Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак

отметил, что марка Анненкова претерпела эволюцию. Ее первый вариант украшал «Соловьиный сад» Блока, «Кризис жизни» Белого, «Младенчество» Вяч. Иванова (см. илл. на вкладке). Новый вариант был сделан Анненковым для поэмы «Двенадцать» (с его же иллюстрациями) и с тех пор фигурировал на всех последующих изданиях «Алконоста», став его знаменитым фирменным знаком (см. илл. на вкладке)[562].

На отличия двух вариантов издательской марки, конечно, обращалось внимание[563], но прежде всего фиксировалось исчезновение надписи «Издательство „Алконост“» под рисунком. Снятие надписи объяснялось исследователями тем, что издательство приобрело известность и надпись стала неактуальна[564]. Другие изменения списывались на требования художественного единства книжного знака и иллюстраций к «Двенадцати». Однако при самом беглом взгляде на двух Алконостов, созданных Анненковым, очевидно, что их различия более существенны и носят характер идеологический, концептуальный.

Крылатое существо, столь экспрессивно изображенное художником, и в первом варианте отнюдь не походило на райскую птицу, а во втором — вовсе помрачнело. Если в первом варианте были прорисованы кроны и листва деревьев (они с некоторой натяжкой могут служить намеком на то, что птица Алконост «близь рая пребывает»), то во втором они исчезают (глухой черный фон вызывает не райские, а скорее инфернальные ассоциации). На лице обоих Алконостов застыло выражение ужаса, во втором варианте усиливающееся. Трудно представить, что из уст этого анненковского Алконоста исходят сладостные, чарующие, умиротворяющие звуки райского пения. Широко открытый рот придает лицу птицы-девы даже некоторое сходство с маской античной трагедии.

Примечательно, что лубочная традиция в издательской марке «Алконоста» не просматривается вовсе (нет даже привычного нимба над головой), но зато, как кажется, проступают другие источники анненковского вдохновения: картины В. М. Васнецова «Сирин и Алконост» и «Гамаюн — птица вещая». Наклон головы у анненковского Алконоста такой же, как у васнецовского Гамаюна, открытый рот — как у васнецовского Алконоста, положение крыльев отсылает одновременно к обеим картинам.

Анненков отмечает в «Дневнике моих встреч», что сенсационная выставка картин Васнецова 1899 года была первой выставкой, на которую его отвел отец, и первой выставкой, им вообще увиденной, а потому особенно запомнившейся[565]. О ее посещении рассказывает он и в автобиографической «Повести о пустяках»:

Вместе с отцом Коленька едет на выставку картин, первую выставку, какую он видит в жизни. Держась за руки, они блуждают по залам Академии Художеств, останавливаясь пред огромными полотнами: «Три богатыря», «Витязь на распутье», «Битва», «Гамаюн», «Сирин», «Алконост». Иван Павлович объясняет содержание картин, говорит о былинах, о древних богатырях, о вещих птицах, о сказителе Рябинине[566].

Примечательно, что васнецовские «Сирин», «Алконост», «Гамаюн» названы Анненковым в числе навсегда потрясших его[567].

Соблазнительно было бы предположить, что Анненков, делая издательскую марку, ориентировался не просто на картину Васнецова «Сирин и Алконост», но и на ее интерпретацию в стихотворении Блока[568]. Однако это кажется невозможным: стихотворение «Сирин и Алконост» было опубликовано только в 1919 году в первом выпуске «Записок мечтателей». Зато другое стихотворение Блока, навеянное живописью Васнецова, — «Гамаюн, птица вещая (Картина В. Васнецова)» — было хорошо известно хотя бы потому, что дважды (в 1911‐м и в 1916‐м) включалось в «мусагетовские» трехтомники Блока[569].

А так как васнецовская «птица печали» весьма похожа на васнецовскую же «птицу Гамаюн», то допустимо следующее парадоксальное предположение: сделанная Анненковым издательская марка содержит явные аллюзии не только на картины Васнецова, но и на знаковое стихотворение Блока «Гамаюн, птица вещая»: художник не просто «иллюстрировал» его, но и актуализировал, превратив юношеское стихотворение любимого поэта в пророчество о сегодняшней революционной России.

В пользу гипотезы об аллюзивной природе издательской марки и ее связи со стихотворением Блока говорит, на наш взгляд, то, что именно у Анненкова, а не у Васнецова лицо птицы «предвечным ужасом объято», что именно у Анненкова в гораздо большей степени, чем у Васнецова, птица оказывается «не в силах крыл поднять смятенных». Если птица Гамаюн падает с небес на землю, если не может взлететь — быть большой беде. Птица Гамаюн всегда должна быть в полете. На ее непригодность к земному существованию указывает древний иконографический признак вещей птицы — у нее нет ног. Васнецов, кстати, этим демонстративно пренебрегает и ноги рисует, а вот Анненков сначала, в первом варианте марки, ногу прорисовывает, а во втором — нет, оставляя лишь крылья, которые силятся, но не могут поднять птицу в небо. Не просто вещая, а откровенно зловещая природа образа, ставшего издательской маркой «Алконоста», особенно отчетливо видна на уникальном, «целиком раскрашенном от руки самим художником» экземпляре «Двенадцати» Блока, приобретенном для своего собрания французским коллекционером и филологом Рене Герра (см. илл. на вкладке)[570].

В общем, если признать возможность подобного сращивания смыслов, то получится следующее: если Алянский, говоря «Алконост», подразумевал птицу Сирин, то Анненков — птицу Гамаюн.

* * *

Существенный вклад в развитие «алконостовской» мифологии внес Блок. В первом же номере журнала «Записки мечтателей», выпущенном в мае 1919 года, он напечатал то самое стихотворение «Сирин и Алконост», которое пролежало в его личном архиве без малого двадцать лет. Кстати, год создания стихотворения в алконостовском альманахе не обозначен. Безусловно, эта публикация была шагом преднамеренным, «мифотворческим» и имевшем «мифологические» последствия. Так, в 1922 году в рецензии на четвертый выпуск «Записок мечтателей» (в нем были помещены некрологи Блоку), опубликованной в журнале «Книга и революция», название издательства обыгрывается уже исключительно в блоковском ключе: «<…> журнал родился и жил под благодатным знаком Блока. И когда умер Блок, птица-Печаль, Алконост, пропела скорбную песнь о кончине его»[571].

Но вернемся в 1918 год, к периоду создания издательства, когда блоковское стихотворение еще не было известно ни автору издательской марки Анненкову, ни Алянскому. Судя по мемуарам последнего, он не обсуждал с Блоком обступившие его «трудности», а сразу принес на утверждение «выбранные типографские украшения, шрифт для набора поэмы, марку издательства». «Все это, — вспоминает он, — получило одобрение Александра Александровича»[572].

Однако изначальная поддержка Блоком названия издательства отнюдь не означала изначального полного согласия Блока с пониманием образа Алконоста Алянским, который, как мы старались показать, соблазнился прежде всего сходством двух райских птиц Сирина и Алконоста. На это несогласие указывает запись, сделанная Блоком 1 марта 1919 года в юбилейном альбоме Алянского:

Дорогой Самуил Миронович! Сегодня весь день я думал об «Алконосте». Вы сами не знали, какое имя дали издательству. Будет «Алконост», и будет он в истории, потому что все, что начато в 1918 году, в истории будет. И очень важно то, что