Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двухэтажный дом с треугольной покатой крышей окружал сад — летом цветущий, наполненный трелями птиц. На зиму он застыл, погруженный в безмолвие снега и укутанный под его густым пологом. Все здесь говорило о запустении и упадке: от живой изгороди, которая в это время года превращалась в сплетение обвивающих забор гибких ветвей, остались одни лоскутки. Вместо нее решетке пустила завитки ржавчина. Не таким я помнила это место, но что теперь с моих воспоминаний?
Отодвинуть створку ворот оказалось не так и легко: она поддалась неохотно, с надсадным скрежетом, словно поднимающийся из кресла старик, зашедшийся в кашле. Тотчас из глубины сада выскочила собака — небольшая, светло — рыжая, раза в два меньше Арка, и залилась оглушительным лаем. Шоколадка испуганно заржала и рванулась назад, но я удержала ее. Тут же хлопнула дверь, чьи‑то шаги отозвались скрипом снега, а потом хриплый голос отца разорвал звенящую морозную ночь:
— Кого там еще несет на ночь глядя?!
Передо мной возник мужчина неопределенного возраста, в одной руке он сжимал фонарь, в другой — ружье. Каштановые волосы поглотила седина, глубокие морщины вспахали лицо, как плуг землю. Только глаза мне были знакомы: серые, с прищуром, угрюмо глядевшие на меня из‑под заросших кустистых бровей. Глаза отца — словно отражение моих.
— Дон, тихо! — прикрикнул он на пса. — Заблудились, миледи?
То ли света фонаря оказалось недостаточно, то ли он меня просто не узнал. Я стояла, не в силах вымолвить ни слова, только слышала, как сердце бьется о ребра. Родительский дом всегда оставался для меня маяком — недосягаемым, но от этого не менее ярким, я помнила легкий запах корицы и ванили, который тянулся с кухни, мамины портреты, что даже после появления Глории остались на своих местах, мои разговоры с отцом — в те дни, когда он не был занят, я залезала к нему на колени и просила рассказать мне о ней. И он рассказывал — о том, как впервые увидел ее: рыжую веселую девушку, рядом с которой расцветал душой. Я узнавала ее через папины рассказы да через дневники, которые передала мне бабушка. Я никогда не видела маму, но она жила рядом со мной, в этом доме, в нашем с отцом сердцах. В доме, который сейчас взирал на меня черными глазницами окон, точно так же на меня смотрел отец.
Я шагнула вперед, ближе к нему, еле слышно прошептала:
— Папа… это я.
Сначала он отшатнулся, словно мой голос показался ему вестником с того света, а потом поднял фонарь повыше, вглядываясь в лицо. Я зажмурилась, но лишь на миг, чтобы открыв глаза, встретить полный неверия и ненависти взгляд. На скулах отца заходили желваки.
— Точно, это ты! Змея!
В лицо мне ударил кислый запах перегара, когда отец сорвался на крик.
— Да как ты вообще посмела заявиться сюда, после того, что сделала?!
Я невольно шарахнулась назад, а он наступал на меня. Собака вновь зашлась истеричным лаем.
— Папа, я приехала, чтобы помочь!
— Помочь?! — он остановился, а потом расхохотался — хрипло, громко. — Сначала ты лишаешь нас всего, а потом заявляешься, чтобы помочь?!
Всевидящий, сколько еще мне будут припоминать тот поступок? Я за него уже расплатилась с лихвой! И в прошлом, и в настоящем.
— Папа, я правда хочу помочь. Давай пройдем в дом…
— Ноги твоей не будет в моем доме, — прошипел он, — пока я жив — никогда!
Несмотря на то, что я и так замерзла, меня окатило холодом — словно вдобавок к морозу ледяной водой плеснули из ведра.
— Как скажешь. — Я раскрыла саквояж и достала завернутые в шарф драгоценности.
— Здесь все мои украшения, а еще письмо от человека, он готов дать тебе ссуду…
— Мне не нужны твои подачки!
Он ударил меня по руке, драгоценности упали в снег. Брызнули темными каплями крови, впитываясь во всепоглощающую белизну. Меня затрясло — то ли от холода, то ли от ярости. Фрай всерьез считает, что мой отец участвовал в заговоре? Да этот человек заживо сгорает в бессильном отчаянии! Ему кажется, что его жизнь кончена, ему наплевать на себя и на семью, на то, что завтра может просто не наступить.
