Музыка Океании (СИ) - Ледова Полина

— Верно, Мантикор. На счёт пятнадцать… Считай вслух.

Он кивнул. Аластор собрался с духом, Мантикор тоже набрался решимости, глубоко вздохнув.

— Раз, — начал он триумфальным голосом.

И время понеслось. Вторя ударам двух сердец, которым вскоре предстояло замолчать, отсчёт был запущен.

— Два, — произнёс Мантикор.

И назад уже не повернуть. Всё было решено. Так правильно.

— Три, — сказал он, и в ту же секунду Аластор нажал на спусковой крючок, крепко зажмурившись.

Оглушительный выстрел разбил атмосферу величественного смирения в подвале. Сначала фонтан крови и мозгов брызнул на Аластора, затем Мантикор рухнул перед ним безвольно, словно тряпичная кукла. Постояв несколько секунд бездвижно, не думая ни о чём, кроме тёплой крови, стекавшей по его лицу, Аластор затем осел вниз подле своего соратника, отбросив пистолет в сторону. Нога подвела его, снова отозвавшись пронзительным воплем боли, и ему пришлось вытянуть её перед собой, опершись руками о липкий, мокрый пол. Алая лужа разливалась всё шире. Поборов тошнотворный позыв, отнюдь не от вида трупа, но от сожаления, мужчина перевёл непослушный блуждающий взгляд на тело Мантикора. От лица, как и от головы, остались лишь плохо различимые ошмётки мяса, углы разбитого черепа уродливо топорщились, разнесённые напрочь милосердной пулей. От его внешности, от него самого, так походившего на Аластора, не осталось и следа. Его не стало на предательский счёт «три».

— Никогда не жди до пятнадцати. Это слишком долго, — прошептал Аластор то ли распростёртому телу, то ли себе самому.

Слёзы застряли где-то в горле. Мантикор был сумасшедшим. Его совершенный разум настоящего убийцы оставался холодным и расчётливым на протяжении очень многих лет, он был умён и хитёр, намного более изворотлив, нежели Аластор с Минотавром. Что же он чувствовал на самом деле, убивая своих жертв, если в конечном итоге утонул в этом бездонном резервуаре? Могло ли что-то измениться, если бы они встретились раньше?

Аластор смотрел на неподвижное тело с простреленной головой. Он не испытывал скорби из-за его убийства, он знал, что поступил правильно. Они же застреливают бешеных собак, так? — подумал он невесело.

Он намеренно поменял счёт в этой роковой игре. Если бы Аластор выстрелил на счёт «два», то Мантикор мог ответить ему, они бы оба были на стороже с самого начала отсчёта. А так он думал, что впереди у них есть целая четверть минуты, торопиться было некуда, что дало Аластору преимущество.

— Мне ещё рано умирать, Мантикор, — произнёс он в дребезжащую после взрыва пустоту комнаты. — Надо завершить дела. Возможно, загладить какие-то грехи… — но потом осёкся. — Да нет… — тихо произнёс он, вспомнив о только что совершённом предательстве. — Моих грехов уже ничто не умалит.

***

— А я уж и не думал увидеть тебя снова, когда ты сбежал от меня в прошлый раз, — проговорил Гектор, сидя в своём кресле с сигарой в руке. — Решил, что ты пойдёшь и сам себе сварганишь пули. Переплавишь что-нибудь.

— Нет, я не настолько обезумел. — Ответил ему Аластор, у которого теперь было столько пуль, что хватило бы и до самого конца света. — Я встретился с Мантикором. Да, Гектор, он был жив. — Прервал он его, прежде чем тот успел открыть рот. — Так что уволь всех своих агентов слежки, они полное фуфло. Мантикор подстроил всё так, чтобы повидаться со мной, он заманил меня к себе и хотел, чтобы мы убили друг друга. Он сошёл с ума, говорил, как безумец… у меня не было выбора, пришлось застрелить его. Расценивай это, как хочешь…

— Почему же ты не позволил ему расправиться с тобой? Если так ждал пули в лоб? — спросил Гектор и подтолкнул пепельницу к середине стола, предлагая Аластору присоединиться.

— Я ведь так и не сказал тебе, кому хочу отдать деньги. Согласись, если они уйдут коту под хвост, то и всей моей жизни лучше катиться прямиком туда. Я так не хочу, Гектор. Я совершил немерено много зла, но эти деньги, то, что они могут сделать кого-то счастливым, это всё равно, что акт искупления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Аластор погрузил руку в глубокий карман, достал свой портсигар и закурил «карелию».

— Предположим, что так, — кивнул Гектор. — Так кому ты хочешь оставить деньги?

Бывший наёмник изобразил подобие улыбки, предугадывая реакцию Гектора (улыбаться по-настоящему он не умел). Аластор положил сигарету на край пепельницы, и затем откинул ворот плаща, показав боссу своего избранника.

