Дочь солнца. Хатшепсут - Элоиз Мак-Гроу

   — Да, но разве можно назвать фараона человеком!

   — А кто же он такой?

   — Как кто? Он Гор! Он фараон!

Удивлённый Тот повернулся обратно и с любопытством посмотрел на друга. Видимо, того, о чём шла речь, он ещё не понимал. Тиах сразу заметил это, но был не в силах что-нибудь объяснить. К тому же что-то в расспросах Тота очень волновало его.

Тот тактично прервал обсуждение этой темы и вновь уставился на море. Он собирался задать другой вопрос, намного, намного более важный.

   — Ещё... ещё один... я думал о нём. Я когда-то знал одного старого воина. Его звали... — Тот сглотнул и почти беззвучно договорил: — Яхмос.

   — А, Яхмос-из-Нехеба! — сразу же воскликнул Тиах.

   — Так ты знаешь его? — вскричал Тот.

   — Нет, я не знаю. Я уже говорил Вашему Высочеству, что я всего лишь самый молодой лучник в моём полку, как же я могу быть с ним знакомым? Но во всех казармах знают его имя и славу, которую он завоевал в старые-старые времена; Этот старик служил троим фараонам — никогда ещё не было такого воина! Ведь он помогал выгнать гиксосов из Египта, он сражался плечом к плечу с великим Гором, который был дедушкой Вашего Высочества, осаждал проклятый Аварис и плавал по этому самому морю в погоне за нечистыми отродьями. Говорят, он выгнал их за пределы мира...

   — Но он всё ещё жив? — прошептал Тот. Тиах замигал и задумчиво ответил:

   — Уверен, что жив. Я не слышал о его смерти, и в Обеих Землях не было дня траура Но наверняка я не знаю. Я его никогда не видел.

   — И Нехси тоже не знает. Я спросил его однажды. Он не понял сначала, о каком Яхмосе я говорил, — а может быть, сделал вид, что не понял. Тебе не кажется это подозрительным?

Взволнованный, он пристально уставился на Тиаха, который так же тревожно, молча встретил его взгляд. В конце концов воин проговорил, понизив голос:

   — В эти дни происходит много подозрительного — так говорит мой отец. Но ни один воин никогда не забудет Яхмоса-из-Нехеба.

Значит, Нехси забыл о нём или хотел забыть, как и другие вельможи. И даже вспомнив, они не сказали ничего о его славе или его великих подвигах. Они говорили о нём только как о бывшем воспитателе-кормильце царевны, которого несколько лет назад сменил некий благородный по имени Сенмут.

   — Кто такой благородный Сенмут? — обиженным тоном спросил Тот.

   — Раб Амона, надсмотрщик за полями и работами Амона, воспитатель-кормилец царевны, первейший из семеров — друзей царицы.

Тот сердцем ощутил успокоительное тепло. Даже не глядя на Тиаха, он мог сказать, что его новый друг ненавидел этого Сенмута так же, как и он, хотя возможно, что тоже никогда его не видел. Было приятно знать, что кто-то находится на твоей стороне, хоть и непонятно, почему он на ней оказался.

   — Пойдём, — неожиданно сказал он. — Давай поднимемся на мачту и будем рассматривать всё, что увидим.

Это был первый из многих часов, которые мальчики провели в разговорах и буйных играх, настолько шумных, что корабельщики, оборачиваясь, смотрели на них, а бледные недовольные вельможи высовывались из своих кают. Они осторожно изучали новые для обоих иноземные привычки друг друга и слушали рассказы об их странах. Дни проходили, большая галера всё дальше уходила в изменчивый морской простор, и в сознании Тота обрисовалась довольно ясная картина Египта — обширной зелёной земли с городами, храмами и людьми, где великий Нил разливался и заливал долины, даруя земле плодородие, возвращался в своё русло, а затем умирал только для того, чтобы с великолепной и незыблемой регулярностью вновь разлиться и затопить страну.

Что касается самих египтян, то, если верить Тиаху, они были счастливейшими из людей. Даже после смерти их души не ожидала трапеза из пыли и грязи в мрачном аду; они удалялись в тростниковые поля в Западных Землях и там вечно жили в прекрасных домах, ели лучшее мясо, пили лучшие напитки и развлекались самыми весёлыми забавами. Чтобы наверняка попасть в этот будущий рай, человеку нужно было всего-навсего следовать законам и жить по справедливости, чтобы после смерти, когда Осирис в присутствии сорока судей поместит его сердце на чашу весов, а на другую положит Перо Правды, весы уравновесились и он оказался достоин приглашения в общество богов.

На Тота это производило впечатление чистейшего вымысла, хотя Тиах явно верил во всё, что говорил. Всё же Тот косвенными способами удостоверился, что молодой солдат был таким же твёрдым реалистом, как и он сам. Тиах тоже заметил в Кадеше явное отсутствие согнутых вый и радости, присущей слугам могущественного фараона.

