Позолоченное великолепие - Розалинда Лейкер

— Кто-кто, а ты имела на это право.

Изабелла почувствовала на себе его теплый, нежный взгляд. Будто ее ласкало дыхание Томаса. Будто его пальцы дотронулись до ее волос. Она вспомнила первые робкие поцелуи, ставшие неистовыми. Будучи женой другого мужчины, она пыталась стереть их из памяти и полностью забыть. Напрасно. Любовь, даже если она дремлет, не прислушивается к голосу разума.

— Теперь у меня появится право хвалить твою мебель перед другими, когда она будет готова и займет свое место в новом доме, — твердо сказала Изабелла. — И чем скорее я все решу, тем скорее наступит этот день. — Она снова подняла голову и, видно, взяла себя в руки. — Так что я прощаюсь с тобой до завтра.

В назначенное время Изабелла явилась в дом на Арлингтон-стрит, взяв с собой Кэтрин ради собственного спокойствия. Она решила, что ни в коем случае не должна позволить себе дать волю чувствам, ибо тогда они могли взять верх над ней, а в присутствии третьего человека такое вряд ли случится. Изабелла тут же заметила, что Кэтрин приняла ее приглашение осмотреть новый дом из чистой вежливости, ибо обычно она предпочитала возвращаться домой на пару часов, когда появлялась такая возможность. При других обстоятельствах Изабелла отпустила бы ее, но только не в этот раз. Хотя они стали подругами, Изабелла не очень полагалась на Кэтрин, ибо была слишком замкнута, чтобы доверять кому-либо свои сокровенные чувства. Она не сомневалась, что девушка не догадается, почему ее компания так необходима.

Они прибыли чуть раньше назначенного времени. Дом был с террасой красивых пропорций, просторными комнатами, красивыми каминами и потолками. Кэтрин невольно заинтересовалась домом и забыла о том, что в этот час ее отвлекли от собственных дел. Завершив предварительный осмотр, они сели у окна в лучах солнца. Глаза подруг прикрывали широкие поля шляп из итальянской соломки. Обе были в коротких накидках и широких светлых юбках, их модная одежда разнилась только покроем, что подчеркивало разницу между леди и дочерью аптекаря.

Томас прибыл, когда часы пробили полдень. Они услышали, как в пустом холле отдавались его глухие шаги. Изабелла позвала его.

— Я здесь, мистер Чиппендейл. — В присутствии Кэтрин она не стала называть его по имени.

Когда Томас вошел, Изабелла заметила его удивление тем, что она не одна. Это острое как боль сожаление смешалось с огромной радостью, что она не одна. Если бы не Кэтрин, Изабелла вскочила бы и бросилась бы в его объятия, невзирая на все возможные последствия. Она встала, представила подругу и задалась вопросом, ощущает ли он смятение ее чувств. Она знала, что все ее существо стремится дать им волю. Наверно, он догадался, почему она решила не встречаться с ним наедине, и поэтому ей было трудно посмотреть ему в лицо, чтобы узнать, что выражают его глаза. Разочарование? Или даже гнев, что она умышленно отказалась от столь удобного случая? Она начала говорить о своих заметках, которые дополнила записями карандашом, пока ждала его прибытия. Томас согласился с ее мнением и сделал встречные предложения. Из комнаты они вышли рядом и приступили к неторопливому и тщательному осмотру дома. Он показывал, как и где следует разместить некоторые предметы мебели, пользуясь сделанными ранее рисунками и набросками помещений, чтобы ей все стало понятно. Кэтрин шла следом за ними, прислушиваясь к их разговору, пока ей все не наскучило. Во время их беседы она выглядывала из окон, иногда притоптывала туфлей, невольно вздыхала, а однажды чуть не зевнула. Она обрадовалась, когда Изабелла собралась уходить и первой оказалась у экипажа, ожидавшего близ дома.