Понимая, что разговор продолжать бесполезно, я крикнула:
— Глория!
Надеюсь, хотя бы у мачехи хватит ума понять, что сейчас гордость придется отодвинуть в сторону.
— Глория!
Губы отца искривились, словно он собирался плюнуть мне в лицо.
— Зря кричишь, Луиза. Глории здесь нет. Она ухаживает за твоим дедом, на которого у тебя не нашлось времени.
Я, уже набравшая воздуха для нового крика, поперхнулась и закашлялась. Подбежала к отцу, вцепилась в его накидку, с силой встряхнула:
— Что ты сказал?!
Фонарь с шипением упал в снег, следом за ним ружье. Он с силой схватил меня за запястья и прорычал в лицо:
— Твой дед при смерти, лживая дрянь! Скажешь, тебе это неизвестно! Ты заставила его переписать состояние на тебя, а после решила, что он не стоит даже последнего визита? Знай я, что ты такое, придушил бы тебя во младенчестве!
Он отшвырнул меня с силой — так, что я не удержалась на ногах и упала прямо под разросшийся огромный куст. Совсем не символично, чего уж там: сирень в Энгерии считается признаком счастья, например, если хотят заговорить о помолвке, дарят букет сирени. Вот только учитывая все сделанные мне за сегодня комплименты, я должна была свалиться в заросли аброуза — этот невероятно красивый цветок растет в снегах и считается символом куртизанок. На заре истории энгерийские ночные бабочки зимой цепляли его на платья, чтобы джентльмены могли опознать их профессию и пригласить… ну, кто куда. Я смотрела, как отец удаляется в сторону дома, похлопывая по ноге бегущей рядом собаке, и впервые в жизни мне не хотелось подниматься. Не хотелось вообще ничего.
И так и этак выходило, что я продажная дрянь. Отец ненавидит меня за то, что я якобы встала между ним и законным наследством, Винсент считает, что я его использую. Но самое страшное заключалось в том, что я услышала про деда. Мысли мешались, путались, скатывались в клубки. Как же так?! Ведь недавно я получила от него письмо, в котором он ни словом не обмолвился о болезни! Пару дней назад Себастьян сказал мне, что мачеха дома, с Кианой и отцом. Почему он мне солгал?!
Не знаю, сколько прошло времени, я окоченела окончательно и поняла, что либо к утру замерзшую меня отец прикопает на заднем дворе и вздохнет с облегчением, либо я сейчас подниму свою унылую раскисшую пятую точку, отвезу ее в Лигенбург и завтра утром решу, что делать дальше. Ну, или уже сегодня.
Пальцы отказывались подчиняться, когда я собирала рассыпавшиеся драгоценности. Я судорожно сгибала и разгибала их — до той самой поры, пока не почувствовала, будто их опустили в кипяток, и только после, кусая губы, продолжила свое занятие. К счастью, записку Рина придавило браслетом Вудворда, я завернула ее в шарф вместе с частью украшений и отнесла к двери. Оставшиеся побрякушки ссыпала к себе в саквояж — мне явно понадобятся деньги на билеты, причем как можно скорее. Наплевать, кто и что там подумает, я должна успеть повидаться с дедом.
- Дикая лихорадка (ЛП) - Донна Грант - Любовно-фантастические романы
- Цветок змеиного дома - Галина Нигматулина - Любовно-фантастические романы
- Парящая для дракона. Обрести крылья - Эльденберт Марина - Любовно-фантастические романы
- Бунтарка и Хозяин Стужи - Марина Эльденберт - Любовно-фантастические романы
- Мой первый, мой истинный - Марина Эльденберт - Любовно-фантастические романы
- Луна Верховного 2 - Марина Эльденберт - Городская фантастика / Любовно-фантастические романы
- Умри для меня - Эми Плам - Любовно-фантастические романы
- Хроники Бастарда: Ив - Марина Эльденберт - Любовно-фантастические романы
- Измена. Я не предавала тебя (СИ) - Екатерина Гераскина - Любовно-фантастические романы
- Мой ненаглядный капитан - Шерстобитова Ольга Сергеевна - Любовно-фантастические романы