   — Непокорные! — уныло сказал Тиах. — Сейчас они выказывают непочтительность, а потом начнутся волнения и восстания.

   — Тогда ты должен рассказать об этом моему отцу! — воскликнул Тот. — Наверняка он не знает об этом! Я сам расскажу ему!

Тиах быстро взглянул на него и перевёл взгляд в пространство.

   — Отец Вашего Высочества болен. Ему завоевания ни к чему.

В его тоне слышалась какая-то странная мягкость, словно он разговаривал с маленьким ребёнком. И от этого Тот неожиданно вновь почувствовал себя одиноким и неуверенным в себе. Этот вновь обретённый отец, о котором он не знал почти ничего, кроме того, что тот был болен... Тиах всегда говорил о нём с каким-то странным видом. Вероятно, он был действительно очень плох. Может быть, он даже не захочет увидеть сына и приветствовать его.

   — Госпожа Шесу будет мне рада, — убедил себя Тот. — И Яхмос... О, Яхмос обрадуется мне, если только я смогу найти его...

В этот день, последний день их морского плавания, воды были немилостивыми. Из кают опять раздались стоны жертв морской болезни, в воздух поднялся дымок от ладана, который воскуривали воины.

   — Кому ты молишься? — спросил Тот, увидев, что Тиах, как и все остальные, цепляется за свой амулет и что-то бормочет сквозь зубы.

   — Амону Сокрытому, — ответил Тиах. — А ещё Исиде, Птаху и всем остальным, о ком вспомнишь. Оттого, что тебе будут помогать сразу все великие, никому не будет хуже.

   — Вы прямо молитесь вашим великим? И сами произносите их имена?

   — Конечно, — сказал Тиах. Было ясно, что он озадачен вопросом.

   — И они слышат вас?

Юный солдат пожал плечами и жестом указал на каюты, на своих товарищей-воинов и весь переваливавшийся с боку на бок корабль.

   — Должно быть. Ведь мы проделали весь наш долгий путь в благополучии... — Он с любопытством изучил лицо Тота и спросил: — А разве вы, Ваше Высочество, не обращаетесь к богам?

   — Обращался, но в Вавилоне, а теперь... — Тот подумал о Нибаде и знакомом маленьком алтаре в доме Ибхи-Адада. Оба остались далеко позади, его отделяла от них тысяча лиг чужеземных пустынь, гор, моря. Ощутив ужасающую слабость от сделанного открытия, он выговорил:

   — У меня теперь нет бога.

   — Как это — нет бога! — вспыхнул Тиах. — Почему, во имя Амона? Ведь собственный отец Вашего Высочества — бог! Он Гор, и он же Упуат — Открыватель путей. Вы сами станете богом, когда станете царём!

   — Я стану богом? Нет, этого не может быть! Это... это же чепуха... — «Это опасно, — с трепетом подумал Тот, — говорить такие вещи!» — Люди это люди, а боги это боги!

   — Фараон — тоже бог, — твёрдо сказал Тиах. — И вы станете богом, когда над вашей головой свяжут Два Пера. Ваш предок — сам Осирис. Посмотрите, вон там в небе, если бы наши глаза могли выдержать сияние, мы бы на мгновение увидели его лик.

   — Мой предок? Но ведь это Шамаш, владыка Солнца, — прошептал Тот.

   — Я не знаю никакого Шамаша. Это Ра в своей золотой барке, а Осирис днём и ночью плавает с ним, над землёй и под ней — над Западными Землями, в которых он царствует.

Тот посмотрел на солнце ослеплёнными, полными слёз глазами, чувствуя внутри странное волнующее покалывание. Он знал, что это был Шамаш. Однако когда-то давным-давно у него было то же самое невероятное желание — пристально посмотреть на солнце и увидеть там своего дедушку. Он привык смеяться над такими мыслями. Но ведь он привык смеяться над старой мыслью о том, что его отец царь, а это оказалось совершенной правдой.

Тиах продолжал говорить, но Тот не улавливал смысла. Что-то о годах, которые должны будут пройти, прежде чем Тот станет Гором, а его отец — Осирисом...

   — Я думал, что мой дедушка был Осирисом, — в замешательстве прервал его Тот.

   — Сейчас он — Осирис, — терпеливо объяснил Тиах. — А ваш отец — Гор. Но Гор становится Осирисом, когда присоединяется к богам. Египтом начинает управлять новый Гор, а Осирис поднимается в барку Ра и плавает по небу...

   — Подожди, подожди! Ты говоришь, мой отец станет этим Осирисом? А кем тогда станет мой дедушка?

Ответ Тиаха прозвучал раздражающе неопределённо: