Блудное художество - Далия Трускиновская

– А помочь никак нельзя? - спросил Архаров.

– А чем тут поможешь? Причастили уж и соборовали. Вдруг все случилось. Сперва почки от шпанской мушки приказали долго жить, кровью ходил, бедняга. Потом так и повалился, рвота, башка трещит. Я ему - и кровь велел пустить, и пиявки на затылок, какое там… Слег - и уж не встанет. Вот тут я бессилен.

Помолчали.

– Осиротеет Дунька, - сказал Матвей. - Жалко девку, девка-то не совсем пропащая. Ты скажи молодцам - пусть ко мне заглядывают. Абросимов-то в сознании, развлечь его…

– А что говорит?

– Да слаб он, чтоб говорить. Поеду. Знал бы ты, Николашка, как это скверно - от одного живого покойника к другому…

Архаров принюхался и присмотрелся - Матвей был трезв.

– Да уж поезжай, - тихо произнес он. - Сам себе такое ремесло выбрал…

– А ты ругаешься, что пью, как же не пить… Ну, Бог с тобой.

Архаров несколько секунд глядел на захлопнувшуюся дверь. Понурый Матвей испортил деловой настроение. Архаров одним движением смел со стола все Яшкино добро.

– Прибери, Петров. Эй! Кто там из канцелярских бездельем мается? Кликнуть сюда, - распорядился Архаров. - И бабу из подвала ко мне!

Оказалось - все исправно трудятся. Тогда за столик сел Устин и приготовился записывать.

Вошла Феклушка. За ней следом - Шварц.

– Ваша милость, - обратился он к Архарову как-то чересчур почтительно. - Благоволите более особ женска полу в каморку не посылать. Ибо производят смущение среди моих подчиненных.

– И кто попался? Вакула? - спросил Архаров.

– Нет, к прискорбию моему, не Вакула, а добродетельный служащий Барыгин, - ответствовал Шварц. - Я полагал, что он в свои годы, имея супругу и взрослых детей, нажил поболее разума.

Архаров поглядел на Феклушку и хмыкнул. У бабенки на лице была написана склонность к похождениям и страсть к привлечению мужского внимания даже в таком неподходящем месте, как подвал Рязанского подворья. А когда лицо говорит о намерениях столь выразительно - то кавалерам уже мало дела до запачканного рукава сорочки или отпоровшегося подола юбки.

– Ну, насчет разума - ты, Карл Иванович, сам с ним разбирайся. А особу давай сюда. Потолкуем. Ей известно, куда наш Скес подевался. Как звать тебя, особа?

– Феклой во святом крещении, в девичестве - Корешковых, замужем за рабом Божиим Федотом, по прозванию - из Балуевых, - замысловато доложила Феклушка. Она уже избыла страх и даже поглядывала на знаменитых своим свирепством Архарова и Шварца с известным бабьим любопытством.

Архаров также глядел на нее с любопытством. «Фекла» - сие имя значит совершенная. Внешне никаких совершенств в посетительнице не обнаружилось - ряба, неопрятна. Но имя обмануть не может - стало быть, есть некие внутренние.

– Погодите, ваша милость, - сказал Шварц. - Наипаче всего следует поблагодарить сию особу за то, что она отважно пришла в полицейскую контору, а не скрывала несчастливую авантуру нашего служащего от боязни повреждения своей репутации.

Феклушка уставилась на немца с тревогой - ничего в его речи не поняла.

Далее Шварц преспокойно добыл из кармана пряник, вручил его Феклушке и, отойдя, уселся у стены, ожидая дальнейших событий.

До сей поры Шварцевы пряники получали мальчишки на побегушках. Архаров понимал: немец не женат, детей ему никто не нарожал, и та малая природная доброта, что отпущена ему Господом, ищет разумного и недорогого выхода. Сей пряник тоже был заготовлен на случай, если кто-то из парнишек окажет себя толковым и исполнительным служащим. Вручение его Феклушке было сущей загадкой.

– Ну, говори, Феклуша, как вышло, что твой братец удрал от тебя без штанов, - вот так, с шутки, Архаров начал допрос и даже изобразил подобие улыбки.

– Да ваше сиятельство… спал он, а я пошла корову доить и в стадо провожать… Прихожу - его нет. Как спал в исподнем, так и ушел.

– Куда бы и для чего он мог податься рано утром?

Феклушка вздохнула.

– Ваше сиятельство, должно, по службе. Он ведь все про соседку мою Марфу расспрашивал, а на той Марфе клейма ставить негде, сколько молодых девок перепортила! А против нее и слова сказать не смей, тут же кричит, что архаровцев на тебя… ахти мне!…

– Вот это новость, - сказал Архаров. - Слышь, Карл Иванович? Пригрели змею на груди. А ты ничего не бойся и все обстоятельно обскажи - когда и для чего твой братец расспрашивал про Марфу. Что он там такого сомнительного приметил?

– А что к ней рано утром на огород кавалер ходит, - доложила Феклушка. - И она с ним в летней кухне сидит.

Архаров и Шварц переглянулись.

