже не к темным созданиям, а к самому себе. Он был недостаточно силен, умен и быстр, чтобы спасти тех, кто был дорог. Он задержался в пути, восстанавливая пространство, разорванное темными созданиями. Если бы Третий не тратил драгоценные секунды, сумел бы спасти род Лайне. Но погибли бы сотни и тысячи невинных сигридцев. Третий ненавидел себя, потому что хотел, чтобы Время оказалось достаточно мощным и вернуло его в прошлое, и тогда он бы уже не останавливался ради закрытия брешей и открытия Переходов. Он бы пожертвовал всем миром, чтобы спасти Лайне.

Сейчас он убивал их, почти не встречая сопротивления.

Сначала Третий убил Марию. Нотунг оставил глубокую рану на ее груди, и когда сальватор коснулся этой раны, тело Марии обратилось в прах. Вторым был Алебастр, так яростно сопротивлявшийся, что разодрал рукав одежды сальватора и вырвал кусок его плоти. Третий сдержал крик боли, взял меч в другую руку и всадил лезвие в сердце Алебастра. Потом он положил ладони на его лоб, и магия уничтожила время первого принца Ребнезара. Гвендолин была последней, но она боролась, пусть и не так отчаянно и дико, как король Роланд. Пыталась укусить Третьего, схватить за шею, выцарапать глаза. Он терпел все, пока не наступил подходящий момент, и пронзил грудь Гвендолин Нотунгом.

– Лаэртац, – прохрипела она на выдохе, оседая на землю. Третий держал ее так крепко, что мог бы причинить боль, будь она жива. – Савацтар.

Лжец. Предатель. Убийца. Клятвопреступник. У этого слова так же было много значений. Третий точно знал, что сейчас устами Гвендолин это произнесло темное создание. Та Гвендолин, которую он знал, никогда бы не назвала его савацтар. Только лаэртац.

– Я обязательно найду и защищу Гилберта, – пообещал Третий, посмотрев в пустые глаза Гвендолин. С хрустом достав меч из ее груди и испачкав руки в черно-синей крови, он, помедлив, поцеловал девушку в лоб и уничтожил ее тело.

Третий выпрямился, чувствуя, как рыдания раздирают горло. Он сжал Нотунг, который даже сейчас взывал к крови Лайне – ведь только они могли владеть им.

Все только начинается.

Третий с криком открыл глаза.

Это был всего лишь кошмар.

Он видел этот сон каждый раз, когда по-настоящему засыпал, но теперь крайне редко после него просыпался в холодном поту. Поначалу – каждую ночь, когда мог заснуть и страдал