Между Сциллой и Харибдой - Бронислава Антоновна Вонсович

Там же я тщательно проверила, не осталось ли при мне какой мелочи, указывающей, что я была тут. Хотелось взять хоть что-то на память, но этого я позволить себе не могла. Придётся хранить только воспоминания.

В дилижанс я садилась в новом платье, которое и герцогине было не стыдно надеть, и новой шляпке, затенявшей лицо, и с корзинкой, в которой на бархатной подушке спал маленький белый котёнок. За провоз его с меня взяли дополнительную плату и предупредили, что если испортит что, то оплачивать тоже придётся мне. Альба неодобрительно приоткрыла один глаз и сказала так, что слышала только я:

— Я же говорила, донья, что нужно было меня тайно провозить. А вы всё: удобство, удобство. Жулики они, самые настоящие жулики, так и норовят содрать лишнее. Не удивлюсь, если припишут мне какое повреждение.

В этот раз попутчики нам достались на редкость молчаливые или просто опасающиеся говорить о политике: напряжённость между странами никуда не делась и в Муриции всё так же недолюбливали теофренийцев. И тем не менее уснуть я не смогла, так и просидела с закрытыми глазами до самой границы, снова и снова переживая всё, что со мной случилось за последние несколько дней. Альба, чувствуя моё настроение, а может, желая доказать свою правоту, из корзинки выбралась и устроилась у меня на коленях, вовсю мурлыкая.

Мои документы не вызвали подозрения ни у теофренийского пограничника, ни у мурицийского, и я выехала из страны так же легко, как и въехала. Но если въезжала я с чувством освобождения, то выезжала — с тяжестью на сердце.

Поспать мне удалось немного только под утро, и дилижанс я покидала пусть с высоко поднятой, но тяжёлой головой. Даже появилось желание отправиться сразу в герцогский особняк, но я решила не отступать от первоначального плана и переместиться в Осеаль.

Телепортом как герцогиня пользоваться я не стала, оплатила переход: конечно, Теодоро рано или поздно донесут, но лучше пусть это случится поздно, чем рано. Экономить смысла не было: теперь в моём распоряжении все деньги Эрилейских. Из телепорта я вышла и опять набросила на себя отвод глаз. Конечно, так медленней, зато надёжней и никто не поймёт, как я появилась в замке. Будет им сюрприз.

До заветной стены я добиралась несколько часов под неторопливый разговор с Альбой. «Алейра» открывала проход и с этой стороны, поэтому я тихо вошла, тихо поднялась и никем не замеченная прошла в свою комнату, где поставила корзинку и сбросила опостылевший отвод глаз. Сиять так сиять. На весь замок.

А вот обрамление подкачало: в комнате не убирали уже очень давно. На пальце, которым я провела по туалетному столику, осталось серое пятно пыли. Постельное бельё тоже требовало замены. Нет, я понимала, что меня не ждали, но уборку-то нужно проводить постоянно. Уверена: в тётиных комнатах такого безобразия нет.

Выходила от себя я, пылая праведным гневом, который собиралась вылить на первого же встреченного. И мне повезло: им оказалась экономка.

— Сеньора Риос, по какой причине в моей комнате не убирают? — процедила я как можно высокомернее.

— Двуединый, вы вернулись? — неверяще вытаращилась она на меня.

— Что вас так удивляет? Это мой дом, если вы забыли. И в этом доме устроили настоящий свинарник. Потрудитесь распорядиться убрать в моей комнате и приготовить ванну для меня.

Она сделала книксен и пробормотала, что сию же минуту отправится выполнять моё поручение. Врала, конечно: в первую очередь она отправит письмо тёте, потому что пока не знает, что адресата оно никогда не достигнет.

— Ах да, сеньора Риос. Мне нужна горничная. И ужин. И всё это как можно быстрее.

Она опять сделала книксен и убежала, а я вернулась к себе. Свой ход я сделала, оставалось ждать ход от Теодоро.

Глава 29

Вечер удался. Горничные, отправленные экономкой, шустро забегали, чистя комнату и готовя ванну, в которую я погрузилась даже до того, когда закончили уборку в спальне. Незнакомая сеньорита захлопотала надо мной, мягко пеняя, что я довела себя почти до потери Сиятельной красоты. А уж руки превратились вообще непонятно во что. На волосы она нанесла приятно пахнущую маску, на лицо — тоже и занялась почти безнадёжно испорченными ногтями, к которым с момента побега я относилась с полным пренебрежением. Магам, чтобы колдовать, маникюр не нужен, а значит, без него можно запросто обойтись. Честно говоря, сейчас ногти выглядели даже приличнее, чем месяцем раньше, поскольку лак уже облупился окончательно. Но с точки зрения приставленной ко мне особы, вид их был ужасен, поэтому она что-то там наносила, подрезала, подпиливала, а я откинулась головой на бортик и расслабилась.

Сколько это продолжалось, не знаю, но закончилось с приходом Альбы, которая запрыгнула на бортик ванны. Горничная её не заметила, но почувствовала, потому что начала озираться, а фамильяр насмешливо прищурилась, махнула хвостом в её сторону и заявила:

— Донья, походила я по вашему замку. Что я могу сказать? Не уважают вас тут.

Я было испугалась, что Альба себя выдала, но, кажется, её сейчас слышала только я, потому что горничная не завопила: «Двуединый, голоса!», а вернулась к моим ногтям. К сожалению, у меня не было такой потрясающей способности доносить свои слова только до одной персоны, а защиту от прослушивания я не могла поставить так, чтобы она не включила горничную, поэтому пришлось просто вопросительно посмотреть. Но Альбе этого хватило.

— Эта сеньора, которая тут главная над слугами, первым делом отправилась не выполнять ваше распоряжение, а знаете что?

— Что? — не удержалась я.

— Донья, я сделала что-то не так? — всполошилась горничная.

— Нет, это я своим мыслям, — отмахнулась я. — Всё хорошо.

— Чего хорошего, — пробурчала Альба, — если та сеньора отправилась прямиком к себе, настрочила записку и отправила её одноразовым артефактом? И только потом распорядилась прислать к вам горничных для уборки и приготовить что-то на ужин.

— Ужин — это уже хорошо, — заметила я.

— Донья? — осторожно уточнила горничная.

Этак пойдут слухи, что вернувшаяся герцогиня не в себе. Причём пойдут с полным на то основанием: никто в себе не стал бы возвращаться туда, где тебя планируют извести, а о том, что изводить некому, никто не знает. Не знаю, в курсе ли развлечений Сиятельных и фамильяров местная прислуга, но догадки наверняка были…

— Я так хочу есть, что все мысли только о еде,