Месяц спустя Кэтрин вернулась в дом отца. За это время Натаниел немного поправился, он мог ходить по дому, гулять в саду, но все еще оставался беспомощным и нуждался в серьезном уходе. Доктор Ступе подбодрял его и был исполнен оптимизма, он считал, что больного следует всячески ублажать, и приводил доводы в пользу того, что ему еще какое-то время не следует возвращаться в Палату общин. Но эти доводы не могли обмануть даже ребенка. Временами Натаниел раздражался непомерным рвением врача, насмехался и грубил ему. Он упрямо отказывался от простых блюд, которые, по мнению Изабеллы, были легче для пищеварения, и сам решил поправить свое здоровье, требуя, чтобы ему каждый день за едой подавали устрицы и шампанское, жирный студень и большие порции бифштекса с кровью.

Он по мере возможности выезжал, совершал прогулки в экипаже, посещал дом на Арлингтон-стрит вместе с Изабеллой, когда она хотела взглянуть, как маляры и декораторы распоряжались выбранными ею цветами. Натаниел был там, когда она два или три раза встречалась с Томасом, и пожелал узнать все о том, как дом будет обставляться мебелью и сам распорядился насчет своего кабинета, который следовало снабдить книжными полками. Ему стало не по себе, когда парламент отправился на длительный перерыв, а он так и не смог ни разу появиться на его заседаниях. Натаниел решил оставить дела, касавшиеся нового дома, в руках заслуживающего доверия управляющего и отправиться в Йоркшир, где собирался провести несколько месяцев в спокойной обстановке и поправить здоровье.

Изабелле никогда так не хотелось уезжать из Лондона. Она несколько раз откладывала отъезд, пока Натаниел не потерял терпения и заявил, что они отправляются в путь на следующий день. Ей было трудно представить, как она сможет провести много недель, не видя Томаса, и, более того, ей стало совершенно невыносимо хамство мужа. Недавняя болезнь привела к тому, что у него часто менялось настроение. Муж нередко погружался в длительное раздумье, и Изабелле сначала показалось, что он серьезно озабочен своим здоровьем. Затем, по пути в Йоркшир, куда они ехали не спеша, чтобы не утомлять его, она со страхом подумала, что он вдруг стал испытывать к ней сильную неприязнь. Иногда, посматривая на него, пока они ехали в экипаже, она ловила на себе его сердитый и задумчивый взгляд, но он тут же отводил глаза.

Приехав в имение Тренчей, она не испытала облегчения. Изабеллу так терзало присутствие Генриетты, что она иногда посылала флегматичную, лишенную эмоций Эми в свою комнату впереди себя, затем просила другую служанку узнать, где находится несчастное создание, чтобы случайно не наткнуться на него. Единственное спасение заключалось в том, чтобы как можно больше времени проводить в парке. Она часами каталась верхом по пустоши, наслаждаясь свежим воздухом, волнистыми склонами, мягкой зеленой травой, которая тысячу раз меняла оттенки по воле солнца и погоды.

Эми, чьи глаза и уши были предельно остры, всячески старалась, чтобы Изабелла знала обо всем, что происходит в ее отсутствие. Джентльмены из других имений наведывались сюда и справлялись о здоровье Натаниела. Приходили также знакомые политики, а дамы, специально приезжавшие в имение Тренчей, выражали надежду на то, что скоро увидят ее. Начали поступать приглашения. Натаниел не хотел никуда ехать, чувствуя себя не совсем здоровым, а Изабелла послала кого-то в Лондон за новой партией порошков из аптеки Редшоу, которые тут же привезли. Мужу снова стало легче. Местный врач наведывался довольно часто, больше для того, чтобы выпить пару рюмок превосходного бренди Натаниела, и ограничивался лишь прощупыванием пульса. Он был вполне доволен тем, что лечение, назначенное доктором Ступсом, здесь можно продолжать с тем же успехом, что и в Лондоне.