— Я думал, сразу отдать его тебе, но пёс уснул, и я не хотел его будить, — сказал Аластор, потом всё же потрепал Гелиоса за ухом и вытащил его наружу. Трехлапый сварливо фыркнул, недовольный своим пробуждением, потом улёгся на коленях Аластора и вновь закрыл чёрные глазки.

Гектор переводил глаза с собаки на наёмника и обратно, затем разразился громким смехом, сделал глубокую затяжку, выпустив струи чёрного дыма из ноздрей, и лишь тогда спросил:

— Ты это серьёзно, Аластор?

— Да, я хочу, чтобы эта собака унаследовала все деньги. Его зовут Гелиос, кстати. Вы должны найти для него хозяина и удостовериться, что пёс ни в чём не станет нуждаться. Ещё, если ты заметил, у него нет ноги. Думаю, можно что-то придумать… наподобие протеза, не знаю…

— Ты сам, часом, рассудок не потерял? — усмехнулся Гектор. — Решил отдать четыре миллиона хромой собаке?

— Нет, ему хватит только моей части. Деньги, которые заработал Мантикор, предназначаются кое-кому другому. Только я не могу назвать их имени, тебе придётся направить пару агентов, чтобы всё разнюхать. У меня будет ещё одна просьба.

— А не многовато ли ты просишь, Аластор? — спросил Гектор, кажется, вновь потеряв расположение духа.

— Нет, с учётом всего, что ты должен мне, Гектор. Я могу сейчас очень долго перечислять весь список твоих ошибок, начнём хотя бы с моего отстранения и замечательного подарка, который мне достался от Мантикора, — Аластор взял сигарету из пепельницы и наполнил лёгкие вкусом едкого дыма. — Как ты мог передать трость мне? Только подумай, если бы он захотел убить меня раньше, ему оставалось лишь выследить меня по этой палке. Рассудок он стал терять опять же по твоей вине, и ты ничего не сделал, чтобы помочь ему! Тебе необязательно быть наёмником, Гектор, ты губишь и ломаешь жизни, сидя в самом центре своей паутины, поэтому, если у тебя есть хоть толика совести, ты выполнишь все мои условия и дашь мне спокойно покончить с собой.

Гектор теперь выглядел растерянным. Смахнув горсть чёрного пепла и затянувшись снова, он, наконец, произнёс:

— Ладно, говори уже, чего хочешь.

— В Шумах есть мальчишка лет тринадцати, зовут Лаэртес. Его родители мертвы, он живёт у соседей. Не уверен, но где-то двадцатые дома в районе старых застроек возле Головного Цеха. У парня есть потенциал. Он сильный и очень смелый. Если ты хочешь будущего для «Скиеса», то тебе очень нужна новая кровь. Деньги отдайте тем людям, что приютили его после смерти отца.

— Я не могу поручиться за мальчика, Аластор. Чтобы стать чудовищем «Скиеса» слишком мало силы, смелости и злобы. К тому же, уверен ли ты, что так будет лучше? — Гектор откинулся в кресле, глубоко затянувшись сигарой, будто ожидая отговорок. — Парень остался сиротой, но он ещё может стать хорошим человеком, ты же приговариваешь его к такой же судьбе, от которой ты и Мантикор были рады покончить с собой.

— Его судьба пока не определена. Может, он окажется достойным занять твоё место, Гектор. Я прошу тебя лишь присмотреться к нему. Выбор всё равно будет за тобой и за ним.

Гектор молча кивнул, отложив сигару в пепельницу.

— Думаю, я могу идти, — сказал Аластор, поднял Гелиоса с колен, тот в ответ тихонько заурчал. — Куда мне деть пса?

— Оставь здесь, — произнёс Гектор, задумчиво поглядывая на трёхпалого. — с ним всё будет хорошо. Могу я узнать, что будет с тобой?

— У меня осталась гранатовая косточка в пистолете. Хочу испытать её в действии. — Аластор не собирался говорить ему о внушительном запасе огнестрельного оружия и боеприпасов, которые Мантикор перенёс в подвал дома в Шумах. Он опустил Гелиоса на пол, сам поднялся со стула и взял трость, прислонённую к задней стенке стола Гектора. — Я ведь должен умереть, чтобы деньги вступили в силу. Мы оба знаем контракт, Гектор. Там нет ни строчки о том, что я не имею права убить себя. И меня никто не может остановить. Я всё сделал, что должен был. Теперь я просто Никто. — Аластор уже повернулся к выходу, когда услышал, что босс медленно выдвинул ящик стола. Аластор слишком хорошо знал, что именно лежало в этом ящике — то же, что и во всех ящиках письменных столов любого директора крупной криминальной организации.