– Мусью нашего, стало быть, можно с рогами поздравить, - заметил Архаров. - Только какое дело Скесу до тех рогов?

Яшка всегда держался особо, ни с кем не ссорился, но и никому со своей любовью не приставал. Архаровцы и в полицейской конторе дружились теми же компаниями, что на чумном бастионе: Федька Савин - с Тимофеем Арсеньевым и с Демкой Костемаровым - когда они не были в ссоре; Ваня Носатый - с Сергейкой Ушаковым и Филей-Чкарем… Яшка-Скес с чумного времени сохранил нечто вроде привязанности к Харитону-Яману, с коим трудился на одной фуре, но Харитон погиб. Его место заступил Устин Петров - они стали приятелями. Скес с Клаварошем говорил только по служебной надобности, и уж не стал бы ночью бегать по огородам, чтобы уличить в неверности Клаварошеву зазнобу, такое и Федька, горячий в дружбе, не мог бы учудить.

– Нет, ваша милость, они там не любились, а только говорили, - вдруг объявила Феклушка.

– А ты почем знаешь?

– Бабы толковали.

– Так что же, бабы твои сквозь стенку видят, кто с кем любится?

– Не видят, а только они там не любились, - упрямо стояла на своем Феклушка. - Сказывали, Марфа-то бесстыжая к нему в одной рубахе бегает, а только не любятся, разговоры ведут. Марфа-то хитрая! Коли бы хотела любиться - нашла бы место получше, чем кухня на огороде!

– И то верно… - задумчиво согласился Архаров. Он знал Марфу не первый год - она, промышляя скупкой краденого, могла назначать свидания с кем-то из шуров рано утром, чтобы не видал никто - ни Наташка, ни Тетеркин, ни Клаварош - в те дни, когда ночевал у нее. Шур, стало быть, из клевых… и добыча, надо полагать, непростая, раз Марфа не ленится вставать спозаранку…

Уж не связан ли Скесов розыск с той сухарницей из блудного сервиза мадам Дюбарри, что принес Марфе никому не ведомый Овсянников?

Это уже было похоже на правду - Яшка напал на след сервиза, но что ж он никому в полицейской конторе не сказался?

– Ваша милость, коли он не вернулся, стало, попал в беду, - сказал Шварц. - Надобно искать тело.

– Ахти мне! - Феклушка взялась за щеки.

– Тебе бы только покойников искать, - буркнул Архаров. - Может, жив еще.

– Был бы жив - пришел бы, как полагается, и оделся. Не может быть, чтобы он без кафтана и штанов, в нарушение всех приличий, где-то более суток пребывал живой. Он мог в самом крайнем случае прислать кого-либо сюда, или же к приятелю своему Петрову, или же сам к нему прийти под покровом ночного мрака…

– Так. Ты, выходит, полагаешь, что Скес уже плывет вниз по Москве-реке?

– Меня бы сие не удивило, - хмуро отвечал Шварц.

– Ахти мне, - повторила испуганная Феклушка.

Архаров повернулся к ней и посмотрел тем самым неприятным взглядом, от коего бабы взвизгивали, а особа деликатная могла и чувств лишиться. Феклушка лишь шарахнулась.

– Ты сейчас пойдешь домой как ни в чем не бывало, - велел Архаров. - А за тобой следом пойдут два наши молодца. Ты им покажешь, как твой братец от тебя огородами пробирался к Марфе, и скажешь также, кто еще из соседок об эту пору коров в стадо провожает. Так понемногу и догадаемся, куда он подевался.

– Ваша милость! - воскликнул Устин, вскочив. - Мне! Мне дозвольте, Христа ради! Я справлюсь!

– Тебя послать - так, чего доброго, вдогонку за Скесом поплывешь…

– Ваша милость, я же жил в Зарядье! Я там многих знаю, и меня также помнят! Мне скажут!… Пустите, Христа ради!

Такая мольба была в Устиновых глазах, что Архаров подумал: у бывшего дьячка совесть нечиста, норовит как-то покрыть грех.

– Ступай, Фекла Балуева, подожди за дверью, - сказал он. - И ты, Карл Иванович, ступай. А ты, Петров, останься.

Устин глядел в пол, пока Архарову не надоело молчание.

– А ну, выкладывай все начистоту, как на исповеди! Что ты знаешь про тайный Яшкин розыск! На кой хрен ему карета графа Матюшкина? Как ко всей этой дряни Марфа приплелась?

– Ваша милость, я не знаю, Христом-Богом - не знаю! - воскликнул Устин.

– А что ты знаешь? Для чего ты так рвешься Скеса искать?

– Ваша милость… Это… это дело божественное… Он ведь из-за меня в беду попал…

– Ну, ну, как это - из-за тебя?

– Я, ваша милость, с ним разговаривал, молитвы ему переписывал, а он… а я… он ведь теперь и помолиться-то не умеет из-за моего нерадения!…

До Архарова не сразу дошло, что Устин, как всегда, взвалил на себя тяжкий крест просвещения заблудших душ - на сей раз Яшкиной души.