Дети Капища - Ян Валетов

Они прошли мимо станции метро, занимавшей угол здания, мимо нескольких магазинов, у которых толпилась молодежь. На узких скамейках, расположившихся в центре пешеходного тротуара, не было свободного дюйма – их оккупировали компании: ярко раскрашенные, раскованные и веселые. Звучал смех.

«То, чего я всегда был лишен, – подумал Сергеев, скользнув глазами по собравшимся на вечерний променад по клубам юношам и девушкам. Девушки были хороши. Юноши в меру мужественны. – Сначала беззаботности детства. Потом вольностей юности. Все свои радости я не получил, я их урвал у служебного долга. И даже сейчас я не просто прогуливаюсь, а иду по одному из красивейших городов мира исключительно по делу, к которому предпочел бы не иметь никакого отношения. И не с любимой женщиной, которую я оставил дома, а бок о бок с человеком, которого я не знаю и предпочел бы не знать. С человеком, который мне, честно говоря, антипатичен на химическом уровне. С вчерашним противником, которого я постоянно „прокачиваю“, как и он меня. Что может быть опаснее, чем временный союзник? Но именно его мне предназначили в напарники по нынешней игре, сути которой я опять не понимаю».

Они вышли из короткого переулка на угол небольшой улочки, утыкавшейся в ступени театрального подъезда, и тут же рядом с ними, как из-под земли, появился джип Хасана. За затемненными стеклами мелькнула тень. Телохранители отрабатывали свой хлеб старательно и не без особого шика.

– Когда Аллах хочет испытать кого-нибудь, – сказал Нукер с нескрываемой иронией на лице, – он заставляет его наступить на собственное самолюбие.

– Не обольщайся, наши дела слишком мелки, чтобы Аллах обращал на них внимание, Хасан. Я не считаю это испытанием.

– Знаешь, Сергеев, я чувствую, что была бы твоя воля…

– Это да, – подтвердил Михаил спокойно. – Но воля не моя. Это работа. Ты назвал пароль. Мне приказано оказывать содействие тому, кто выйдет на связь. Когда-то, много лет назад, нас учили не оспаривать приказы начальства, чтобы не испортить гениальность замысла. Я подчиняюсь. – Он глянул на довольное лицо собеседника и добавил: – Пока подчиняюсь, Нукер, пока. Да и ты, как я вижу, ко мне братских чувств не испытываешь. Мы с тобой просто попутчики…

– Волею Аллаха, – проскрипел Аль-Фахри, останавливаясь.

– Ну, – отозвался Сергеев задумчиво, – я бы не стал заноситься столь высоко.

– Ты хорошо сказал – попутчики. Попутчик – это никто. Это не гость, которого нельзя тронуть, пока он в твоем доме. Это не друг-единоверец, которому велено отдавать последнее, это не враг, убить которого – благое дело. И ты никогда не станешь ни гостем, ни другом, ни единоверцем…

– В моем возрасте уже не обрезаются, – улыбнулся Михаил, останавливаясь и глядя в черные, блестящие глаза Нукера, – так что тут ты прав – не быть нам единоверцами. А вот одна вакансия осталась незанятой! Попутчик всегда может стать врагом. Так?

– Так, – подтвердил Аль-Фахри.

Он держал себя в руках, профессионал все-таки, но ноздри его нервно шевелились, как у ахалтекинского жеребца, учуявшего волков.

– И если Бог на твоей стороне, шурави, то он сделает так, чтобы ты оказался как можно дальше от меня в тот момент, когда наши пути разойдутся. И не зли меня, попутчик! Не проверяй, как много оскорблений я могу выслушать, не убив тебя! Ты нужен мне, но не настолько, чтобы быть неприкасаемым.

– Тогда и ты запомни, Хасан, я получил приказ, но некому проверить его исполнение. Ты понял, о чем я говорю?

Неожиданно Аль-Фахри улыбнулся: морщинки пробежали в углы глаз, на синих от бритой щетины щеках проявились ямочки. Он засмеялся, задирая подбородок, отчего стал особенно заметен шрам на шее – затянутое рубцовой тканью входное отверстие от давнишней пули, узел с фасолину величиной. Заходил по простреленному горлу угловатый крупный кадык, сверкнули белые, как рафинад, зубы.

– Тот, кто свел нас вместе, имел правильный расчет, – отсмеявшись, сказал Хасан механическим, дребезжащим, как старый велосипед, голосом. – Кто лучше всего будет следить друг за другом? Конечно, два врага, у которых одна общая цель! Ты не пропустишь моей ошибки, я, уж поверь, не пропущу твоей. Если нам придется убить один другого – мы сделаем это с удовольствием. Вот ответ на твой вопрос, Сергеев! Для того чтобы сделать то, что нам поручено, мы идеальная пара.

