Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак

и дружбой с издательством „Алконост“, просил передать III том „Алконосту“. Ионов в разговоре с С. М. Алянским вначале категорически отказал»[555].

Об упомянутом выше разговоре с Ионовым и о позиции Блока в этом вопросе С. М. Алянский, судя по черновым записям, сохранившимся в собрании его дочери Н. С. Алянской, пытался написать несколько раз, но в конце концов отбросил эту затею. Скорее всего, этот сюжет плохо гармонировал с общей «сглаживающей» тенденцией мемуаров. Не включенный в книгу фрагмент воспоминаний ярко рисует картину скандала, произошедшего, по-видимому, в начале 1921 года:

<…> Ал. Ал-чу сообщили от имени И. Ионова, что при переходе Государственной Типографии в ведение Петроградского Совета рабочих и крестьянских депутатов, там обнаружен набор третьего тома, готовый к печати и что изд-во Петросовета готово выпустить эту книгу в свет, если автор не возражает.

На это автор ответил, что у него имеется договор с издательством «Земля» и нарушать его он не намерен и будет ждать, какое решение примет «Земля».

Блоку возразили, что типография не может держать набор неопределенное время и если сейчас же печатать книгу нельзя, то надо будет набор рассыпать.

Блок предложил «Алконосту» выпустить III том… Меня не пришлось долго уговаривать, так как предложение А. А. было мне по душе.

Опасаясь, что «Алконосту» финансово не осилить этого издания и не желая входить в конфликт с всемогущим[556] [зачеркнуто: главой издательства Петросовета] И. Ионовым, старым большевиком, но сумасшедшим человеком, я высказал А. А. откровенно свои соображения.

На это А. А. заявил мне, что он не позволит Ионову печатать своих стихов… потому, что он на всех изданиях, не только политических, но даже художественных, помещает на титульном листе, а то и на обложке лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».

Тут же А. А. написал довольно сухое официальное письмо Ионову, в котором отказывается от его предложения и просит передать набор «Алконосту» для издания.

Это письмо я должен был лично вручить И. Ионову.

И. Ионов был старый большевик, просидевший долгие годы в тюрьмах. Освобожденный после революции из тюрьмы, Ионов вскоре был поставлен во главе Издательства [зачеркнуто: Петросовета], должно быть потому, что сам имел склонность к литературе (известен его сборник стихотворений «Колосья»[557]).

Это был человек небольшого роста, голова его казалась огромной из‐за того, что длинные волосы на ней стояли торчком, как на еже; большие голубые глаза были посажены на лице так, что на них всегда было выражение удивления.

Я очень хорошо помню этот мой визит к Ионову, который чуть не кончился для меня трагически.

Прочтя письмо Блока, Ионов сначала спокойно, а потом распаляясь все больше и больше, начал уже кричать на меня, что я восстанавливаю Блока против Госиздательства и его, что он сейчас арестует меня и, наконец, выхватив пистолет, закричал, что застрелит меня сейчас же, на месте.

От неожиданности, должно быть, я не успел испугаться Ионова, а очень рассердился, схватил огромную, хрустальную чернильницу с его стола и с силой бросил ее на большое стекло, лежавшее на его столе.

Грохот и осколки стекла с брызгами чернил и мой неистовый крик [зачеркнуто: о том, что он сошел с ума,] сразу отрезвили Ионова. Он выронил пистолет и как мешок с картофелем рухнул на свое кресло и, с изумлением вытаращив на меня глаза, спросил: «Что вы разволновались?»

Не ответив, я выскочил из кабинета, с силой шваркнув дверью, выбежал на Невский. Напротив дома Зингера, в сквере Казанского Собора, я долго сидел, обдумывая случившееся.

Блоку я рассказал о <нрзб.> только гораздо позже[558].

Конфликт был притушен благодаря вмешательству А. В. Луначарского, к которому Блок обратился с просьбой о заступничестве[559]. С его помощью Блок выбил себе право выпустить третий том стихотворений в «Алконосте», причем по старой, дореволюционной орфографии. В 1921 году многострадальная книга все же увидела свет, правда, после смерти автора[560].

Естественно, Блок не стал объяснять в письмах наркому просвещения, что решительный отказ печататься в издательстве Петросовета объяснялся не только симпатией поэта к «Алконосту», но прежде всего тем, что глава издательства Ионов «на всех изданиях, не только политических, но даже художественных помещает на титульном листе, а то и на обложке лозунг „Пролетарии всех стран, соединяйтесь“».

Уже после кончины Блока Алянский напечатал семь томов его собрания сочинений[561]. Это были последние книги «Алконоста», что представляется весьма символичным.

Можно добавить, что так же, как в «Сирине», в качестве места издания на книгах «Алконоста» значился не Петроград, а канувший в Лету Петербург. К тому же, пока это было возможно (практически весь 1918 год), «Алконост» печатал книги в привычной старой орфографии (что для его первых авторов, например для Вяч. Иванова и А. Блока, было крайне важно). Впрочем, эти две особенности показывают, что Алянский ориентировался не только на издательство «Сирин», но и на традицию дореволюционных символистских издательств вообще, пытаясь таким образом противостоять советским тенденциям в книгопечатании.

Конечно, Алянский в мемуарах ни разу не упоминает ни имени Терещенко, ни названия его издательства. Причины такого умолчания понятны: ведь в 1917 году Терещенко стал министром Временного правительства, был арестован, а после «чудесного» освобождения эмигрировал.

4. ИЗДАТЕЛЬСКАЯ МАРКА

ЮРИЙ АННЕНКОВ И ВЕЩАЯ ПТИЦА ГАМАЮН

Вновь вернемся к названию издательства, с помощью которого С. М. Алянский, как мы ранее старались показать, манифестировал свое намерение продолжить дело издательства «Сирин». Однако только указанием на предшественника смысл названия не исчерпывался. Забегая вперед, отметим, что имя райской птицы-девы, выбранное Алянским для своего издательского проекта, оказалось крайне удачным и продуктивным.

Алконостом (или Альконостом) вскоре стали за глаза и в лицо именовать самого Алянского (как, кстати, ранее называли Терещенко — «Сирин»). И практически сразу же в кругах, близких к Алянскому, началось углубление, расширение и, в конечном счете, обогащение семантики названия. Как кажется, первым, кто запустил этот процесс переосмысления, стал художник Юрий Анненков, создатель знаменитой издательской марки «Алконоста».

Как следует из мемуаров Алянского, издательская марка была заказана Юрию Анненкову потому, что Алянский вместе с ним учился в гимназии, а с другими художниками просто не был знаком. Из истории создания марки известно — опять-таки из мемуаров Алянского — только то, что ее сделали и утвердили очень быстро. Времени на дискуссии не оставалось, но, без сомнения, художник знал (хотя бы в общих чертах) и издательские планы Алянского, и то, что издательство дебютирует поэмой Блока «Соловьиный сад».

Алянский-мемуарист не