За его спиной снова возник черный «рэндж-ровер» Хасана. Чтобы так маневрировать в узких, с односторонним движением, улочках Ковент-Гардена, надо было быть действительно асом. Задняя дверь джипа распахнулась, и Сергеев увидел ствол с массивным цилиндром глушителя на нем. Пушка была серьезная – девятимиллиметровый «инграм», способный превратить их с Хасаном в фарш секунды за полторы. Лица человека, держащего их на прицеле, видно не было: он находился в тени, но намерения у него были самые недружелюбные, в этом сомнения не возникало.

За спиной у Сергеева тоже что-то происходило: выражение лица Аль-Фахри до мимики героя античной трагедии не дотягивало, но, если судить по изменившемуся выражению глаз, то, что он видел, ему не нравилось.

Медленно, стараясь не делать резких движений, Михаил посмотрел через плечо.

То, что не радовало Хасана, называлось «Хеклер и Кох» с интегрированным глушителем. Забавная, компактная машинка, прошивающая парабеллумовским патроном бронежилеты, словно они из бумаги сделаны. Особенно на такой дистанции. Держал его в руках, и, надо заметить, достаточно ловко, толстый, черный, как эбонит, продавец игрушек, у ног которого ползал по-пластунски, издавая жуткие тарахтящие звуки, электрический морской пехотинец.

Ситуация, в сущности, была так себе. Не курорт, конечно, но рискнуть можно, хоть ребята и расположились грамотно, чтобы не попасть под перекрестный огонь. Хасану, конечно, доведется узреть Аллаха немедленно, но кто сказал, что мучеником становятся просто так? А вот у Сергеева все шансы выскочить есть. Причем не только остаться в живых, но и положить обоих стрелков рядышком и водителя между ними.

Вот только одно – на площади вокруг них кипела жизнь. У входа в кондитерскую стояли туристы, толпились тинейджеры у входа в кинотеатр, в нескольких шагах от них две бабушки, совершенно пасторального вида в черных «вдовьих» платьях, белых буклях и черных плоских шляпках по моде тридцатых годов, кормили обнаглевших жирных голубей. Молодая пара, обнявшись, шла прямо на джип, а значит, и на ствол скорострельного «инграма». На груди у рослого рыжего парня, обнимавшего крупную, толстоногую девицу в линялых шортах и мешковатой футболке за плечи, висел упитанный, с огненными волосами британец, месяцев четырех от роду.

Краем глаза Михаил заметил, как у Нукера напряглись плечи и сказал:

– Спокойно. Не дергайся.

Хасан был бледен мертвенной бледностью адреналинового наркомана. Зрачки его глаз расширились, губы вытянулись в нитку. Сергеев знал, что означает это состояние – сжатая до предела пружина, готовая мгновенно распрямиться, круша все вокруг. Можно было с уверенность утверждать, что судьба вислощекого рыжего британца, болтающегося в рюкзаке на груди у папы, его нимало не волнует. Как, впрочем, и судьбы всех остальных на этой площади.

Счет шел даже не на секунды, на миллисекунды. У Аль-Фахри не было ни единого шанса, начни он свой безрассудный танец. Но и у Сергеева не было ни единого шанса, если Хасан начнет действовать. Более того, у очень многих беззаботных туристов, фланирующих по округе, вероятность выжить была практически равна нулю. Михаил прекрасно представлял, что такое стрельба из автоматического оружия в условиях центра города, а то, что оба боевика будут стрелять на поражение, сомнения не вызывало. Больно уж ухватисто они держались за свои «железки».

– Не вздумай, – сказал он Нукеру на фарси. Какая уж тут маскировка! Слова, произнесенные на родном языке, и сознание того, что на нем заговорил шурави, невольно заставили Хасана вздрогнуть, и Сергеев выиграл ту секунду, которая была ему так необходима. – Стой спокойно и предоставь действовать мне.

Адреналиновый блеск в глазах араба начал тускнеть. Стало понятно, что рывка уже не будет. А значит, шансы Сергеева закончить все в свою пользу стремительно росли!

– В машину! – приказал негр с «хеклером» в руках на английском, в котором явственно слышался гортанный, незнакомый акцент. «Хеклер» в его руке смотрелся дамским браунингом. – Быстренько, быстренько! Чтобы я не повторял, парниша!

Он был круглолиц, грузен и черен так, как бывают черны только уроженцы Центральной Африки – то есть радикально, словно гуталин, но при этом чем-то напоминал покойного американского комика Джона Кэнди – это сравнение пришло к Сергееву в голову почти сразу, как негр заговорил, и он мысленно так и окрестил его – Кэнди. Конфетка тянула этак килограммов на сто тридцать – сто сорок, но нездорового жира в этих килограммах не было вовсе. Продавец игрушек был скроен, как бульдозер, и его комплекция увальня была обманчива. Сергееву был знаком такой тип – все эти центнеры и килограммы могли выстрелить навстречу опасности со скоростью горячего спорткара.